Литературно-художественный интернет-журнал

Алексей Васильевич Кравченко

 

 

«978: Будем помнить»

 

«Светлой памяти всех тех, кто прошел через горнило Великой Отечественной Войны на Николаевской земле…»

 

   Днем, 8 октября 1941 года на окраине с. Поповка юго-восточнее Запорожья гремел бой. Части советских войск прорывались из окружения танковых клещей вермахта, стремясь пробиться на восток через линию фронта к своим. Несколькими днями ранее Ставка Верховного главнокомандующего для эвакуации командования попавшей в окружение армии выслала специальный самолет. Такая практика имела место и ранее. Так, в сентябре из Киевского котла был вывезен самолетом командующий Юго-западным направлением маршал Семен Буденный.

Однако, несмотря на предложение Ставки командующий окруженной 18-й армией, бывший поручик Царской армии Андрей Кириллович Смирнов, отказался покинуть свои войска, до конца разделив судьбу подчиненных, как того требовала воинская честь офицера.

Согласно официальной версии генерал-лейтенант А.К. Смирнов погиб в бою. По другим данным, во избежание плена  застрелился. Тем не менее, командующий армией был похоронен немцами со всеми почестями, которые оказывались высшим офицерам.

18-я армия А.К. Смирнова во время этих боев, по различным подсчетам, потеряла от 65 до 100 тысяч человек погибшими и была практически уничтожена. Лишь немногим удалось вырваться из окружения, которое для армии было вторым по счету. Двумя месяцами ранее, в середине августа, 18-я армия с боями уже прорывалась из котла, устроенного под Николаевом.

*  *  *

 

По воспоминаниям старожилов Николаевской области в конце весны – начале лета 1941 года практически каждый вечер можно было наблюдать кроваво-красный закат. Раскаленное докрасна солнце опускалось в багровый горизонт на Западе, предвещая, по народным поверьям, беду. Чувство тревоги и страха перед чем-то неизбежным витало в воздухе.

Никто не думал, что уже начался обратный отсчет до точки, за которой будет до и после, вчера и сегодня; которая навсегда изменит жизнь и принесет боль и страдания практически в каждый дом и в каждую семью.

Этой точкой стало воскресное утро 22 июня. Началась война… Великая… Отечественная…

Отборные части немецких и румынских войск, взломав южную границу СССР, железными клиньями танковых колонн устремились на Восток, стремясь как можно скорее захватить стратегический простор и уничтожить максимальное количество советских войск.

Скорость продвижения полностью моторизированных войск врага была очень высокой. Иногда казалось, что никакая сила не сможет остановить эту армаду, стремительно продвигавшуюся все дальше и дальше вглубь нашей страны.

Бывали случаи, когда на один наш батальон выпадал рубеж обороны в десять и более километров – врастяжку. Много ли тут навоюешь? Потому иногда гитлеровцы шли походной колонной, пустив впереди себя группы мотоциклистов, сами шагали налегке, засучив рукава мундиров и сунув пилотки за пояс, а впереди были развернуты знамена полков и дивизий, как на параде, и даже играли оркестры.

Советские части, воспитанные в духе исключительно наступательной стратегии, деморализованные внезапностью нападения и отсутствием надлежащего вооружения, отступали. Зачастую, в первые дни войны, такое отступление превращалось в бегство, настоящий драп. Большое количество личного состава Красной армии попадало в окружение. Многие от безысходности сдавались в плен, очень часто – добровольно.

Неорганизованность командования советскими частями и стремительность наступления вражеских войск привели к тому, что уже через месяц с лишним после начала войны была захвачена практически вся территория Правобережной Украины. Под Уманью в огромном котле окружения оказались сразу две советские армии: 6-я армия генерал-лейтенанта И.Н. Музыченко и 12-я армия генерал-майора П.Г. Понеделина, а также части 18-й армии. Оба командующих оказались в немецком плену, в котором пробыли до конца войны. После освобождения И.Н. Музыченко был восстановлен в рядах Красной армии, а П.Г. Понеделин был осужден и расстрелян, как добровольно сдавшийся врагу…

*  *  *

 

На территории нынешней Николаевской области бои начались 1 августа 1941 года. Первым населенным пунктом, захваченным немцами, на 41 день войны стало с. Лысая Гора Первомайского района. Через 2 дня 1-я танковая группа генерал-фельдмаршала Э. Клейста и части 17-й полевой армии соединились у Первомайска, завершив охват наших войск с юга. Днем ранее было захвачено Кривое Озеро. В окружении оказалась значительная группировка советских войск, ликвидированная 5 августа. При этом командование гитлеровских войск полагало, что сопротивление русских сломлено.

Генерал Франц Гальдер, будущий начальник Генштаба вермахта, в своем дневнике за 4 августа 1941 года писал:

 “Можно полагать, что район между Бугом и Днепром будет занят нами без боя. В связи с этим 11-я армия может быть целиком использована для наступления на восток.” При этом он отметил, что захвату Николаева Гитлер придает особое значение.

Несмотря на прогнозы немецких генералов, советские войска сражались. Николаев и Николаевскую область обороняли 9-я армия генерал-полковника Я.Т. Черевиченко, сформированная из войск Одесского военного округа, и 18-я армия генерал-лейтенанта А.К. Смирнова. Обе эти армии входили в состав Южного фронта, командующим которого был назначен генерал армии И.В. Тюленев.

Части 18-й армии, оказавшиеся в Уманском окружении, прикрываясь контратаками, вынуждены были начать отход на Южный Буг. Понадобились невероятные усилия наших бойцов и командиров, чтобы беспрерывно контратакуя, размыкать клещи немецких войск  и избегать угрозы окружения. Управление армией, в условиях  огромного преимущества врага, оказалось на грани срыва.

Генерал  Белов П.А. писал:

« 4 августа 1941 г.

…Что делается с 18-й армией?  Она получила удар противника с тыла под Первомайском и не может опомниться. Много беглецов. Управление потеряно. Беспорядок невозможный. Я собираю беглецов 18-й армии и пытаюсь, чем могу помочь соседу. Однако, написал об этом командующему.»

*  *  *

 

С началом войны после объявления всеобщей мобилизации, кроме призванных в действующую армию, начали создаваться и отряды добровольного ополчения. Согласно справке Николаевского обкома КПУ от 21 июля 1941 года в ряды народного ополчения только по г. Николаеву было записано 20953 добровольца. Ушедших на фронт мужчин заменили женщины, старики и школьники.

Еще днем 22 июня начальником Николаевского гарнизона был выдан приказ о введении на территории г. Николаева и Николаевской области военного положения, который вступал в силу с 00 часов 23 июня. Согласно данному приказу передвижение без специальных личных пропусков после 22-00 ч. запрещалось. Акцентировалось внимание на соблюдении мер по светомаскировке.

29 июня Исполком Николаевского Областного совета принял решение о проведении в Николаеве оборонительных работ. Старших школьников послали на уборку урожая в колхозы. Население города мобилизовали на сооружение противотанковых рвов и заграждений вокруг города. В городе развернулись госпитали, с фронта начали поступать раненые.

Все предприятия города перешли на выпуск военной продукции. Завод им. Андрэ Марти срочно достраивал корабли и суда, какие можно было закончить, делал противотанковые пушки. На заводе им. 61 коммунара также работали круглосуточно, чтобы завершить постройку некоторых кораблей, или хотя бы обеспечить их плавучесть.

Началась эвакуация предприятий и государственных учреждений. Еще 8 июля Наркомсудпромом направлена в Николаев директива о необходимости вывоза вглубь страны наиболее ценного и уникального оборудования, а 18 июля  поступил приказ о полной эвакуации судостроительных заводов. Однако вывезти все ценное оборудование по железной дороге не удалось, часть его, а также последних специалистов пришлось вывозить морем, в т.ч. на недостроенных кораблях.

Заводы срочно демонтировали ценные машины, механизмы, грузили их на корабли и суда. Взяв на борт рабочих и инженеров вместе с семьями, они уходили в Севастополь, Поти и Батуми, чтобы там усилить ремонтные базы. Корпуса недостроенных кораблей ("коробки"), крейсеров проекта 67 и лидеров проекта 48, также загрузили оборудованием и ценными материалами и размещали в них работников заводов с семьями. На буксире эти "коробки" прорывались через Бугский и Днепро-Бугский лиманы под огнем немцев. Так, были выведены морем недостроенные “коробки” крейсеров "Фрунзе" и "Куйбышев". Даже подводные лодки были задействованы в эвакуации.

 

*  *  *

План обороны города был разработан еще в мае 1941 г. начальником Николаевской военно-морской базы, старшим военным начальником области, 39-ти летним контр-адмиралом И.Д. Кулишовым. База создавалась как тыловая для охраны строящихся в городе кораблей, была достаточно хорошо обеспечена противовоздушной обороной. В ее состав входили 7000 человек личного состава флотского полуэкипажа, отдельного дивизиона подводных лодок (строящихся) и сторожевых кораблей, тральщиков, 9-й авиационный истребительный и 122-й зенитно-артиллерийский полки. Также защищали город корабли Дунайской военной флотилии (контр-адмирал Н.О. Абрамов), курсанты Одесского пехотного училища, Николаевская истребительная дивизия из ополченцев, николаевский полк моряков и другие части. Непосредственно организацией обороны города занимался генерал П.И. Матвеенко. Однако Николаевская база не имела достаточного количества оружия и боеприпасов. Такая нехватка объяснялась очень просто: считалось, что со стороны суши противник к Николаеву не прорвется.

Заместитель начальника политуправления Черноморского флота и член Военного совета Одесского оборонительного района контр-адмирал И.И. Азаров в начале августа 1941 года совместно с полковым комиссаром военно-морской базы И.Г. Бороденко объезжал военные части Николаева. Их целью была проверка подготовки города к обороне.

И.И. Азаров вспоминал:

“Мы поехали во флотский экипаж, в городок имени Фрунзе, где формировался морской полк. Здания там были разрушены. Лениво пробиваясь сквозь расщелины развалин, поднимался дымок.

Комиссар формируемого полка полковой комиссар Гвардиянов сразу же стал жаловаться на плохое вооружение:

— Автоматов нет, винтовки - учебные, с заделанными дырами. Разве с такими винтовками можно воевать?

— Доложите о винтовках, — попросил я комиссара базы.

— Вы лучше меня знаете положение дел с оружием, - сказал Бороденко. - У нас было пятьсот учебных винтовок. Все - с просверленными дырками в патроннике. По нашей просьбе завод принял заказ на заделку дырок. Большую часть винтовок удалось ввести в строй. Испробовали на стрельбище — оказались годными. С такими винтовками воевать можно.

— Мы воевать будем, но дайте нам оружие, - бросил реплику Гвардиянов.

— Что вы предлагаете? — спросил я у него.

Он смутился.

— Нужно воевать тем оружием, которое есть, — твердо сказал я. — Будет другое - получите.

— Я понимаю, — нахмурился Гвардиянов, - но без оружия все же нельзя воевать.

Он был прав и не прав. Но выхода не было. Враг наседал, а оружие еще не поступило.”

Оно и не поступит… Начальник базы контр-адмирал И.Д. Кулишов еще в конце июля послал телеграмму в Военный совет Черноморского флота: «...По распоряжению Военного совета Южного фронта для защиты Николаева создана дивизия тылового ополчения. В дивизии десять полков, но так как оружия в Николаевской военно-морской базе нет, просим Военный совет флота выслать      11 000 винтовок, а также пулеметы Максима, Дегтярева». Ответ последовал однозначный: - “Оружия нет”.

Вместо оружия и боеприпасов присылали невооруженных людей. Так, из Севастополя прибыли 500 краснофлотцев, но при них… ни одной винтовки.

“— Непонятно, зачем их прислали”, — удивлялся полковой комиссар И.Г. Бороденко. — “Люди у нас есть. Нет оружия... Мы докладывали Военному совету, что в Николаеве создана дивизия тылового ополчения в количестве десяти тысяч бойцов, но они тоже не вооружены. Просили оружие, а нам вместо этого прислали невооруженных краснофлотцев.”

“Также выяснилось, что оборудованные батальонные оборонительные районы по рекам Буг и Ингул частями армии не заняты. Значит, армия оборонять Николаев не собирается.”, - пишет И.И. Азаров.

Оборонять город было не только бессмысленно, но и невозможно. Это не Одесса с ее свободным выходом в Черное море, по которому можно было получать подкрепления, оружие и продовольствие. Захват обоих берегов лимана, по которому из Черного моря можно добраться в Николаев, автоматически означал бы захват самого города. Поэтому для наступающих гитлеровских войск Николаев был важен только как центр судостроения и морской порт. Стратегического интереса с военной точки зрения город не представлял.

Тем не менее, силами военно-морской базы, других воинских частей и простых жителей, город готовился к обороне. Было закончено сооружение батальонных оборонительных узлов по берегу Буга, начали строить дзоты по Ингулу. На подходе к варваровской переправе вырыли два противотанковых рва, на окраинах города рылись окопы, на заводе оборудовали два бронепоезда.

Моряки военно-морской базы решали проблему с личным оружием по-своему, довольно своеобразно отбирая его у отступавших через Николаев на восток групп красноармейцев. В то время отступающих было очень много.

Командование армии потеряло управление войсками. Различные подразделения, а то и просто группы бойцов и командиров отходили на восток. Не чувствовалось никакой организованности. Отдельные бойцы отступающих частей мародерничали.

Картина такого отхода деморализующе действовала и на части, находившиеся в Николаеве, и на население города. Командование базы делало попытки вести борьбу с этой стихией, задерживая и собирая отходящие группы и подразделения. Но все эти попытки были безуспешными: с запада по разным дорогам продолжали двигаться разрозненные подразделения.

Член военного совета флота И.И. Азаров в своих воспоминаниях приводит такой эпизод:

“Подъезжая к Николаеву, я впервые увидел группы идущих без оружия красноармейцев. Я остановился, вышел к ним из машины. Кое у кого не было и петлиц на гимнастерках.

— Среди вас командиры есть? — спросил я.

На мои слова никто не обратил внимания. Красноармейцы продолжали идти. Я подошел к ним вплотную и повторил вопрос.

Несколько голосов одновременно ответили:

— Мы командиров своих давно не видели.

— А где ваше оружие? — не отставал я.

— А у нас его и не было, — зло ответил пожилой красноармеец. Вид у него был мрачный. Видимо, давно не брился, отрастил бороду. Борода покрылась толстым слоем пыли, рыжие брови зло нахохлились.

— Как это не было? Вы же отходите с фронта? — недоумевал я.

Наконец узнал, что эти люди были призваны из запаса, около недели проходили подготовку, а потом их отправили на пополнение, но, прежде чем они доехали до места назначения, эшелон разбомбили немцы.

— А оружие у нас отобрали у Варваровки, на переправе. Ваши, моряки.

— Как же вы отдали оружие?! — возмущенно, едва сдерживая себя, спросил я.

— Не было командира. Нас признали неорганизованными бойцами и отобрали...

— А как же вы очутились здесь, на дороге в Херсон?

— После воздушного налета собрались и пошли из города.

И бредут на восток неизвестно куда, неизвестно кто — не гражданские уже, и еще не военные.”

Командование гарнизона, не надеясь на поддержку извне, своими силами делало все возможное по организации обороны города и эвакуации предприятий. Реакция вышестоящего командования последовала незамедлительно. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф.С. Октябрьский обвинил начальника Николаевской военно-морской базы И.Д. Кулишова в паникерстве и намерении сдать Николаев врагу. Сам Ф.С. Октябрьский менее чем через год тайком от подчиненных покинет осажденный Севастополь, бросив на произвол судьбы защитников города. В 1958 году ему будет присвоено звание Героя Советского Союза.

Что касается вице-адмирала И.Д. Кулишова, то в 1941-м его “пронесло”. Он трагически погиб через 7 лет, когда в период послевоенной сталинской «чистки» высшего офицерского состава Красной Армии ему припомнили случай 29-летней давности. Как оказалось, в 1919 году Илья Данилович показал членам английской военно-морской миссии чертежи их же подводной лодки «L-55», потопленной Красным флотом во время обороны Петрограда от белых и интервентов. В дальнейшем подлодка была поднята и восстановлена. Вице-адмирала обвинили в разглашении государственной тайны... 7 августа 1948 года Илья Данилович Кулишов застрелился.

*  *  *

 

Между тем, обстановка на фронте все больше осложнялась. Немецкие и румынские войска были уже совсем близко от Николаева. Враг, используя свое преимущество в живой силе и технике, наступал. 6 августа немцы предприняли массированное наступление на всем левом фланге Южного фронта. Единственный  мост через Южный Буг, находившийся у Вознесенска, был захвачен противником.

Гитлеровцы, используя свою излюбленную тактику удара по флангам, намеревались в междуречье Южного Буга и Ингула окружить силы 9-й и 18-й армий с последующей их ликвидацией, повторив тем самым успех окружения 6-й и 12-й армий под Уманью.

Исходя из директивы Ставки Верховного Главнокомандования, И.В.Тюленев поставил задачи армиям фронта: 9-й армии занять оборону по линии сел Колосовка-Веселиново-Покровка; 18-й армии переправиться на восточный берег Южного Буга на участке Вознесенск-Новая Одесса и занять позиции фронтом на север. Танковые и моторизованные дивизии врага теперь устремились по восточному (левому) берегу Южного Буга на г. Вознесенск. 8 августа немцы перерезали шоссейную дорогу Одесса – Николаев, захватив с. Нечаянное. Штаб 9-й армии, который находился в селе, чудом избежал пленения, отойдя к Николаеву в с. Матвеевка.

Отходящим войскам 9-й армии, в случае невозможности перебраться через Бугский лиман или перехвата переправ, грозила катастрофа. 10 августа ее части, отступавшие с боями из-под Одессы, подошли к Николаеву в районе Варваровки и начали переправлять людей и технику через Южный Буг на восточный берег по единственному наплавному мосту протяженностью около 2 км. Все шло в ход: лодки, плоты, баржи... Был даже использован плавучий док с николаевских верфей. При этом с фронта частям 9-й армии пришлось отражать удары трех армейских корпусов немецкой 11-й армии (8 дивизий), а с севера вести борьбу с 48-м мехкорпусом и венгерскими корпусами, стремившимися отрезать армии пути отхода.

В таких условиях не все выдерживали колоссального напряжения нервов и сил. И.И. Азаров вспоминает свой разговор с начальником политотдела Николаевской военно-морской базы Кондратюком:

“- Дела наши, видимо, плохи, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал Кондратюк. — Мы никак не придем в себя после внезапного нападения... Не могу смотреть, как отступают наши... Сдача городов... Гибель людей... Когда я ехал из Очакова, — Кондратюк сильно волновался, — картина отхода частей по Николаевской дороге меня потрясла. Не могу забыть, как самолеты безнаказанно расстреливали бредущих и едущих по шоссе... Страшно стало...

Хорохорится Гавриил Васильевич: не сдадим, говорит, выстоим... А с чем выстоим? Даже оружия нет... Меня только и спрашивают: товарищ полковой комиссар, когда кончим отступать? Почему клялись, что воевать будем только на территории врага? Почему немец напал внезапно? Где мы были?.. А что я им скажу? Я же начальник политотдела, а сказать ничего не могу.”

Этот Кондратюк позже застрелится, не поверив, что можно победить, или же просто устав…

*  *  *

 

Спасение и сохранение войск, оружия зависело от переправ через Южный Буг. Все от них зависело в середине августа 41-го…

 Первоначально для переправы войск 9-й армии и беженцев с правого берега Южного Буга на левый были определены следующие пункты: Эрделево - с. Троицкое; Трихаты - Пески, Гурьевка; Варваровка - Николаев (Варваровский наплавной мост); Радсад - Сиверское. После захвата гитлеровцами Вознесенска и Новой Одессы оставались только переправы в самом Николаеве (Варваровка) и непосредственной близости к нему. Основная нагрузка ложилась на Трихатскую переправу, где она началась с первых чисел августа. В этот район двигались тыловые службы войск и беженцы, обозы и тяжелая техника, раненые, накапливаясь на прилегавшей к переправе территории, которая, будучи открытой, хорошо просматривалась и обстреливалась с воздуха. Все это усиливало потери, вызывало неразбериху и сеяло панику.

Командующий 9-й армией генерал Я.Т. Черевиченко вспоминал:

«В течение трех суток с 11 по 13 августа включительно шла упорная борьба за переправы в полосе 9-й армии от Гурьевки до Варваровки, особенно в районе Трихатской переправы, где шли напряженные бои и осуществлялись интенсивные налеты вражеской авиации.

Ранее, еще до эвакуации основных сил армии, здесь на левый берег в район с. Пески переправлялись беженцы, тыловые части, конные обозы, техника и раненые. А их было очень много. Только из 48-го стрелкового корпуса Малиновского у переправы скопилось около двух тысяч человек. При той обстановке их трагедия и беспомощность была очевидна.

- В моей военной жизни, - продолжал генерал, - немало было водных переправ. Во время войны все они были, - где меньше, где больше - с человеческими жертвами. У Трихатской переправы очень много погибло людей: воинов, беженцев и особенно раненых. Лежащих беззащитных расстреливали на бреющем полете фашистские асы. Их оскаленные рожи я и сейчас вижу и слышу грохот взрывов и пронзительные крики раненых»...

Нагрузка на Трихатскую переправу была неимоверной. День и ночь действовали паромы, которые буксировались катерами речпорта и завода им. 61 коммунара. Ширина переправы от берега и до берега - до трехсот метров. Каждый рейс занимал 30-40 минут. Перевозить такую массу людей, техники, обозы и т.д. катастрофически не успевали. Баржа, иногда - две, за один рейс в течение 3-3,5 часа, перевозила 25-30 автомашин. В ход были пущены лодки, рыболовецкие дубы, пассажирские катера и пароходы.

Несмотря на интенсивность переправы, колонны отходивших войск не уменьшались. Противник же всей своей мощью рвался к реке. Уже 11 августа он пытался захватить переправу, а к вечеру, 13 августа, его танки и мотопехота подошли вплотную к линии железной дороги, идущей к окраине Трихат. Это вызвало невообразимый хаос. Руководству переправы никто не подчинялся. В ход пошла физическая сила, и даже оружие. Кое-кто бросался вплавь, а многие, кто на чем, а в основном пешком, двинулись в сторону с. Сливино и дальше, к Варваровскому мосту. Немало воинов навсегда осталось в земле и в воде. Многие попали в плен…

Справедливости ради следует отметить, что у наступавших гитлеровских войск также шло не все гладко. Управление частями “на местах” не всегда было согласовано свыше. Командующие отдельными подразделениями попросту игнорировали приказы вышестоящего командования и Генерального штаба.

Ф. Гальдер в своем дневнике от 12 августа 1941 года, с педантичностью баварца отметил:

“…передовые отряды 11-й армии остановились перед Николаевом, подойдя к нему с запада, и полностью закрыли доступ к нему. В то же время с севера, ломая все наши замыслы и разрезая боевые порядки соединений и частей, к Николаеву устремились согласно отданному приказу отряды, группы подвижных войск, в том числе и 16-я танковая дивизия, которые имеют задачу отсечь пути отхода войскам противника у Николаева. В общем, нам лучше было обойтись без такого наступления. Опять все та же песня! В остальном - ничего нового.”

*  *  *

Вернемся к Николаеву. К утру 11 августа были созданы три сектора обороны города: северный (Матвеевка-Терновка-Ингульский мост); восточный (от Мешково-Погорелово до Широкой Балки) и западный (от Коренихи до Сливино, включая Варваровский мост и переправу у с. Радсад). На закрытом совещании руководителей области, города и заводов, командующий фронтом генерал Тюленев сообщил присутствующим о том, что армия должна покинуть Николаев, войска следует как можно быстрее вывести на левый берег Днепра, ибо реально встала угроза их окружения. В тот же день из города уходили последние корабли – уходили под ударами вражеской авиации.

Участник боев под Николаевом в августе 1941-го Борис Львович Малкус вспоминает:

“…Мы попали в понтонно-мостовой батальон инженерных войск, от которого осталось меньше половины. Огромной длины мост был, наплавной, километра два с половиной – три, понтонный.

Там с места в карьер – начали пригонять к нам машины с взрывчаткой; мы таскали эту самую взрывчатку, располагали ее прямо на настиле, что было совсем неправильно, поскольку надо было взрывать цепи, на которых держался мост. Если их взорвать, он бы уплыл в море: иди потом, лови его. Мы положили сверху горы взрывчатки. У каждой такой горы стоял человек, у всех уже были спички в руках.

Через этот мост бежали люди, гнали скот – от немцев бежали. Гнали трактора какие-то, машины, все бежало…. И тут начались огромной силы налеты на переправу – это же место, куда все сходится, все здесь. А мост, оказывается, очень узкая цель, так что кругом падали бомбы. Вода – фонтанами наверх, но полностью ни одна не попала.

Как необученные, мы сначала падали на помост, но это полдня продолжалось. Сначала ты падаешь, потом тупеешь: в тебя же не попало. Ты уже ходишь так, просто, не сгибаясь, привыкаешь.

Потом начали уже отступать сами разрозненные части, сами войска – бежать, фактически. Тут все было: просьбы - “Ребята, не взрывайте, там еще наши части, там еще наши обороняются, не взрывайте…”. В конце концов уже вылетели немцы на предмостное укрепление – и тогда мы начали… Самый крайний, ближний к немцам, зажигает и бежит до второго, у которого тоже заряд. Тот зажигает свой и уже вдвоем бегут, а сзади уже начинаются взрывы. Немцы, говорят, буквально дня через 3-4 починили этот мост, потому что он не уплыл, к сожалению…”.

12 августа натиск 11-й полевой армии противника усилился, и бои на западе от г. Николаева разгорелись с новой силой. Только в этот день фашистская авиация совершила около 100 самолетовылетов, повредила Варваровский мост, по которому переправлялись войска 9-й армии Южного фронта на левый берег Южного Буга. Гитлеровцы попытались захватить мост с помощью парашютного десанта, но им помешали истребители Дунайской военной флотилии и 20-й авиадивизии.

Угроза окружения 9-й армии приобретала все более ярко выраженный характер.

Не лучше обстояли дела и 18-й армии генерала А.К. Смирнова, которая, пытаясь вывернуться из клещей окружения, отходила к Николаеву с севера.              6 августа гитлеровцы захватили Вознесенск и на следующий день двинулись в двух направлениях - на восток, в сторону Еланца, Нового Буга, Кривого Рога и на юг - к Николаеву. Им противостоял Новоодесский оборонительный рубеж, первоначально линия которого проходила от Михайловки (на Южном Буге) до Сухого Еланца (Новоодесский район).

Как и северный оборонительный сектор Николаева, это были сплошные рвы и  траншеи, над сооружением которых трудились тысячи женщин, стариков и подростков. Воины 1-го Военно-полевого строительства устанавливали мины, фугасы, проволочные заграждения, создавая тем самым разветвленную сеть минных полей. Немецкие генералы группы Клейста не могли решиться на прорыв обороны 18-й армии в междуречье и  искали обходные пути.

Оборонительная линия Новоодесского рубежа постоянно подвергалась усиленному натиску противника. Гитлеровцы бросали все новые и новые силы, в том числе и танковые подразделения, стремясь прорвать оборону наших войск, захватить Новую Одессу, перекрыть пути отхода 18-й и 9-й армий и овладеть Николаевом. А в это время основные силы 18-й армии, ведя непрерывные бои и подвергаясь постояным ударам с воздуха, днем и ночью переправлялись на левый берег Южного Буга севернее Новой Одессы.

Несмотря на героизм защитников оборонительного рубежа, немцам удалось потеснить прибугский фланг обороны. 12 августа 1941 года враг захватил Новую Одессу. Оборонительный рубеж переместился несколько южнее ее.

В ночь на 12 августа войска 18-й армии заняли главную полосу новоодесско-ингульских позиций. Командующий армией, генерал-лейтенант А.К. Смирнов, штаб которого находился уже в с. Себино, отдал приказ: «Занимаемый армией оборонительный рубеж... имеет свое особое значение как прикрывающий город Николаев - крупный экономический и политический центр - с севера. Задача армии - жестоко и упорно оборонять этот рубеж, нигде не отходя ни на шаг, не допустить продвижения противника на юг...».

Главнокомандующий Юго-Западного направления Маршал Советского Союза С.М. Буденный в своих донесениях Ставке Верховного Главнокомандующего сделал вывод: ”- От 18-й армии зависит успех всей операции под Николаевом”. Это действительно было так. Удерживая наступление врага с северо-востока, 18-я армия, находясь под угрозой полного окружения и ведя бои с уже практически перевернутым фронтом, давала возможность соединениям 9-й армии генерала      Я.Т. Черевиченко переправиться на левый берег Южного Буга и избежать разгрома и пленения.

Эти армии в равной степени зависели друг от друга: стоило бы одной из них ослабить свои позиции, и противник мог вклиниться в слабые места на стыке, расчленив и уничтожив армии поодиночке.

18-я армия А.К.Смирнова блестяще выполнила задачу: позиции удержала, не дала врагу нанести удар по войскам 9-й армии со стороны г. Новая Одесса, рассечь обе армии и уничтожить их в окружении. Сплошного фронта у противника не было. Этим и воспользовались войска 18-й и 9-й армий. 13 августа к 19 часам, когда 9-я армия переправилась на восточный берег Южного Буга, а войска 18-й армии заняли новые позиции на восточном берегу Ингула, штаб армии разместился в с. Пересадовка. Это место было выбрано потому, что, во-первых, противник захватил дороги восточнее Ингула, и армии грозило окружение; во-вторых, в семи километрах от села была железнодорожная станция Грейгово, а в самом селе находился мост через Ингул. В донесении штабу Южного фронта командующий  18-й армией А.К. Смирнов отмечал, что в Пересадовке "будет возможность встретить бронесилы противника".

*  *  *

 

В течение двух дней, 12 и 13 августа, ведутся непрерывные переговоры между командующими 9-й и 18-й армий, командующим Южным фронтом  И.В. Тюленевым, с одной стороны, и главнокомандующим войсками Юго-Западного направления С.М. Буденным, а также Ставкой Верховного главнокомандования, с другой. Суть данных переговоров проста – принятие мер по отводу войск 9-й и 18-й армий во избежание их окружения.

12 августа главное командование Юго-Западного направления С.М. Буденный передало И. Сталину ходатайство Военного совета Южного фронта об отводе войск на реку Ингулец. В нем командующий Южным фронтом генерал И.В. Тюленев упирает на то, что “обстановка на фронте в течение 10-11.8 резко изменилась, создалась прямая угроза не только Николаеву и Одессе, но угроза окружения армиям, их обороняющим… В таких условиях дальнейшая оборона Николаева может закончиться большой катастрофой – потерей 18-й и 9-й армий, которые могут быть прижаты к морю с преграждением им путей отхода на рубежи р. Ингулец фронт Широкое, Херсон”.

В тот же день, в ответ на это ходатайство Верховный Главнокомандующий приказал: «...Николаев сдавать нельзя, нужно принять все меры эвакуации Николаева и в случае необходимости – организовать взрыв верфей и заводов.
Ни авиацией, ни стрелковыми дивизиями Ставка настоящий момент помочь не может. Если обяжет обстановка, можете взять сами на себя дела отвода частей и организации обороны». Ответ двусмысленный, поскольку прямого запрета на отвод войск не имеет. Дескать, действуйте по обстановке.

Исходя из этого, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления разрешил отвод войск при определенных условиях: ”Отход Вам разрешается произвести при условии вывода во что бы то ни стало армии Черевиченко на восточный берег Буга, при условии возможно дольше удержания Николаева с целью эвакуации всех ценностей. - Буденный”.

Командующий Южного фронта И.В. Тюленев сразу же издает директиву № 0068/оп на отвод войск 18-й и 9-й армий на рубеж Кривой Рог, р. Ингул, Бугский Лиман, в которой указывает: “18 А продолжать прочно удерживать занимаемый рубеж Нв. Буг, Пески, Нв. Одесса с задачей прикрыть отход 9 А… Отход частей 9 А начать в ночь на 13.8.”.

В 8:00 13 августа у Полигона, на окраине Николаева со стороны Херсона, показались немецкие танки 16-ой танковой дивизии и полков моторизованной дивизии СС "Адольф Гитлер". Они пытались прорваться к городу, но на линии организованной заранее противотанковой обороной восточнее рубежа Гороховка-Водопой были отбиты огнем батареи зенитных орудий 122 артиллерийского морского полка и авиацией. В тот же день были захвачены села Грейгово, Христофоровка, Лоцкино. Стало ясно, что город практически окружен.

Во время переговоров с И.В. Тюленевым 13 августа Маршал С.М. Буденный предложил объединить командование окруженными частями, чтобы не повторить печальный опыт окружения армий Музыченко и Понеделина:

“- Поскольку Смирнов и Черевиченко оказались в окружении надо вам решить вопрос сейчас же об организации единого командования и тщательно продумать задачи и метод действия войск. Особо надо учитывать момент времени каждый час должен быть использован на движение из окружения, надо пользоваться тем, что противника еще мало и только подвижные части.

Исходя из этого я предлагаю по вопросу командования разрешить его так: или обе армии объединить в руках одного из командармов, а лучше всего вам лично сегодня ночью отправиться к ним и принять непосредственное командование. Вы должны учесть опыт вывода из окружения Понеделина и Музыченко. Сами понимаете, что повторять этого мы ни при каких условиях не можем, надо проявить максимум находчивости и решительности в действиях, частности надо принять все меры к тому, чтобы ободрить войска Смирнова и Черевиченко, постараться внушить им, что прорвавшегося противника нужно самим окружить и уничтожить, что немцы не выдерживают ударов по флангу и в тыл, а тем более наших ночных действий.”

14 августа на командном совещании Южного фронта генерал А.К.Смирнов предложил прорываться ночью в двух направлениях - на села Грейгово и Киселевка с последующим выходом к Снигиревке, откуда навстречу войскам 18-й армии наступали части Резервной армии, курсанты Одесского пехотного училища, бригада милиции, ополченцы. Начался Грейговский прорыв 18-й армии – первый с начала войны успешный выход советских войск из окружения.

Главную роль в прорыве сыграла 96-я горно-стрелковая дивизия полковника И.М. Шепетова, которая предприняла ночное наступление на Грейгово, глубоко вклинилась в расположение частей 16-й немецкой мотодивизии, совершила прорыв кольца окружения немецко-фашистских войск, обеспечив выход частей 18-й армии в направлении Снигиревки. В боях за Грейгово участвовало свыше 4000 бойцов.

Позже генерал А.К.Смирнов доложил штабу фронта: «История войн ранее не знала наступления дивизии ночью на столь значительную глубину, как это было у Грейгово».

Вот выдержка из наградного листа от 31 августа 1941 года на командира 96-й горно-стрелковой дивизии полковника Ивана Михайловича Шепетова:

“Дивизия под командованием полковника ШЕПЕТОВА, находясь в авангарде частей 18-й армии, на рубеже ст. Грейгово имела задачу прорвать фронт противника и обеспечить выход всех частей армии из окружения. Примененная идея таранить противника в ночном бою, исключительно себя оправдала. В бою под Грейгово было уничтожено475 немецких солдат и офицеров 79-го опп 16-й мпд «СС» частей противника. Уничтожено более 100 машин, 13 минометов, 16 пулеметов и 6 орудий.

В районе ст. Заселье части дивизии продолжали быть в авангарде частей армии. 16 августа 1941 года, разбив противника, обеспечили выход частей 18-й армии из окружения. После, став в арьергарде, прикрывали все отходящие  части и обеспечили прикрытие переправы через реку   Днепр.

За выдающиеся заслуги в борьбе с германским фашизмом, героизм и отвагу полковник ШЕПЕТОВ достоин высшей награды правительства Союза ССР - присвоения звания «ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА».”

Стоит отметить один интересный факт. За неделю до боев под Грейгово 6 августа 1941 года, когда окончательно решалась судьба попавших в окружение под Уманью, И.М. Шепетов был арестован командиром   55-го стрелкового корпуса  К.А. Коротеевым за категорический отказ наступать на Первомайск. На его выручку немедля прибыл командарм Смирнов А.К.

Ближайшее будущее показало, что Шепетов был прав. Наступая на Первомайск,  наши части безнадежно и надолго увязли бы в боях на северном направлении с венгерской мотопехотой, что полностью развязало бы немцам руки на востоке в тылу 18-й армии и позволило прочно замкнуть кольцо окружения вокруг Николаева. Можно смело предположить, что  это окружение стало бы второй Уманью, в котором сгорели бы   18-я и 9-я армии, да, наверное, и весь Южный фронт. Ведь на Юге до Днепра и за Днепром, до самого Донбасса и Крыма, была пустота…

Не будь Грейговского прорыва и, быть может, Севастополь был бы захвачен с ходу, а немецкие части дошли бы до Сталинграда намного раньше…

Герой Советского Союза  генерал-майор Иван Михайлович Шепетов командир 14-й гвардейской Винницкой стрелковой дивизии, заместитель командующего 57-й армией 26 мая 1942 года в окружении под Харьковом был ранен, попал в плен и расстрелян в концлагере Флоссенбург 21 мая 1943 года за попытку побега.

*  *  *

 

В то время, когда части 18-й армии прорывались у Грейгово, в Николаеве царили паника и хаос. По приказу командующего Юго-Западным направлением 14 августа были взорваны стапеля судостроительных заводов № 198 (имени А.Марти) и № 200 (имени 61 коммунара). На стапелях завода № 198 из-за невозможности спуска на воду и эвакуации при оставлении города частями Красной Армии взорваны подводные лодки С-36, С-37, С-38.

Частично были подорваны и горели склады, находившиеся возле городского элеватора. Население города, пользуясь этим, тащило домой зерно, чтобы в будущем прокормить им свои семьи.

15 августа 1941 года советские войска оставили Николаев. По большому счету это были уже и не войска, а разрозненные группы бойцов, многие из которых, уходя из города, старались поживиться чем-нибудь ценным. Не составляло исключение и население. Пользуясь отсутствием какого-либо контроля и безнаказанностью, люди грабили магазины и склады, мародерничали. Были случаи проявления антисемитизма. По воспоминаниям горожан, переживших то время, случались изнасилования и убийства. Позже, во время оккупации, товарами, награбленными за дни безвластия, будут спекулировать.

Константин Симонов, посещавший позиции Южного фронта в качестве военного корреспондента, писал в своих дневниках:

“История когда-нибудь рассудит наших современников и скажет свое слово об этих днях. Но тогда трудно было что-нибудь понять. В частности, 9-я армия, воевавшая южнее других — южнее ее была только Приморская группа, — здесь, в штабе фронта, считалась самой удачливой, и достойной похвал армией, потому что она, отойдя от Одессы, быстро проскочила через Николаев и теперь собирала свои вышедшие из окружения части. А между тем не прошло и недели — и как только при мне не чихвостили в Одессе ту же самую 9-ю армию, которая, по словам людей, оставшихся в окружении в Одессе, не только с ходу проскочила двести километров, но и утащила за собой еще одну дивизию Приморской армии.

Кроме того, в Одессе, задыхаясь от ярости, говорили, что 9-я армия сдала в два дня Николаев, в то время как Одесса держится по сей день и будет еще долго держаться, а между тем Николаев было нисколько не трудней оборонять, чем Одессу.

Хотя никак нельзя считать справедливыми такие рассуждения. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть: Николаев стоит в пятидесяти километрах от моря, на берегу узкого, глубоко врезавшегося в сушу Бугского лимана и его неизмеримо труднее было и защищать и снабжать с моря, чем стоящую на берегу широкого и открытого залива Одессу. ”

На рассвете 16 августа со стороны Водопоя, а также Терновки и Соляных передовые немецко-венгерские части вошли в город. Всего за 50 с лишним дней гитлеровским войскам удалось достичь Николаева и захватить его. В качестве трофеев оккупантам достались 15 недостроенных кораблей, готовность которых составляла от 3 до 17%. Это линкор «Советская Украина» (С-352), тяжелый крейсер «Севастополь», 2 легких крейсера «Свердлов» и «Орджоникидзе», 4 эсминца «Отменный», «Обученный», «Отчаянный», «Общительный», 5 подводных лодок, 2 сторожевых катера. Впоследствии, корабли частично были разрезаны на металлолом и с некоторым оборудованием судостроительных заводов вывезены в Германию.

17 августа 1941 года - 57-й день войны… Части покинувших Николаев 9-й и  18-й армий уже переправлялись через Днепр на левый берег. Вечером голос Левитана по радио передал: «После упорных боев наши войска оставили города Николаев и Кривой Рог. Николаевские верфи взорваны». Это не соответствовало действительности, поскольку в условиях отступления для уничтожения всех верфей не было необходимых для этого средств. На заводе № 200, например, было только 10 толовых шашек, и он достался немцам практически неповрежденным и вполне работоспособным.

Продолжал сражался еще Очаков, на защиту которого стало все население города. Женщины, старики, дети под непрекращающимся артиллерийским огнем и бомбардировками с воздуха рыли противотанковые рвы и окопы, подносили снаряды, еду на боевые позиции, оказывали помощь раненым. Трое суток немецко-румынские части не могли занять этот опорный пункт.

Тем не менее, ввиду отсутствия подкреплений и боеприпасов, 21 августа защитники г. Очакова оставили город, отошли на заранее подготовленные позиции второй линии в Тендровском оборонительном участке: на острова Майский и Березань, на Кинбурнскую и Тендровскую косы, где еще в течение месяца, ведя непрерывный огонь, сдерживали вражеские силы. 20 сентября по приказу командования началась эвакуация войск с этих островов. 4 ноября 1941 г. был оставлен последний оборонительный пункт Очаковского укрепленного сектора - остров Тендра.

Если не считать этих отдельных очагов сопротивления, Николаевская область в ее нынешних границах была полностью оккупирована гитлеровцами за 21 день. Начался черный период оккупации, который длился более двух с половиной лет…

*  *  *

 

После окончательного захвата Николаевской области и ухода линии фронта дальше на Восток немцы, со свойственной им щепетильностью, начали “обживать” оккупированную территорию.

…Еще 28 февраля 1941 года в Берлине состоялось совещание представителей верхушки национал-социалистической партии Германии по вопросу создания штаба «Ольденбург». Основной задачей данной организации являлось определение целей и путей их достижения при реквизиции сырья и вступлении во владение всеми важными предприятиями во время предстоящей войны с СССР. Руководил организацией рейхсмаршал Герман Геринг. Ее уполномоченные представители во время наступления должны были следовать непосредственно за передовыми частями, чтобы избежать уничтожения запасов и обеспечить вывоз важнейшего имущества.

Таким образом, еще задолго до начала боевых действий был определен основной принцип будущей войны на Востоке, принцип средневековья – “грабеж ради наживы”. При этом для “работников”, которые направлялись на Восток от “Ольденбурга”, были даже разработаны специальные правила поведения на оккупированных территориях. Основной тезис их авторов - не бояться решений, которые могут оказаться ошибочными и делать все во имя своей работы; при общении с местным населением – проявлять волю представителей высшей расы.

Из Инструкции уполномоченного по продовольствию и сельскому хозяйству статс-секретаря Бакке о поведении должностных лиц на территории СССР, намеченной к оккупации:

“Берлин 1 июня 1941 г. Секретно.

…Меньше слов и дебатов. Главное — действовать. Русскому импонирует только действие, ибо он по своей натуре женствен и сентиментален. «Наша страна велика и обильна, а порядка в ней нет, приходите и владейте нами». Особенно не будьте мягки и сентиментальны. Если вы вместе с русским поплачете, он будет счастлив, ибо после этого он сможет презирать вас…

…Только ваша воля должна быть решающей, однако эта воля должна быть направлена на выполнение больших задач. Только в таком случае она будет нравственна и в своей жестокости. Исходя из своего многовекового опыта, русский видит в немце высшее существо. Остерегайтесь русской интеллигенции, как эмигрантской, так и новой, советской. Эта интеллигенция обманывает, она ни на что не способна, однако обладает особым обаянием и искусством влиять на характер немца. Этим свойством обладает и русский мужчина и еще в большей степени русская женщина….

…Мы не хотим обращать русских на путь национал-социализма, мы хотим только сделать их орудием в наших руках…”.

Геринг в директиве от 16 июня подчеркивал, что “…необходимо принять все меры к немедленному и возможно более полному использованию оккупированных областей в интересах Германии. Все мероприятия, которые могли бы воспрепятствовать достижению этой цели, должны быть отложены или вовсе оставлены”.

Это экономическая сторона подготовки к оккупации территорий СССР. Что касается политических вопросов, то они прорабатывались отдельно.

*  *  *

 

Согласно совершенно секретной Директиве начальника штаба верховного главного командования вооруженных сил Германии об установлении оккупационного режима на подлежащей захвату территории Советского Союза от 13 марта 1941 года занимаемая в ходе военных действий русская территория должна быть, как только позволит обстановка, разделена согласно специальным указаниям на отдельные государства с самостоятельными правительствами. Для этого на оккупированной территории с учетом национальности ее народонаселения и в приблизительном соответствии с границами групп армий предполагалось разделение на области: Северную (Прибалтика), Центральную (Белоруссия) и Южную (Украина), которыми должны были руководить рейхскомиссары.

Как заявил рейхслейтер А. Розенберг в речи от 20 июня о политических целях Германии в предстоящей войне против Советского Союза и планах его территориального раздела, Украина, площадью в 1,1 млн. кв. км с населением в 59,5 млн. человек, делилась на 8 генеральных комиссариатов с 24 главными комиссариатами.

Однако, основным документом, который обеспечивал гражданское управление во вновь оккупированных восточных областях, был соответствующий приказ          А. Гитлера от 17 июля 1941 года. Согласно положениям данного приказа по прекращении военных действий во вновь захваченных восточных областях управление этими областями переходит от военной администрации к гражданским властям. При этом гражданские власти во вновь оккупированных восточных областях подчинены рейхсминистру по делам оккупированных восточных областей.

Рейсминистром по делам оккупированных восточных областей назначен рейхслейтер Альфред Розенберг. Подчиненные рейхсминистру по делам оккупированных восточных областей вновь оккупированные области разделялись на рейхскомиссариаты; они в свою очередь подразделялись на генеральные округа, а округа - на районы. Во главе каждого рейхскомиссариата назначался рейхскомиссар, во главе каждого генерального округа - генеральный комиссар, и во главе каждого района - районный комиссар. Рейхскомиссарам должна была подчиняться вся администрация на их территории в вопросах гражданского порядка.

Фактически, имперский комиссариат «Украина», который возглавил гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох, был создан только 20 августа 1941 года, а передача части территории Украины из-под военного управления в гражданское произошла 1 сентября того же года.

В составе Украины по восточному берегу Южного Буга был создан генеральный округ «Николаев», который делился на 14 районных округов. Николаевский генеральный округ охватывал районы Николаевской, Кировоградской и нынешней Херсонской областей общей площадью 466800 кв. км с населением 1960850 человек и центром администрации в самом Николаеве. Генеральным комиссаром Николаевского округа был назначен обергруппенфюрер СС Эвальд Опперман.

Западные районы включались в так называемую «Транснистрию» («Заднестровье») с центром в Тирасполе, а затем в Одессе, и контролировались румынскими властями. Губернаторство Транснистрии делилось на 13 префектур (уездов) во главе с префектами. Голтянский и Очаковский уезды объединили западные районы Николаевской и северные районы Одесской областей.

Передача территорий на юге Украины под управление Румынии была ключевым условием ее вступления в войну на стороне Германии и результатом переговоров между немецким генералом Хауфе и румынским бригадным генералом Тетенару. Германии была необходима как воздух нефть месторождений Плоешти. Итогом переговоров стал подписанный в Бендерах 30 августа немецко-румынский договор. Однако образование Транснистрии, как административно-территориальной единицы, произошло несколько раньше.

Ф. Гальдер в дневнике от 21 августа делает запись о том, что командование сухопутных войск Вермахта требует передать в подчинение Антонеску (то есть румынам) весь район до реки Буг. Данное требование основывалось на том, что еще 19 августа Ион Антонеску издал Декрет № 1 об установлении румынской администрации в Транснистрии с резиденцией управления в Тирасполе. Позднее, в середине октября 1941 года, после того, как Красная армия оставила Одессу, столица губернаторства была перенесена туда. Губернатором был назначен профессор права Георге Алексяну.

*  *  *

 

Население оккупированной территории по-разному встречало “незваных гостей”. Те, чьи семьи в свое время пострадали от сталинской коллективизации и раскулачивания, воспринимали немецко-румынские части как “освободителей”. Имели место встречи с “хлебом-солью” и торжественными почестями. Представители националистических кругов рассчитывали на восстановление украинской независимости. Основная же часть населения относилась к новому режиму соответственно его сущности - то есть как к захватчикам.

Расчет определенных прослоек населения на то, что будет возвращена частная собственность на землю и средства производства не оправдался. Немецкие власти полностью сохранили колхозную систему, поскольку Гитлер считал ее идеальной формой физической эксплуатации крестьян в аграрном секторе экономики.

Кроме этого, создание Рейхскомиссариата должно было играть важную роль в плане Гитлера относительно создания «жизненного пространства» для арийской расы. По Генеральному плану “ОСТ” 35 % украинцев были признаны как подлежащие германизации, 30 % сначала планировалось отправить в Сибирь. По другим данным, большинство украинцев как низшая раса «недочеловеков», не подлежали германизации. Часть из них предполагалось выдворить за Урал - в Азию, а Рейхскомиссариат заселить, в основном, немецкими колонистами. Не подлежавшие выселению и германизации украинцы, должны были быть уничтожены разными способами: ограничением снабжения продовольствия для городского и медицинских услуг для всего населения, исключительно суровым обращением с военнопленными-украинцами и рабочими, депортацией на работы в Германию, массовыми экзекуциями и жестокими наказаниями.

Вообще, следует сказать, что правовой статус населения Николаевского генерального округа, как и всего рейхскомиссариата Украина, не был четко определен. Управление на местах происходило посредством смешения немецких правовых норм, распоряжений местной немецкой власти, ограниченных элементов самоуправления и отдельных советских норм. Во многих случаях высочайшей нормой были устные распоряжения и решения немецких чиновников.

В дополнении от 23 июля 1941 года к директиве Гитлера о применении жестоких мер к населению, оказывающему сопротивление оккупационным властям, было сказано:

 «Имеющиеся для обеспечения безопасности в покоренных восточных областях войска ввиду обширности этого пространства будут достаточны лишь в том случае, если всякого рода сопротивление будет сломлено не путем юридического наказания виновных, а если оккупационные власти будут внушать тот страх, который единственно способен отбить у населения всякую охоту к сопротивлению.

Соответствующие командующие вместе с подчиненными им войсковыми частями должны нести ответственность за спокойствие в их районах. Не в употреблении дополнительных охранных частей, а в применении соответствующих драконовских мер командующие должны находить средства для поддержания порядка в своих районах безопасности».

Это указание относилось к военным подразделениям, в ведении которых находилась оккупированная территория. С продвижением фронта все далее на Восток поддержание спокойствия на захваченных территориях возлагалось на целую систему специальных органов, во главе которых стояло Главное управление имперской безопасности Германии (РСХА).

Около месяца после ухода Красной армии в Николаеве свирепствовала ГФП-726 – тайная полевая полиция, – осуществлявшая карательные функции в прифронтовой полосе. Параллельно с ней начала действовать оперативная группа СД – служба безопасности (зихерхайтсдинст), а также айнзацкоманды полиции. Во главе группы стоял оберштурмфюрер СС Ганс Гарри Санднер, который лично расстрелял в Бабьем Яру под Киевом десятки мирных жителей и военнопленных. Высшим руководителем СС и полиции Юга был обергруппенфюрер СС Ганс Адольф Прютцманн, штаб которого находился сначала в Ровно, а затем в Киеве.

Кастовые офицеры и генералы Вермахта, для которых враг был перед фронтом, сравнивали полицейские органы, оставшиеся в тылу их армий, со сворой шакалов. Такое утверждение не было лишено оснований, поскольку зачастую костяк карателей составляли подонки и садисты, трусы, логика которых была простой: лучше расстреливать и вешать мирных жителей в относительно спокойных условиях тыла, чем рисковать жизнью в окопах на передовой. В их число нередко попадали отпетые уголовники, отбывавшие наказания за совершение тяжких преступлений.

Помимо этой “палитры” полицейских органов на территории области действовали подразделения военной разведки – абвера, что обуславливалось ценностью Николаева как центра военного судостроения.

Не собирались отставать от своих немецких коллег и румыны. Почти в центре Николаева по ул. Артиллерийской под кодированным названием «Вультурул» («Орел») в полутораэтажном сером здании скрывался штаб румынской контрразведки во главе с полковником Попеску. На территории области действовали также охранные подразделения румынской армии.

5 сентября Ион Антонеску отметил следующее: «Фюрер в своем письме спросил меня, смогу ли я взять на себя военную охрану всего региона между Днестром и Днепром... Естественно, что я не смог отказать в этой просьбе. Однако согласился лишь на половину. Я сказал: беру на себя военную охрану всего региона между Днестром и Днепром, но управление и организацию экономической жизни беру на себя лишь в части, которая простирается между Бугом и Днестром, то есть в Транснистрии...»

Румынская администрация в целом повторяла политику Германии относительно захваченных территорий, но на свой лад. Диктатор Антонеску так же, как и Гитлер, был сторонником заселения “исконно румынской территории” Транснистрии румынами, используя для этого все доступные методы.

Уже 16 декабря 1941 г. Антонеску давал губернатору Транснистрии Алексяну прямые указания следующего содержания: «Работайте так, как будто Румыния установила свою власть над этими территориями на два миллиона лет... Вы являетесь там сувереном... Если дела в Транснистрии не пойдут хорошо, то отвечать будете вы. Основой там является сельское хозяйство. Если крестьянин не выходит на работу, то выводи его даже с помощью пули. Для этого тебе не нужны мои полномочия. Я оказал им услугу, чтобы их спасти, а если они этого не поняли, то я использую по отношению к ним плетку, как к животным».

Распоряжением Алексяну № 55 от 14 марта 1942 года бывшие колхозы были преобразованы в «трудовые общины», группировавшиеся по семейному и соседскому принципу, а совхозы стали государственными фермами, на которые было принудительно мобилизовано население сел в радиусе 20 км.

Уже 1 ноября 1941 Алексяну докладывал Антонеску, что на подведомственной ему территории конфисковано и передано армии, а также отправлено в Румынию в течение октября 25 тыс. голов крупного рогатого скота, 20 тыс. овец, тысячи тонн пшеницы, картофеля, проса, ячменя, шерсти, кожаного сырья и т.п. В мае 1942 г. для системы магазинов «Транснистрия» в Бухаресте, которые обеспечивались за счет продуктов питания, поставленных из губернаторства, было отгружено 16 вагонов продтоваров, в том числе 2 млн. яиц, 12,5 т сливочного масла, 2,3 т брынзы, 4,3 т сала и рыбы и т. п. Всего до 1 января 1943 г. по далеко не полным данным из Транснистрии в Румынию было отправлено свыше 16 тыс. вагонов зерна, почти 2,4 тыс. вагонов овощей, 3611 вагонов фуража, 30 362 головы скота.

За это время румынская армия получила: зерна - 21 254 вагона, продовольствия - 18 737, фуража - 41 123, овощей - 14 106 вагонов, скота - 172 283 головы, птицы - 519 937 голов.

 Однако общественный уклад жизни в самой Румынии накладывал отпечаток и на общение оккупантов с местным населением.

Дело в том, что офицеры румынской армии и специальных органов происходили из знатных семей и аристократии, для которых диктатор Антонеску был своеобразным символом. Низшие чины и простые солдаты призывались, в основном, из крестьян и батраков, жизнь которых была не лучше, чем в советских колхозах. Такая кастовость в румынской армии приводила к довольно мирному сосуществованию небольших румынских гарнизонов в оккупированных селах и местных крестьян.

Фельдмаршал Эрих фон Манштейн, армия которого граничила с румынскими частями, в своих мемуарах вспоминал:

“Что касается румынской армии, то она, несомненно, имела существенные слабости. Правда, румынский солдат, в большинстве происходящий из крестьян, сам по себе непритязателен, вынослив и смел. Однако низкий уровень общего образования только в очень ограниченном объеме не позволял подготовить из него инициативного одиночного бойца, не говоря уже о младшем командире.

Устарелые порядки, как, например, наличие телесных наказаний, тоже не могли способствовать повышению боеспособности войск. Прежде всего не было тесной связи между офицером и солдатом, которая у нас была само собой разумеющимся делом. Что касается заботы офицеров о солдатах, то здесь явно недоставало "прусской школы".”

Далее Манштейн говорит об отношении румын к местному населению и войне вообще:

“Сюда же относится еще один момент, ограничивавший возможность использования румынских войск в войне на востоке, - это большое уважение, которое питали румыны к русским. В сложной обстановке это таило опасность паники. …еще одно обстоятельство нельзя упускать из виду, оценивая боеспособность румынской армии. К тому моменту Румыния уже достигла своей собственной цели в войне, возвратив себе отнятую у нее незадолго до этого Бессарабию. Уже "Транснистрия", которую Гитлер уступил или навязал Румынии, лежала вне сферы румынских притязаний. Понятно, что мысль о необходимости продвигаться дальше в глубь грозной России не вызывала у многих румын особого энтузиазма.”

Довольно распространенным явлением при общении румын с местным населением был натуральный обмен, когда вещи обменивали на продукты и наоборот. Использовалась и купля-продажа. Конечно, случались случаи жестокого обращения со стороны румынских солдат, особенно в последние месяцы оккупации, но они не были повсеместным явлением.

Следует сказать, что среди немцев, иногда даже в подразделениях полиции и жандармерии, встречались отдельные представители, которым не чуждо было чувство жалости и сострадания.  Жительница с. Пересадовка, Феодосия Красиворон, вспоминала такой случай. Во время очередной облавы немцы хватали всех подряд и загоняли в церковь. Никто не знал, что будет потом. Ее с двумя маленькими детьми выгнали из хаты и также погнали в церковь. В оцеплении стоял молодой еще солдат, к которому она, плача и показывая на рыдающих детей, обратилась с просьбой отпустить. Тот, улучив момент, когда никто не видит, пропустил ее в заросли бурьяна, где и отсиделась ночью…

*  *  *

 

Центр области, непосредственно сам Николаев, полностью находился в подчинении немецким властям, которые придавали большое значение Николаевскому генеральному округу, его высокоразвитой судостроительной промышленности с важным морским портом на юге Украины и богатыми сельскохозяйственными районами. Руководством Рейха возлагались большие надежды на быстрое восстановление судостроительной промышленности как мощного средства для господства на Черном море и для проведения операций по захвату Кавказа.

 В связи с этим управление и эксплуатация судостроительных заводов и портов Черноморского бассейна были переданы не рейхсминистерству по руководству экономикой в оккупированных восточных областях (как это было установлено нацистской верхушкой по остальным областям промышленности), а непосредственно управлению военной экономикой и снаряжения при главном штабе вооруженных сил Германии с подчинением главнокомандующему военно-морскими силами гросс-адмиралу Эриху Редеру. В октябре 1943 года он лично осматривал судостроительные заводы Николаева, совершая инспекторскую поездку по городам Черноморского побережья.

 После захвата немцами Николаева все промышленные предприятия были реквизированы. Черноморский судостроительный завод был переименован в «Южную верфь», судостроительный завод имени 61-го коммунара – в «Северную верфь», судоремонтный завод – в «Малую верфь».

 На базе «Южной верфи» гитлеровцы создали штаб по руководству строительством военных кораблей и подводных лодок во главе с адмиралом Паулем Цибом и контр-адмиралом Клаусеном. Управляющим всеми кораблестроительными заводами Николаева и Одессы был назначен адмирал фон Бодеккер.

 В июле 1942 года и в июне 1943 года Николаев с инспекторской проверкой посещали рейхсминистры А. Розенберг и Э. Кох, которые отвечали перед фюрером за восстановление судостроительной промышленности. Они встречались с Клаусеном по вопросу возобновления работы судостроительных заводов.

Для работ по восстановлению разрушенных при отступлении советских войск верфей, транспортных узлов и важных объектов привлекались жители Николаева и его окрестностей. С немецкой скрупулезностью все население города бралось на учет для отбывания трудовой повинности. Каждый трудоспособный горожанин обязан был работать на «новый порядок», ему выдавались специальные трудовые карточки «мельдекартен» с регулярными двухнедельными отметками по месту работы. Это должно было удостоверить, что их владелец действительно работает на немецком производстве.

В здании бывшего аэроклуба на углу нынешних улиц Советской и Шевченко расположилась Биржа труда, куда обязаны были являться все трудоспособные лица. Уклонение от явки и регистрации рассматривалось как неподчинение указам или постановлениям немецких властей, и являлось преступлением против органов власти, находящихся на территории оккупированных восточных областей. Лица, совершившие такое преступление, в соответствии с указом рейхсканцлера А. Розенберга от 23 августа 1941 года “О вынесении специальными судами приговоров о смертной казни лицам, неповинующимся оккупационным властям”, подлежали смертной казни, а в менее тяжелых случаях - заключению в каторжную тюрьму.

Этим же указом устанавливалось, что “…местное население обязано вести себя в соответствии с немецкими законами и с приказами, изданными для него немецкими властями. Поскольку местные жители не являются немецкими подданными или лицами немецкой национальности, они подлежат следующему особому положению о наказаниях.” Согласно данного положения практически любое действие против установленного порядка оккупационного управления могло рассматриваться как преступление, наказание за которое не отличалось многообразием – смертная казнь. Только формы исполнения были разные: либо повешение, либо расстрел.

  В Николаеве основные публичные казни проводились на стационарной виселице, установленной на углу нынешнего проспекта Ленина и улицы Советская, рядом с которым находилось самое оживленное место города – базар. Помимо этого, виселицы располагались еще в нескольких местах.

В качестве средства для обеспечения имперской безопасности, для такой категории как военнопленные, существовал еще концлагерь…

Военнопленные или как их было принято называть в СССР “пропавшие без вести”…

С самого начала войны тысячи, десятки и сотни тысяч бойцов отступающей Красной армии оказались в немецком плену. Кто добровольно, кто в страхе за свою жизнь, а кто в состоянии контузии или ранения оказывался в незавидном положении военнопленного. Нескончаемыми неряшливыми колоннами двигались они по дорогам Украины в первый год войны. Так когда-то татары и ногаи гнали своих пленников в рабство после набегов на Русь…

“Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать.”

Это выдержка из приказа Ставки Верховного Главнокомандующего СССР № 270, который был издан 16 августа, в день, когда в Николаев вошли передовые части немецких войск. Согласно приказу все красноармейцы и командиры Красной армии, сдавшиеся в плен, считались дезертирами и изменниками Родины. Семьи таких лиц подлежали аресту и ссылке, а сами они – физическому уничтожению.

Пленных красноармейцев помещали в специальные концентрационные лагеря, которые создавались прямо на оккупированной территории, для дальнейшей фильтрации военнопленных и отправки их на каторжные работы в Германию. Такие лагеря были созданы и на территории Николаевской области.

Во время прорыва 18-й и 9-й армий из окружения в августе 1941 года не всем красноармейцам и офицерам удалось выбраться. Многие попали в плен и содержались в первом на территории области лагере «Дулаг-137» в районе железнодорожной станции Грейгово. Очевидцы событий того времени и прошедшие через лагерь вспоминали, что одним из способов уничтожения людей в Грейгово стало такое явление: жертву загоняли в воду, а потом били палкой по голове, пока не утонет.

Выживших в Грейговском «Дулаг-137» зимой 1941-1942 года пешком отправили в Николаев, где к тому времени, благодаря стараниям новых начальников судостроительных верфей, в районе Темвода был создан стационарный лагерь "Шталаг-364". Узников лагеря предполагалось использовать как рабочую силу для восстановления судостроительных заводов. Позже к «грейговским» военнопленным летом 1942 года примкнули героические участники обороны Севастополя и Одессы.

"Шталаг-364" был в числе крупнейших региональных лагерей на юге Украины. Он имел филиалы, в частности, в Первомайске, Вознесенске, Новой Одессе, Себино, на судостроительных заводах имени Андре Марти, 61 Коммунара, затем – в Херсоне и Одессе. Комплекс сооружений лагеря состоял из 26-ти двухэтажных бараков из расчета на семьдесят тысяч пленных, которых после определенной фильтрации разделяли на четыре условных зоны по национальному принципу.

В каждом из таких жилищ содержалось до сорока человек, у которых не было ни малейшего шанса на побег: все они были окружены двумя рядами колючей проволоки, десятью сторожевыми башнями с пулеметными расчетами и прожекторами, многометровым каменным забором. Спали жертвы, как правило, на цементном полу. Стекол в окнах не было. Всех пленников, закованных в кандалы, кормили из корыт для скота баландой с шелухой, в которую редко, когда добавляли листья подсолнечника, опилки. Известно, что в этом лагере не было даже травы: ее поели до самих корешков. Питались, конечно же, и червями, которых удавалось нарыть в земле.

“В первое время многие женщины ходили туда и забирали наших солдатиков под видом того, что это их мужья. Но, когда лагерь стали охранять калмыки, то эта форточка мгновенно захлопнулась”, – вспоминает житель оккупированного Николаева Вячеслав Шарапа.

Как указано в Акте Николаевской областной комиссии по расследованию злодеяний над гражданами СССР, совершенных немецко-фашистскими оккупантами и их сообщниками на территории Николаевской области, от 13 ноября 1944 года, расстрелы военнопленных и мирных граждан сопровож­дались бесчеловечными пытками, издевательствами и истяза­ниями.

“Немецкие варвары применяли средневековые пытки. Пы­тали каленым железом, загоняли под ногти иголки, вывора­чивали руки и затем подвешивали к потолку. Особой жесто­костью отличался следователь жандармерии с. Варваровки субофицер Церн.

Пытки и издевательства доходили до того, что у женщин вырезали груди, вырезали половые органы у мужчин, сбрасы­вали свою жертву с крыши вниз головой, выкалывали глаза. Чтобы добыть нужные им сведения, немецкие изверги и их сообщники не останавливались ни перед какими методами пыток, изобретая все новые и новые чудовищные средства. После всех пыток обычно жертва расстреливалась, а немно­гие оставшиеся в живых стали калеками на всю жизнь.”.

За годы оккупации в "Шталаге-364" погибли почти все, а это – до 70 тысяч человек. Последние 30 тысяч погибли в начале 1944 года. Новых жертв заставляли вырывать покойников-пленных и сжигать, дабы пришедшие советские войска не смогли оценить масштабов злодеяний. Впоследствии эта же участь ждала и остальных заключенных.

*  *  *

 

Особой категорией населения захваченных территорий, к которой немецкие власти всегда были “неравнодушны”, являлись представители еврейской нации. Политика руководства нацистской партии по отношению к евреям была однозначна: полное физическое уничтожение.

Так уж исторически сложилось, что в наших краях еврейское население было довольно многочисленным. Только в Николаеве, согласно Всесоюзной переписи населения 1939 года, проживало 25280 евреев – почти 5-я часть всего населения города. Большинство из них не успело эвакуироваться.

Практически сразу же после оккупации, в конце августа 1941 года в Николаев прибыл рейхсфюрер СС Гиммлер. Он провел встречу с руководителями оперкоманд, на которой были детализированы основные положения приказа об уничтожении еврейского населения. Было особо подчеркнуто, что исполнители этих акций не несут личной ответственности за выполнение данного приказа.

Результатом визита такой значительной особы стало начало массового террора по отношению к еврейской диаспоре Николаева и Николаевской области.

Вячеслав Шарапа в книге «Отголоски» пишет: “В Широкой Балке начались расстрелы. Расстреливали большей частью евреев – стариков, женщин, детей… Как-то один немецкий солдат отказался стрелять. Тогда офицер застрелил его, оттолкнул ногой труп и сам лег за пулемет. А когда кто-то заметил, что, мол, там же дети, то эсэсовец, хорошо владевший русским языком, отрезал: - “Он сейчас маленький жид, а вырастет – станет большой жид!”.

В начале сентября 1941 года евреям областного центра было приказано явится с документами и предметами первой необходимости на пункты сбора в районе городского кладбища. Очевидцы вспоминают, что колонна из нескольких тысяч человек двигалась по ул. Рыбная (нынешняя ул. Чкалова) из центра города в сторону городского кладбища. Ужасом веяло от нее. Некоторые жители из русских и украинцев выдергивали из этой массы еврейских женщин и детей, пряча их впоследствии у себя дома.

Около пяти тысяч человек были расстреляны прямо на городском еврейском кладбище. Остальных на машинах в течение трех дней вывозили за пределы города. В оврагах между селами Воскресенское и Калиновка у них сначала отобрали ценности, затем приказали раздеться и расстреляли. Позже очевидцы свидетельствовали, что немцы «брали у каждой женщины из рук ребенка и на глазах расстреливали, некоторых детей бросали живыми в овраг, где находились трупы расстрелянных». На месте были произведены взрывы, позже трупы были сожжены. В 1942 г. в Николаеве был создан рабочий лагерь, в который привозили евреев из других городов Украины. Заключенные лагеря были уничтожены в конце 1942 – начале 1943 гг.

Согласно упомянутому приказу Гиммлера в ноябре 1941 года на расстоянии километра от села Богдановка Доманевского района был создан концлагерь, в котором фашисты сосредоточили более 55 тысяч мирных жителей, в основном еврейской национальности, из Бессарабии, Николаевской, Одесской, Кировоградской, Винницкой и других областей Украины. На протяжении всего ноября и декабря 1941 года сюда стали сгонять тысячи людей партиями от 1500 до 5000 человек со всей территории румынской Транснистрии.

В условиях суровой зимы 1941-1942 гг. заключенных разместили в свинарниках, шалашах и просто под открытым небом. В свинарнике, где раньше содержали 200 свиней, помещали до двух тысяч человек. Заключенные были лишены пищи и воды. Жажду они могли утолить только снегом. Румынские жандармы расстреливали тех, кто пытался добыть себе воду или пищу.

20 декабря в лагерь прибыла эсэсовская бецирк-команда “+11”, дислоцированная в селе Роштад (ныне - Поречье Веселиновского района) под командованием немца Гегеля.

"21 декабря 1941 года за околицей села Богдановка раздались злые автоматические очереди. Из оврага поднялся столб густого, как мазут, дыма, жирно испятнав безоблачную небесную голубизну. Над селом потянуло муторным смрадом горелой человечины. Когда ненадолго возникали паузы между выстрелами, доносились приглушенные расстоянием истошные крики” – вспоминают очевидцы. "Ежедневно 25-30 палачей, расположившись в нескольких метрах от группы в 15-20 человек, раздетых донага и поставленных на колени у края оврага лицом к обрыву, хладнокровно расстреливали свои жертвы. Убитые и раненые падали на дно оврага, где был сложен большой костер из соломы, камыша и дров. Детей убийцы сбрасывали в пламя этого костра живыми. Особые группы заключенных должны были складывать падавшие в овраг тела на костер. Трупы сжигали круглые сутки. Если легкораненным, пользуясь темнотой, удавалось выбраться из оврага, то их ловили и расстреливали. Немецкие офицеры воинских частей, расположенных в с. Константиновка на противоположном берегу Буга, присутствовали при этих убийствах и делали фотоснимки".

К 1 февраля 1942 года было истреблено около 54 тысяч человек и 2 тысячи было заживо сожжено в бараках. В этом уничтожении кроме команды СС принимали участие также и румынские солдаты, полицейские из бывших советских граждан и местные немцы-колонисты.

Стоит заметить, что особо секретные фашистские циркуляры предписывали “…расстрелы производить в стороне от городов, деревень и дорог. Могилы сравнивать с землей, чтобы они не стали потом местом паломничества”. Запрещалось “…фотографировать во время казни и допускать посторонних”.

Кроме концлагеря под Богдановкой на части территории Николаевской области, которая входила в состав подконтрольной Румынии Транснистрии, существовали лагеря и гетто в Голте, Мостовом, Веселиново. Практически все они были созданы для уничтожения еврейского населения оккупированных территорий.

С 12 августа по 10 сентября 1941 года только в селах Веселиновского района уничтожено 10 тысяч мирных граждан, в основном - евреев.

Нескончаемые облавы следовали друг за другом. Практически невозможно было выжить в этом аду. Ева Ройзик, уроженка Первомайска, которой было всего несколько месяцев во время захвата города, вспоминала: "Несколько еврейских семей, в том числе меня и маму, прятали в каком-то погребе, а я плакала, так как у мамы не было молока. И тогда все эти люди начали уговаривать маму, чтобы... задушить меня. Мол, почему они должны все погибнуть из-за ее ребенка? Мама, конечно, была в ужасе: она положила свою ладонь на мой рот - и я таким образом оставалась трое суток без капли воды и еды. Промолчала, как все хотели... видно, судьба была мне выжить, несмотря ни на что!"

Анна Исааковна Бильмес, бывшая в то время 10-летней девочкой, вспоминает, что во время облавы в с. Малая Богачевка они с беременной матерью вынуждены были скрываться на кладбище, пока вокруг стреляли. "Потом мы вернулись в родное село, но нас встретила женщина и сказала, что снова облава, и тогда мы ушли в степь, - рассказывает она. - Дошли до села Секретарки, и там мама в сарае родила".  Их приютил кто-то из местных. Но на второй день снова была облава: полицай ходил по домам и искал евреев, так что пришлось уйти в степь, как и раньше. И тогда... ребенок у них на руках замерз. "Сколько я буду жить, я буду помнить писк этого ребенка. И еще то, как мама положила его на огороде возле крайнего дома села, а сами мы спрятались в скирде соломы. Пролежали там семь суток - без воды и еды, а когда вышли, мама попросила хозяйку закопать сына...".

 Всего в течение 1941-1943 гг. на территории Транснистрии в Первомайске, Первомайском, Кривоозерском, Доманевском, Врадиевском, Любашевском районах, селе Кривое Озеро уничтожено более 16 тысяч евреев. Всего в Транснистрии погибло 200 тысяч советских и румынских евреев.

В то же время следует отметить один существенный парадокс. Гетто Транснистрии имели четкую структуру управления во главе с «президентом общины». В них существовали хорошо развитые социальные службы и кустарное производство. С начала 1942 года узники гетто Транснистрии, депортированные из Бессарабии и Буковины, стали получать регулярную финансовую и продовольственную помощь еврейской общины Румынии, а с 1943 года - и международных еврейских организаций. Это было одной из главных особенностей этих гетто, что помогло спастись многим узникам. Именно в Транснистрии уцелело около 70 % всех выживших в оккупации советских евреев.

*  *  *

 

Поздняя ночь. Тишину в городском парке имени Петровского, расположенном почти в историческом центре Николаева, изредка нарушали лишь звуки моторов автомашин, въезжающих на устроенные здесь немцами военный склад и автобазу, а также шаги часовых. И вдруг взрывы потрясли ночной город, вспыхнуло пламя. В огне сгорели 15 грузовиков с оборудованием и техникой и 20 тонн горючего. Погибли несколько десятков солдат и офицеров.

В январе 1942 года на том же складе вновь была осуществлена диверсия. На этот раз они потеряли 20 автомашин с военной техникой и большое количество горючего. Конечно, эти акции не имели стратегического значения, зато произвели огромный психологический эффект.

Самое главное - осталась невыполненной задача, поставленная перед шефом судостроительных заводов Причерноморья адмиралом фон Бодеккером, — наладить ремонт и выпуск новых кораблей для Германии. В марте 1942 года был затоплен железобетонный плавучий док водоизмещением 6 тыс. тонн. Летом того же года взрывается котел у стоявшего на ремонте румынского парохода. Постоянно портится оборудование на предприятиях.

Диверсии следуют одна за другой. Самым значительным ударом для немцев явился вывод из строя Ингульского военного аэродрома на Стрелке. 10 марта 1942 года взлетели на воздух 2 ангара, авиамастерские, были уничтожены 27 самолетов, 25 новых авиамоторов, бензохранилище. Двое суток пылал гигантский костер. А в августе участь Ингульского разделил военный аэродром в районе Широкой Балки.

Стоит, кстати, сказать, что злость за проведенные диверсии оккупационные власти вымещали на ни в чем не повинных гражданах. В вечернем сообщении Советского информбюро от 29 сентября 1942 года приведены слова немецкого военнопленного о ситуации на захваченных территориях южной Украины:

 «Украина пред­ставляет собою картину разрушения и запустения. Огромные земельные площади не обрабатываются. Население оккупиро­ванных районов голодает. В Николаеве, Херсоне, Первомайске, Константиновке и других городах военные власти рас­стреляли десятки тысяч мирных граждан. В Николаеве после налета партизан на аэродром немецкие власти арестовали и расстреляли свыше 500 ни в чем не повинных людей. На од­ной из улиц я видел 12 повешенных и среди них 3 женщины.».

Среди населения активно ведется пропагандистская работа. В городе стали появляться листовки, призывающие население саботировать работы на оккупационный режим и выезд на работы в Германию.

Руководителем одной из подпольных групп был профессиональный разведчик-диверсант Виктор Лягин (Корнев), группа которого прибыла в Николаев 28 июля 1941 года – в самый разгар хаоса эвакуации города.

Ядро резидентуры составляли ленинградские чекисты. В группу входили: Александр Сидорчук (заместитель резидента), Григорий Гавриленко (связной резидента), Александр Николаев (связной с николаевским городским подпольем), Петр Луценко (подрывник, минер), Александр Соколов (специалист по подрыву железнодорожных путей) и Демьян Свидерский. Уже в Николаеве к группе были прикомандированы радист Борис Молчанов и сотрудники местного управления НКВД Иван Соломин и Петр Шаповал.

В доме № 12 по улице Рыбной (Чкалова) находилась их конспиративная квартира. Хозяйкой квартиры была Елена Полохова, работавшая ранее в одной из воинских частей Черноморского флота. Сам Лягин работал инженером на судостроительном заводе и был на хорошем счету у немцев. Для советского Центра его позывной был “КЕНТ”.

*  *  *

 

По некоторым данным, первой успешной диверсионной операцией группы Лягина стала гибель командующего 11-й немецкой армией генерал-полковника Ойгена фон Шоберта. 12 сентября 1941 года легкий штабной самолет “Шторьх” должен был приземлиться в Николаеве на аэродроме в районе Широкой Балки. Этим самолетом генерал Шоберт возвращался с совещания по вопросу дальнейшего наступления на Крым, которое проводил командующий группой войск румынский маршал Ион Антонеску. Во время посадки самолет взорвался. Летчик и генерал погибли.  Вряд ли этот взрыв был диверсией советской резидентуры, поскольку угадать, где и когда, приземлится самолет командующего 11-й армией, было просто невозможно. Роковой случай привел к тому, что самолет Шоберта попросту приземлился на одну из необезвреженных мин, оставленных в августе отступающими частями Красной армии.

Ойген фон Шоберт стал первым генералом Вермахта такого ранга, погибшим в Великой Отечественной Войне. Панихида по погибшему проходила на его родине в Мюнхене. Тело генерала было предано земле в районе городского яхт-клуба. На похоронах присутствовали маршал Антонеску и тогдашний начальник немецкого генштаба фельдмаршал Вальтер фон Браухич. На могиле Шоберта установили надгробие в виде “тевтонского” креста. Впоследствии, при отступлении немецких войск в 1944 году, тело Шоберта было эксгумировано и перезахоронено в Баварии.

Помимо диверсионной работы сотрудники нелегальной резидентуры вели активную разведку. Благодаря их усилиям советскому командованию становились известны данные о перемещении войск противника и перевозке грузов, о состоянии вражеской армии.

Разведчики Лягина установили связь с другими подпольщиками, действующими в городе. Было налажено надежное взаимодействие с группами Бондаренко, Защука, Комкова, с руководителем разведгруппы ГРУ Генерального штаба Красной Армии Андреевым.

Однако немецкие и румынские оккупационные спецслужбы свой хлеб даром не ели. 14 сентября 1942 года арестовали Андреева. Мужественный военный разведчик выдержал все пытки и вскоре был расстрелян. О том, что он схвачен, Лягин узнал в тот же день. Требовалось немедленно выяснить, в каком состоянии находятся подпольные организации и группы после ареста Андреева, и принять необходимые меры. Лягин решил встретиться с одним из руководителей подполья Бондаренко. Состоявшаяся встреча имела чрезвычайно важное значение для всей дальнейшей работы николаевского сопротивления.

Внимательно выслушав сообщение Бондаренко, Лягин посоветовал для более эффективной борьбы с врагом собрать воедино силы подпольщиков, создать общее руководство, боевой штаб организации. 30 сентября 1942 года состоялось совещание, по итогам которого было принято решение об объединении. На нем присутствовали Защук, Бондаренко, Комков, руководители подпольных групп Воробьев, Соколов, Кубрак и некий Круглов.

Были созданы подпольная организация "Николаевский центр" и его руководящий комитет в составе пяти человек. Председателем стал Защук, его заместителями - Бондаренко и Комков, членами — Воробьев и Соколов. Сам Лягин не вошел в состав комитета — необходимо было соблюдать строжайшую конспирацию. Однако вся работа "Николаевского центра" велась под его непосредственным руководством. "Центр" объединил более 25 групп и организаций не только Николаева, но и Херсона, других районов области.

Осенью 1942 года стало известно: Круглов — провокатор. Бондаренко вышел на связь с Лягиным. После всестороннего анализа положения, в котором оказалась организация в связи с проникновением в ее ряды гестаповского агента, руководитель "Николаевского центра" дал указание усилить конспирацию. Были изменены пароли, явки, часть подпольщиков выехала из города. Члену руководящего комитета Соколову было поручено убрать предателя, но тот, почуяв неладное, сбежал в Одессу. Лишь спустя много лет его настигла справедливая и суровая кара.

В Николаеве начались аресты. Гестапо схватило Воробьева и Защука. Раненому Комкову удалось скрыться после ожесточенной перестрелки, в ходе которой он убил начальника жандармерии и смертельно ранил следователя тайной полиции. В конце января 1943 года фашисты напали на след связного Лягина Григория Гавриленко. Когда за ним пришли, Гавриленко выпрыгнул в окно и спрятался во дворе находившейся рядом с его домом поликлиники. Для того, чтобы спасти своего связного, Лягин обратился за помощью к врачу Любченко. По имевшимся у него сведениям, эта женщина была оставлена в городе для подпольной работы. Но Любченко сразу же сообщила оккупантам о просьбе. 5 февраля Гавриленко очутился в германском застенке. В тот же день гестаповцами был арестован и “Кент”…

Позже были схвачены или погибли, оказывая сопротивление, и другие члены разведывательно-диверсионной группы Лягина, а также его радисты Борис Молчанов и Геннадий Пономаренко. (После освобождения Николаева Любченко была разыскана и приговорена судом к высшей мере наказания.)

За восемнадцать месяцев действия в тылу оккупантов резидентуры Лягина было сделано достаточно много. По признанию самих немцев, только крупные диверсии николаевских подпольщиков причинили ущерб на сумму, превышающую 50 млн. марок. Еще пять долгих месяцев продолжались изнурительные допросы и жесточайшие пытки, но разведчик молчал. 17 июля 1943 года Виктора Лягина расстреляли.

"За образцовое выполнение специальных заданий в тылу противника и проявленные при этом отвагу и геройство" капитану госбезопасности Лягину Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1944 года было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Тактика подпольной борьбы в степном Прибужье и наводненном гитлеровцами Николаеве имела свои особенности. Здесь невозможны были боевые действия в составе отрядов – не спрятать в открытой степи склад оружия, продовольствия и лагерь для партизан. Следовало раствориться среди населения, в целях конспирации устроиться на любую работу, внедриться в немецкие учреждения и даже в карательные органы, чтобы знать замыслы врага и не дать им осуществиться.

Всего на территории Николаевщины действовало 26 групп, объединявших в своих рядах до 1000 патриотов. Ими похищалось немецкое обмундирование, оружие, бланки удостоверений, медикаменты. Хирург Андрей Мельниченко с риском для жизни лечил подпольщиков, в том числе раненых. Самой известной среди таких групп является “Партизанская искра”, действовавшая в с. Крымка Первомайского района с конца 1941-го - по февраль 1943-го года. «Партизанская искра» насчитывала 30 членов организации и 40 человек привлекла к подпольной работе. В декабре 1942 года патриоты пустили под откос вражеский эшелон с солдатами и боеприпасами. Вскоре организовали побег 200 военнопленных из лагеря в Новоандреевке.

Подпольщикам не удалось провести подготавливаемое ими вооруженное восстание.  Раскрыв организацию, фашисты арестовали и после жестоких пыток расстреляли 25 членов «Партизанской искры». В 1957 году киностудией А. Довженко был снят одноименный фильм, автором сценария которого стал О. Гончар.

*  *  *

 

Жизнь в оккупированном Николаеве и области, несмотря на присутствие немецких и румынских оккупантов, продолжалась: люди рождались и умирали, вели нехитрое хозяйство, продолжали работать. Если сказать, что время было тяжелым, значит ничего не сказать. Постоянные облавы, террор, расстрелы, угон в Германию, жизнь под страхом расстрела стали нормой жизни.

Массовые расстрелы, сопровождаемые бесчеловечными пытками и издевательствами, производились во всех районах области. Достаточно было малейшего подозрения, чтобы че­ловека арестовать, а из-под ареста возвращался редко кто.

Советское информбюро в годовщину оккупации Николаева  16 августа 1942 года сообщало:

“Немецко-фашистские захватчики истребляют мирное население оккупированных районов Украины. В гор. Николаеве гестаповцы 27 июля обнаружили труп убитого немецкого офицера. Это послужило поводом к новой зверской расправе над мирным населением. За одну ночь гитлеровские бандиты арестовали больше 120 человек, вывезли их за город и всех расстреляли”.

Оккупационные власти ввели жесткий пропускной режим и комендантский час в каждом населенном пункте, нарушив которые можно было легко оказаться по ту сторону жизни.

5 ноября 1941 года начальник политуправления Южного фронта бригадный комиссар Мамонов представил Главному политическому управлению Красной армии сводку о хозяйничании немецких войск в Николаеве:

“Николаев сейчас — мертвый город, хлеба нет, базары закрыты. В город впускают только по пропускам. Магазины закрыты. Для того, чтобы открыть магазин, нужно разрешение немецкого военного коменданта. Сейчас торговлей начинают заниматься николаевские немцы. Воды в городе нет, водопро­вод взорван, люди ходят за водой в яхт-клуб. Электростанция не работает...”.

Обострились чувство опасности и инстинкт самосохранения. А еще было чувство голода, особенно у детей. Постоянное… Ели все, что попадалось съестное. После предвоенного голодомора организмы людей были приучены ко всему. В селах жизнь была не такой голодной, как в городе, поскольку земля помогала держаться на плаву. Тем не менее, после постоянных реквизиций оккупантами зерна, продуктов и живности у населения для собственного потребления, а также для вывоза в “фатерлянд”, было тяжело. В некоторых районах, например, в Снигиревском, немцы вывозили даже землю – плодородный украинский чернозем. Многие жители, особенно старики, умирали с голоду.

В Первомайске комиссар Голтянского уезда Лаффренц 25 октября 1942 года выдал приказ о запрете торговли продовольственными товарами:

“…Я еще раз указываю на то, что свободная торговля скотом, птицей, яйцами, молоком, маслом и продуктами садов запрещена. Разрешено продавать овощи, которые быстро портятся. Лица, нарушившие этот приказ, будут оштрафованы. Кроме этого, все обозначенные выше товары на рынке будут конфисковываться.”.

Виктор Борцов, который жил во время оккупации с матерью и маленьким братом в Варваровке, вспоминает: “Зимой 43-го румыны позабирали коров, свиней и даже кур, потом забрали запасы картошки и овощей. Началась голодуха. Старые люди в Варваровке незаметно умирали у себя в хатах. Наши соседи Зотовы долго не показывались на людях и не приходили в церковь. Когда отец Георгий послал к ним прихожан, то дома застали только их мерзлые трупы, обглоданные крысами. Старики умирали тихо, а молодые пытались как-то прокормиться.”.

Кормились, кто чем мог. Некоторые жители успели запастись зерном со взорванных перед отступлением Красной армии складов у элеватора. В. Борцов пишет, что именно запасы кукурузной крупы, которую они набрали на пепелище в августе 41-го, а затем спрятали в тайнике, помогли его семье не умереть с голоду. Из этой крупы мать пекла мамалыгу, а Витя с маленьким братом продавали ее на Варваровском мосту:

“Кукурузную крупу в погребе румыны не нашли и мама решила весной печь мамалыгу. Она вставала с утра, заводила печь и пекла. Затем кормила нас. После этого накладывала полную корзинку горячих лепешек и отправляла меня с братом на мост торговать.

Возле моста со всей Варваровки собирались люди, продавали сухую рыбу, водку и макуху. Многие меняли одежду на продукты. Мы становились прямо в начале моста и предлагали румынским солдатам мамалыгу. Покупали ее очень хорошо. Расплачивались румыны и советскими рублями, и своими леями, и даже немецкими марками. За одно утро нам удавалось наторговать денег на три банки тушенки и каравай хлеба.  

Так мы пережили весь февраль и март 1943 года. В апреле румыны два раза проводили реквизиции. У людей забирали все. Баба Катя сказала, что у нее даже вытащили из печи казан с вареной картошкой”. Позже, когда, тайник с запасами крупы был все-таки обнаружен, семье Борцовых пришлось отправиться пешком к бабушке в Лоцкино, где можно было прокормиться.

Владимир Павленко, который также провел детство в оккупированном немцами Николаеве, вспоминал самое большое лакомство детей того времени – жареных воробьев:

«Нам мальчишкам все время хотелось есть и хотелось так, что сводило живот. Мы ели цвет акации, ходили на поля «выливать» сусликов из нор, но самое большое лакомство – воробьи. Сейчас они людей не боятся, а в войну, чтобы поймать воробья, требовалось большое искусство и терпение.

В 1942 году мне было 12 лет, и жили мы с сестрой и бабушкой на Дальнем Водопое, в том месте, где были старые карьеры известняка и разрушенные печи.

Возле железнодорожного переезда росла большая роща из старых акаций и кустов терена. В этой посадке мы ловили воробьев.

Все складывалось хорошо. Володя Гава умел свистеть и приманивать птиц. К полудню у нас набралось уже тушек 20-25. Мы развели огонь, ощипали свою добычу и нанизали воробьев на самодельные проволочные вертела».

Там же, на Водопое, в районе нынешнего парка “Дубки” и автогаражных кооперативов ему пришлось стать невольным свидетелем расстрела горожан:

«Вдруг послышался шум моторов на другой стороне карьера. Мы быстро затушили костер и затаились в высокой траве.

Со стороны переезда приближались три немецких грузовых машины. Они остановились по другую сторону оврага в 50 метрах от нашего укрытия. Из первого грузовика вышел офицер и стал отдавать какие-то команды. Выскочили солдаты, открыли задние борта кузовов и стали выталкивать людей. Мужчины были босые, без ремней, они поддерживали брюки руками. Женщины были в летних платьях.

Офицер что-то приказал и все начали раздеваться. Володька толкнул меня в бок: - «Смотри…». Отдельно стояла Софка Ревкина, которая училась вместе с нами в школе. Она была в светлом платье и руками запахивала кофточку на груди. Она не раздевалась, и несколько женщин тоже не хотели раздеваться. Тогда офицер подошел к Софе и показал, что нужно снять одежду. Софа отвернулась. Офицер рукой попытался сорвать с нее кофточку, но Софка оттолкнула его и женщины, которые тоже не хотели раздеваться подошли к ним вплотную. Офицер вынул из кобуры пистолет, выстрелил Софе в голову. Женщины завыли и стали медленно снимать одежду. Офицеру этого показалось мало, и он застрелил еще двух женщин. Все сразу разделись. Солдаты заставили сбросить тела убитых в овраг…».

Самые отчаянные, особенно молодежь, грабили немецкие склады у порта, в которых хранились не только боеприпасы, но и съестные продукты: тушенка, шоколад, яичный порошок, консервы…

Чтобы выжить, николаевцам приходилось работать на немцев и румын: шить и стирать для них одежду, варить еду, прислуживать в столовых, работать на заводах. В этом нет и не может быть ничего постыдного – каждый выживал как мог.

Другое дело те, кто сотрудничал с оккупационным режимом. Кто из страха, кто из-за голода, но в основном – из-за желания жить. Таких тоже хватало: некоторые женщины сожительствовали с немцами, даже имели от них детей; другие – устраивались проститутками в публичные дома.

 Находились николаевцы, занимавшиеся спекуляцией, грабившие квартиры соседей, уехавших в эвакуацию. Были случаи шантажа соседей, которые прятали у себя евреев, красноармейцев или детей от угона в Германию. Оккупационные власти всячески способствовали такому сотрудничеству. В газете «Українська думка» 8 ноября 1941 года опубликовано объявление немецкой полевой комендатуры Николаева о розыске лиц, скрывающих оружие, заводское имущество и совершающих акты саботажа против немецко-фашистских оккупантов. Было обещано 10000 рублей вознаграждения тому, кто доложит о хранении оружия, сокрытии красноармейцев, спрятанных запасах продовольствия, а также доложит об актах саботажа или их подготовке.

Некоторые шли на службу полицаями, провокаторами и осведомителями. В то же время имеется достаточно фактов, когда в полицаи или старосты шли для того, чтобы помочь землякам, сделать немного легче их жизнь в условиях оккупации.

*  *  *

 

Отдельная черная страница оккупации – массовый вывоз молодежи Николаевской области на принудительные работы в Германию. Первоначально он осуществлялся на добровольной основе путем, так называемых «призывов» молодежи через биржи труда. Но, ввиду отказа и саботажа местного населения от выезда, началось осуществление принудительных ничем не прикрытых мер. Специально устраивались регулярные облавы, результатом которых был отбор молодежи для отправки в Германию.

6 июля 1943 года в Николаеве было повешено 10 молодых людей, рождения 1924-25  гг., пытавшихся уклониться от отправки в Германию. Извещение об этом было опубликовано в номере газеты “Українська думка” от 10 июля. Далее шел текст объявления Николаевского окружного комиссара о мобилизации советской молодежи на принудительные работы и привлечении к строгой ответственности уклоняющихся от мобилизации.

Согласно объявлению, все мужчины и женщины 1926 года рождения должны были прибыть во вторник 13 июля 1942 года в 7:00 на ул. Садовую, 25. При себе полагалось иметь документы и дорожный багаж. То есть, населению объявлялось о мобилизации на работы за городом, а на самом деле отобранных людей насильно отправляли в Рейх. Тех, кто уклонялся от  явки для регистрации, ждало тюремное заключение или казнь за причинение вреда благу немецкого государства.

Тем не менее, жители области и города старались всячески избежать такого “призыва”, используя хитрость и народную смекалку. Зная о том, что угоняли только физически здоровых людей, которые прошли медицинский осмотр, многие симулировали внешние проявления какой-либо болезни. Это действовало.

Вячеслав Шарапа вспоминает, как чуть было не угнали его мать:

«Угоняли очередную партию молодежи на работу в Германию. Маму тоже вызвали, и она могла там сгинуть навечно. Но кто-то ее надоумил накануне медкомиссии выпить сто грамм водки и съесть головку чеснока. Сердце готово было выскочить из груди. Врач прослушала, смерила ее долгим взглядом и коротко бросила «Нихт!».

Согласно Акта Николаевской областной комиссии по расследованию злодеяний над гражданами СССР, совершенных немецко-фашистскими оккупантами и их сообщниками на территории Николаевской области, от 13 ноября 1944 года, только по городу Николаеву было угнано в рабство 5000 человек. Всего по Николаевской области за период оккупации было отправлено в Германию 25884 человека.

Не все они вернулись на Родину, а многих из тех, кто вернулся, ждали бараки ГУЛАГА за то, что их вначале оставили на произвол судьбы на захваченной территории, а затем насильно вывезли в рабство…

*  *  *

 

В тяжелейших условиях прошло два с половиной года жизни советских граждан на оккупированной территории Николаевщины. После трагических месяцев отступления в 41-42-м началось движение советских войск на Запад. Выстоял Сталинград, отгремели бои на Курской дуге, были освобождены Харьков и Киев. Советские войска форсировали Днепр и начали освобождение Правобережной Украины.

В начале 1944 года командованием Красной армии был разработан план весеннего наступления с целью освобождения территорий юго-запада Украины и выхода на границу с Румынией. Для его осуществления были задействованы войска 2-го и 3-го Украинских фронтов.

Первыми, 5 марта 1944 года, начали наступление войска 2-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И.С.Конева. Основной состав фронта к 5 марта осуществил Уманско-Ботошанскую операцию и к исходу 13 марта успешно форсировал Южный Буг на северном его участке. Две армии фронта - 5-я и 7-я гвардейские - под командованием генералов А.С. Жадова и М.С. Шумилова действовали на вспомогательном, Первомайском направлении.

В ходе преследования части сил 8-й немецкой армии, отходивших от г. Умани, 21 марта была освобождена Арбузинка с одновременным выходом гвардейских соединений к Южному Бугу в районе Первомайска. На следующий день войска 32-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-лейтенанта А.И. Родимцева развернули бои за сам город, который был освобожден 27 марта. Двумя днями позже были освобождены Врадиевка и Кривое Озеро.

Основной удар по противнику в междуречье Днепра и Южного Буга должны были нанести войска 3-го Украинского фронта под командованием генерала армии Р.Я. Малиновского.

Завершив к 25 февраля Криворожско-Никопольскую операцию, войска фронта развернули новое наступление. Они вышли на рубеж среднего течения р. Ингулец, а левым крылом заняли позиции по восточному берегу нижнего Днепра. Общее протяжение фронта составило около 280 км.

В составе 3-го Украинского фронта имелось семь общевойсковых армий:

- 57-я генерал-лейтенанта Н.А. Гагена

- 37-я генерал-лейтенанта М.Н. Шарохина

- 46-я генерал-лейтенанта В.В. Глаголева

- 8-я Гвардейская генерал-полковника В.И. Чуйкова

- 5-я Ударная армия генерал-полковника В.Д. Цветаева

- 28-я армия генерал-лейтенанта А.А. Гречкина.

В состав фронта также входила Конно-механизированная группа генерал-лейтенанта И.А. Плиева, 2-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта К.В. Свиридова и 23-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта Е.Г. Пушкина. Воздушное прикрытие наступающих войск осуществляла 17-я воздушная армия генерал-лейтенанта В.А. Судец.

Всего в составе фронта числилось 60 дивизий, 7184 орудий и миномётов, 573 танков и САУ, 593 самолёта.

Нашим войскам противостояла армейская группа “Холлидт” в составе 6-й немецкой полевой армии, части 8-й немецкой полевой армии и 3-й румынской, а также 4-го воздушного флота: всего - 34 дивизии, 3386 орудий и миномётов, 359 танков и штурмовых орудий, около 600 самолётов. Во главе этой довольно крупной группировки стоял командующий 6-й армией генерал-полковник Карл Холлидт.

Следует заметить, что противники были хорошо знакомы. Бойцам 8-й Гвардейской армии генерала В.И. Чуйкова снова пришлось встретиться с 6-й немецкой армией, разгромленной под Сталинградом. Теперь, сформированную заново, ее называли “армией мстителей”, намекая таким образом на взятие реванша за поражение на Волге.

Используя плацдарм юго-западнее Кривого Рога, на западном берегу Ингульца, 6 марта войска 3-го Украинского приступили к осуществлению Березнеговато-Снигиревской операции.

Наступление должно было начаться ранним утром с артиллерийской подготовки. Однако из-за установившегося в районе наступления густого тумана, который исключал ведение прицельного артиллерийского огня, артподготовка была перенесена до момента улучшения погоды. Только в начале двенадцатого советские орудия открыли огонь по немецкой обороне, и после 45-ти минутной артподготовки пехота поднялась в атаку.

Первой наступление начала 8-я Гвардейская армия  В.И. Чуйкова. Оборона 6-й немецкой армии была прорвана в центре на участке шириной до 18 километров. В тот же день 6-я полевая армия была атакована и на других участках, что не позволило немецкому командованию маневрировать силами для отражения советского наступления. С севера, для обеспечения правого фланга основной группировки войск, в направлении Вознесенска наступала 37-я армия М.Н. Шарохина и 57-я армия генерала Н. А. Гагена. Бои разгорелись по всему фронту.

В прорыв гвардейцев Чуйкова в 22 часа была введена конно-механизированная группа И.А. Плиева, подвижное объединение 4-го гвардейского механизированного корпуса и 4-го гвардейского кавалерийского корпуса, специально созданная накануне для наступления. К утру 7 марта эти части освободили первый крупный населенный пункт - с.Троицко-Сафоново.

Весна 1944 г. была ранней. Распутица и дожди начались с конца февраля. Дороги размокли так, что передвигаться по ним было почти невозможно. Увязали автомобили, артиллерию приходилось тащить на конной тяге и солдатских руках. Даже танки и вездеходы на гусеничном ходу сбавляли скорость наполовину. Это очень сильно затрудняло снабжение войск боеприпасами, горючим, продовольствием, замедляло их продвижение. Отставали госпитали, средства форсирования разбухших от весеннего паводка рек.

Начальник Генерального штаба Маршал А.М. Василевский, контролировавший общий ход наступления, писал в своих мемуарах:

«Много я повидал на своем веку распутиц. Но такой грязи и такого бездорожья, как зимой и весной 1944 года, не встречал ни раньше, ни позже. Буксовали даже тракторы и тягачи. Артиллеристы тащили пушки на себе. Бойцы с помощью местного населения переносили на руках снаряды и патроны от позиции к позиции за десятки километров. Грязь мешала вести наступление сплошным фронтом. Говорят, такая распутица в сто лет один раз бывает…».

Немецкое командование не рассчитывало, что советские войска начнут наступление при таких погодных условиях, и… просчиталось. Несмотря на распутицу,  за два дня наступательных боев главная ударная группировка фронта в составе конно-механизированной группы, 8-й гвардейской и 46-й армий овладела Новым Бугом. Перерезав железную дорогу Долинская-Николаев, конно-механизированная группа И.А.Плиева повернула на юг, на Баштанку, Снигиревку и совершила девятисуточный рейд по тылам гитлеровцев.

Такого маневра ни К. Холлидт, ни его штаб не ожидали. Принимая меры противодействия, немцы, с севера подтянули к Казанке 57-й танковый корпус, чтобы ударить плиевцам в спину, но опять безуспешно. На рассвете 9 марта к окраине Казанки подошли 135-я и 3-я танковые, а также 56-я мотострелковая бригады 23-го танкового корпуса генерал-лейтенанта Е.Г. Пушкина и 28-й гвардейский отдельный тяжелый танковый полк полковника Б.Н.Чикина. За одну ночь танкисты прошли по бездорожью от Кривого Рога 40 км. В результате трехчасового боя противник потерял около 1000 солдат и офицеров, более 40 танков, несколько сот автомашин. Плиевцы были надежно прикрыты с севера.

Освободив Казанку, танкисты Е.Г. Пушкина начали марш на Баштанку для усиления плиевской группы, которая в это время продвигалась к Снигиревке на соединение с частями 5-й Ударной армии генерала В.Д.Цветаева. Части 6-й немецкой армии оказались рассечены на две изолированные группы. Северная с боями откатывалась на Еланец-Вознесенск, а южная попала в окружение в районе Березнеговатого-Снигиревки. Пехотинцы 8-й гвардейской армии теснили окружаемую группировку с востока и севера, с запада их отрезала конно-механизированная группа, а с юга - 6-я и 5-я Ударная армии. Внешний фронт окружения создавала 46-я армия, наступавшая на Новую Одессу. В окружении оказались 13 немецких дивизий. Командующий 6-й армией К. Холлидт отдал приказ своей группировке прорываться на запад к Южному Бугу.

Маршал В.И. Чуйков позже в своих мемуарах писал:

“Немецкие солдаты в отчаянии бросались в безнадежные контратаки. Иной раз, увязая по колено в грязи, они шли в рост на наши позиции. Встреченные кинжальным пулеметным огнем, они устилали трупами раскисшие пашни. Разбивалась о нашу оборону первая волна, поднималась вторая, третья... Это были атаки обреченных, измученных людей, которые пытались пробиться на запад, в надежде уцелеть, выжить...

Крупными массами пехоты, при поддержке танков, минуя опорные пункты наших войск, противник пытался просочиться сквозь наши войска, взяв направление на Ново-Полтавку, прорываясь до склада с боеприпасами. С Ново-Полтавки открывался для противника путь к реке Ингул на Ново-Горожено и Привольное. Поспешность немецкого командования с контратаками, их отчаянность были в этой обстановке объяснимы.

К исходу дня 12 марта контратаки фашистов участились. Создалась реальная угроза их проникновения к Ново-Полтавке. Срочно сформированные две батареи из 105-мм немецких орудий и выставленные на огневые позиции около вагонов с немецкими боеприпасами, не жалели снарядов.

Артиллеристы вели огонь прямой наводкой по наступающей немецкой пехоте. Трудно сейчас сказать, сколько их шло на верную смерть. Огонь был уничтожающим. Пришлось создать дублирующие орудийные расчеты, чтобы артиллеристы могли сменяться через каждые два-три часа безостановочного огня.”

Чтобы вырваться из окружения, К. Холлидт бросил к Новополтавке свой последний резерв - 17-й пехотный корпус. В это время в селе оставался только полевой госпиталь. Врачи, сестры и санитарки, легкораненые с гранатами, винтовками и автоматами в руках мужественно отбивались от гитлеровской колонны, состоявшей из не менее 2000 солдат и имевшей артиллерию и танки. В неравном бою почти все герои погибли. Несколько девушек-медиков фашисты живыми бросили под гусеницы танков. Гитлеровцам удалось прорваться в сторону с. Привольное. Но прорыв вскоре закрыли танкисты Е.Г. Пушкина. Сам командир корпуса 12 марта был смертельно ранен в районе Баштанки.

Василий Иванович Чуйков, вспоминал:

“Корпус еще только подходил к месту назначения... Мы с ним поддерживали связь по радио. Шли осторожные переговоры короткими сигналами, чтобы немцы по радиоперехватам не догадались о передвижениях корпуса. И вдруг по радио открытым текстом сообщение... Убит Пушкин... Генерал-лейтенант, командир корпуса. Убит осколком бомбы, сброшенной вражеским истребителем. Командир танкового двадцать третьего... Мы часто встречались на одних и тех же боевых дорогах, в штабном блиндаже или командных пунктах... Нет, неправду говорят, что на войне привыкаешь к смерти!”

Окруженную группировку немцев также пытались деблокировать и со стороны с. Воссиятское Еланецкого района.. Эти планы были сорваны бойцами 37-й армии генерал-лейтенанта М.Н. Шарохина, которые в течение трех суток вели непрерывные бои.

Несмотря на весеннюю распутицу и яростное сопротивление немцев, 14 марта 1944 г. у Снигиревки встретились танкисты конно-механизированной группы с войсками 5-й Ударной армии генерала В.А. Цветаева. Фронт окружения между Ингулом и Ингульцом сомкнулся. Началась ликвидация окруженной группировки противника.

Маршал В.И. Чуйков пишет:

“Противник, убедившись в невозможности прорыва через наши боевые порядки днем, решил пойти на ночной прорыв. Во втором часу ночи 14 марта плотными цепями и колоннами гитлеровцы двинулись на прорыв, ведя ружейно-автоматный огонь на ходу. Наша артиллерия вести огонь не могла, но пехота и танкисты расстреливали в упор немцев. Они шли, не обращая внимания на наш огонь. Своих потерь они ночью не видели и гибли сотнями и тысячами.

С рассветом весь фронт пришел в движение. К 10 часам утра разгром противника в районе Ново-Сергеевка, Ново-Горожено, Тарасовка, Зеленый Гай был завершен. Двумя часами позже всякое сопротивление противника было подавлено в районе разъезда Горожено, Ново-Павловка, Ново-Севастополь, Ново-Братский.

За два дня боев было убито около 25 тысяч немецких солдат и офицеров, взято в плен около 10 тысяч...

Огромны были и трофеи оружия, автомашин, танков, самоходных орудий, бронетранспортеров. Сколько трупов и оружия было оставлено и брошено в оврагах, балках и в поле — сказать трудно.

На запад, за Южный Буг, прорвались немногие.

Освобожденные жители рассказывали, что некоторые немецкие солдаты и офицеры сходили с ума.

К вечеру 14 марта через передовой командный пункт 8-й гвардейской армии, расположенный в Ново-Полтавке, прошло более восьми тысяч пленных немецких солдат и офицеров. Подходили и подходили новые колонны. Иногда один автоматчик конвоировал колонну до двухсот человек. На этом участке фронта враг был морально сломлен.”

За разгром противника в ходе Березнеговато-Снигиревской операции генерал-полковник В.И. Чуйков и генерал-лейтенант И.А. Плиев 19 марта 1944 года получили звание Герой Советского Союза.

Согласно сводке Советского информбюро за период с 6 по 16 марта 1944 года захвачено в плен 13.859 немецких солдат и офицеров, убито и осталось на нашей территории 36.800 человек.

Захвачено: танков 131, самоходных орудий 74, орудий 678, пулемётов 1.646, автомашин 9.100 (большинство неисправных), тягачей 517, бронетранспортёров 115, повозок 1.500, мотоциклов 605, раций 44, винтовок 30.750, автоматов 10.220, миномётов 453, складов разных 99, железнодорожных эшелонов с боеприпасами 13, паровозов 27, мотовозов 5, снарядов 28.000, складов авиабомб 2, огнеприпасов в штабелях на 1.800 вагонов, лошадей свыше 2.000 и один речной пароход.

Уничтожено и оставлено противником на нашей территории: танков 144, самоходных орудий 118, орудий 540, миномётов 559, пулемётов 1.458, автомашин 6.931, тягачей 67, бронетранспортёров 88, повозок 5.724, лошадей 2.510, складов разных 20, мотоциклов 120, самолётов 10, бронекатеров 5.

Несмотря на то, что значительной части гитлеровцев все-таки удалось прорваться к Южному Бугу, командующий группировкой К. Холлидт 20 марта был снят с должности.

 Тем временем на южном участке фронта успешно действовали войска 28-й армии генерал-лейтенанта А.А. Гречкина. 11 марта её 2-й гвардейский мехкорпус генерала К.В. Свиридова освободил Берислав. Продолжая наступать вдоль Днепра, войска 28-й армии 13 марта освободили Херсон. На правом крыле фронта войска 57-й и 37-й армий также прорвали немецкую оборону, освободив 19 марта Братское и Еланец, и двигались в направлении Вознесенска.

Продолжая преследование отходящего противника по всему фронту, 18 марта войска 3-го Украинского фронта вышли на подступы к Николаеву.

В то время, когда наши войска ликвидировали окруженную группировку немецких войск в районе Снигиревка-Березнеговатое,  46-я армия В.В. Глаголева и 8-я Гвардейская армия В.И. Чуйкова, преодолевая сопротивление гитлеровцев, по бездорожью двигалась к Новой Одессе. Наступление этих армий вынудило К. Холлидта обратить внимание на усиление обороны по рубежу реки Южный Буг.

В район Новой Одессы спешно перебрасываются последние резервы и направляется оперативная группа штаба 6-й армии. По Южному Бугу гитлеровцы заранее создали мощную оборону из цепи дотов, дзотов и огневых точек, считая, что не только удержат ее, но и начнут отсюда новое наступление.

14 марта Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед 3-м Украинским фронтом задачу преследовать отступающие части врага, не допустить его отхода за Южный Буг, захватить переправы на участке Побужья, с хода овладеть Херсоном и Николаевом, занять Тирасполь и Одессу. Преодоление "Бугского вала" намечалось с ходу, на плечах отступающего противника. Тактика вполне оправданная в условиях неорганизованного выхода из окружения частей 6-й армии вермахта, но очень сомнительная в случае преодоления заранее укрепленных оборонительных позиций.

Одним из факторов успеха любой военной операции является отличное знание и правильная оценка плана действий противника, точная оценка сил, средств и его возможности. Довольно быстрый выход советских войск к Южному Бугу был последствием хорошо подготовленной и успешно проведенной Березнеговато-Снигиревской операции. В то же время, командный состав частей и соединений, участвующих в наступательных боях по освобождению Новой Одессы и в форсировании Южного Буга в этом районе, не имел достаточно точных оперативных данных о противнике, его оборонительных сооружениях, составе и боеспособности, как в самом населенном пункте, так и на правом берегу реки. В штабах армий на первых порах преобладала уверенность в возможности легкой победы.

Достаточно такого факта: когда 14 марта завязались бои за Новую Одессу, немцы бросили против наших атакующих подразделений 28 бронеединиц, а 16 марта, в район Касперовки подошли еще 18 танков и самоходных установок типа «Фердинанд». У наших же освободителей - ни одного танка - отстали в пути. Снарядов хватало только до десятка штук на один артиллерийский ствол. И это не 41-й год, а 44-й!

Начальник штаба 37-й армии генерал-майор Арефа Константинович Блажей в своих мемуарах вспоминает:

“Липкий чернозем толстым слоем наматывался на гусеницы танков. Автомашины с грузами садились «на живот». Натужно ревели моторы. От чрезмерной перегрузки выходили из строя двигатели. Нелегко приходилось и пехоте: каждый шаг по раскисшему от дождей полю стоил больших сил.

В полосе наступления армии с востока на запад имелась лишь единственная дорога, которая словно в насмешку значилась на штабных картах шоссейной. На самом деле ее трудно было отнести к какому-либо классу дорог. Густо минируемая отступавшим противником, изрытая тысячами бомб и снарядов, перекрытая многочисленными заграждениями, эта дорога, по существу, была ничуть не лучше захудалого проселка. Вдобавок ко всему противник старался держать ее под сильным артиллерийским огнем. 

Было и еще одно обстоятельство, тормозившее наше продвижение, — многочисленные речки и ручьи, балки и овраги с крутыми, обрывистыми берегами, заболоченными поймами. После обильных мартовских дождей мелкие речушки и ручьи превратились в бурные водные преграды. Преодолеть их вброд стало почти невозможно”.

Тема обеспечения занимает особое место. И дело даже не в том, что в условиях весенней распутицы 1944 года невозможно было надлежащим образом позаботиться о материальной поддержке наступающих советских войск. Катастрофически не хватало людей. Тяжелые бои давали о себе знать.

“Пополнение поступало, но далеко не в таком количестве, какое требовалось. К тому же довольно часто мы вынуждены были задерживать отправку людей в дивизии: не хватало обуви, обмундирования”, – продолжает А.К. Блажей, - “…Трудности материального снабжения! Готовясь к наступлению, мы, конечно, имели их в виду, но, говоря откровенно, не представляли, что они будут столь серьезными. Кто мог знать, что на армейские склады поступит примерно тридцать процентов шинелей, брюк, гимнастерок, кожаных сапог и ботинок самых маленьких размеров? Где-то, видимо, мудрили, экспериментировали, экономили интенданты, а значительной части солдат приходилось наступать по грязи в валенках. Нелепость? Да, нелепость. К сожалению, она была фактом”.

Вопрос пополнения в 44-м году стоит крайне остро. Готовится мобилизация 1927-го года рождения, то есть 17-ти летних мальчишек. Кроме того, начинается особый набор среди жителей, бывших на временно оккупированной территории. После освобождения эти люди поголовно попадут под подозрение только потому, что не по своей воле оказались на захваченных врагом землях. Из их числа формируются батальоны для увеличения массы атакующих.

В основном, это крестьяне. Они не обучены воевать, оружие, которым не умеют пользоваться, должны добывать сами или забирать у павших. Форму им не дают – идут в своем, обычно в темном, черном, из-за чего и получили  название “черной пехоты”.

Вспоминает командир артиллерийского взвода связи лейтенант Валентин Дятлов:

“Атака. Поднимается черная цепь безоружных людей, за ней вторая. Черное на снегу – прекрасная мишень. Немец поливает эти цепи свинцом. Комбат орет: - “Вперед, вперед! Застрелю!”. Но попробуй оторвать себя, безоружного, от земли под ураганным огнем”. Они все-таки поднимались. Выжили единицы…   

Ветеран Великой Отечественной войны, военный историк и журналист, Петр Дмитриевич Мущинский рассказывает о событии, которое произошло при освобождении с. Пересадовка в Жовтневом районе. Освобождали село гвардейские полки 61-й стрелковой дивизии, которая входила в состав 5-й ударной армии. Командир дивизии генерал-майор Лозанович докладывал вышестоящему начальству о катастрофической нехватке людей в боевых подразделениях и просил прислать пополнение. Кроме того, 14 марта 1944-го года Лозанович требовал прислать обмундирование, оружие и боеприпасы из расчета на 500 человек. Ничего этого 61-я дивизия не получила.

Оказывается, офицеры особого отдела 3-го Украинского фронта прошлись по освобожденным селам Кировоградской, Одесской, Николаевской областей, собрали молодых парней 17-18 лет, которые подростками пережили оккупацию и чудом избежали принудительной отправки на работы в Германию. Этих ребят 10 марта отправили пешком в расположение 61-й стрелковой дивизии, которая должна была форсировать реку, чтобы 17 числа занять Пересадовку.

Генерал-майор Лозанович был не в восторге от такого пополнения. Полтысячи необученных солдат без оружия и обмундирования стали головной болью для комдива, который не смог вытребовать дополнительного оружия и боеприпасов. Он поступил так, как подсказывала сиюминутная логика. Разбил новичков поротно, выделил на всех 160 винтовок, два пулемета и отправил форсировать разлившийся в условиях весеннего паводка Ингул в первом эшелоне наступающей дивизии.

Немцы с правого берега встретили атакующих ураганным огнем пулеметов и артиллерии. Из 500 необстрелянных солдат только 22 остались в живых. Генерал-майор Лозанович «сэкономил» своих кадровых бойцов. Пересадовка была занята при минимальных потерях списочного состава дивизии.

Старожилы Пересадовки и сейчас вспоминают, что до 50-х годов прошлого века в Ингуле водились полуметровые раки и огромные сомы. Люди боялись  купаться, чтобы их не утащили под воду. Несмотря на послевоенный голод, эту живность старались не употреблять в пищу, как трупоедов…

Несмотря на такие случаи, жители прифронтовой полосы помогали наступающим войскам, как только могли.

Начальник штаба 37-й армии генерал-майор А.К. Блажей описывал в воспоминаниях один из таких случаев:

“С выходом к Южному Бугу войска почти полностью использовали и без того мизерные запасы патронов, снарядов и мин. Машины с боеприпасами либо безнадежно застряли в грязи, либо стояли без горючего. Оставалась единственная возможность — за десятки километров подносить боеприпасы вручную. 

Этим неимоверно тяжелым трудом занялись не только солдаты, но и тысячи жителей освобожденных сел. Растянувшись в нескончаемые цепочки, женщины, старики, подростки несли на плечах снаряды, ящики с патронами и минами. Ни холодный, пронизывающий до костей ветер, ни дождь, ни слякоть — ничто не останавливало этих людей, только что освобожденных из фашистской неволи.

Запомнился такой случай. Возле села Гейковка одна из полковых батарей поддерживала атаку стрелковой роты. Я и командир батальона наблюдали за ходом боя. К огневой, тяжело переставляя по липкой грязи ноги, подошли несколько стариков, каждый со снарядом на плече. Артиллеристы поблагодарили крестьян, приняли от них снаряды, зарядили орудия и тут же произвели залп по врагу.

— Та и вжэ? — растерянно развели руками наши добровольные помощники.

— Что вжэ? — не поняли солдаты.

— Висим километрив нэслы мы оци штукы по грязюци, а вы раз — и нема...”.

*  *  *

 

К 14 марта передовые части 46-й армии В.В. Глаголева вышли к Новой Одессе и завязали упорные бои. 28-й гвардейский стрелковый корпус, который входил в состав 8-й гвардейской армии В.И. Чуйкова, 17 марта также вышел на Южный Буг и удерживал рубеж Новая Одесса - Касперовка - Новопетровка - Себино - Гурьевка.

Понтонную переправу, которая функционировала до прихода наших войск, немцы сумели разобрать и увезти. Их воинские подразделения, оборонявшие Новую Одессу, танки, артиллерия и другая боевая техника с боями отступали по левобережью в сторону Николаева. Часть из них была переправлена на правый берег через Гурьевский мост, который после освобождения Гурьевки был взорван, а часть отошла на линию своей обороны, проходившей в районе Баловного, Матвеевки и Терновки.

Командование фронтом торопило наступавшие войска. Началось форсирование Южного Буга. Сразу на нескольких направлениях: Троицкое-Варюшино, Новая Одесса-Андреевка и Касперовка-Ковалевка.

Под вечер 18 марта противник нанес авиацией сильный бомбовый удар по Новой Одессе и Касперовке, стремясь сорвать занятый нашими войсками плацдарм в районе с. Ковалевка.

За ночь пехота на подручных средствах переправилась на западный берег Южного Буга в район с. Ковалевки и с. Варюшино. На протяжении 19-22 марта шли жесточайшие бои на плацдарме. Оборону на Буге держали немецкие штрафные части, усиленные танковыми соединениями тяжелых “тигров” и “пантер”.

Трагедия переправившихся на правый берег подразделений была объективно обусловлена не только тем, что они имели лишь легкое оружие, но еще состояла в том, что их не могли достаточно поддержать с левого берега: боеприпасов в артиллерийских подразделениях почти не было. При этом практически каждая дивизия почему-то пыталась переправиться самостоятельно, хотя напротив с. Троицкого все это время 394 стрелковая дивизия прочно удерживала плацдарм у с. Андреевки.

Вспоминает Маршал В.И. Чуйков:

“19 и 20 марта выдвинутые вперед стрелковые полки форсировали Южный Буг. На лодках, плотах, даже на бревнах переправились гвардейцы с легким оружием. Артиллерию и танки так переправить было невозможно. Понтонных средств тогда не нашлось. Артиллерия не могла поддержать переправившиеся части. Боеприпасов в артиллерийских соединениях почти не было. Командир артиллерийской дивизии генерал Ратов смог дать только по три выстрела на орудие.

Помешала погода. С моря подул ветер. Бугский лиман и в обычную погоду является преградой значительной. А тут с моря пошла в лиман вода. Она столь стремительно поднималась, что создалась угроза затопления некоторых захваченных плацдармов. Пришлось отдать приказ, чтобы наши части, с боем овладевшие плацдармами, покинули их и вернулись на левый берег”.

В небе над Бугом господствовала немецкая авиация. 17-я воздушная армия генерал-лейтенанта В.А. Судец ввиду отсутствия аэродромов не могла помочь советским армиям, которые форсировали Южный Буг.

Начальник штаба 17-й воздушной армии Корсаков в ответ на запросы частей о поддержке с воздуха доказывал:

“…мы привязаны к одному криворожскому аэродрому. У немцев авиации раза в полтора больше. Поблизости у них несколько аэродромов — одесский, тираспольский, кишиневский и другие... Сами понимаете, в каком мы положении. Чтобы поддержать наступающих на главном направлении, приходится летать за сто пятьдесят — двести километров. Для истребителей путь не близкий... Короче говоря, не можем мы вам помочь...”.

Повторная переправа на правый берег Южного Буга в районе плацдармов Ковалевка-Андреевка-Варюшино началась 26 марта, но только к последним числам месяца был построен мост грузоподъемностью в 16 тонн для переправы танковых соединений.

В боях за Ковалевский плацдарм погибло более 6000 советских бойцов. Значительное количество пропало без вести при переправе через Южный Буг.

Не лучше была обстановка и у г. Вознесенска. В системе укреплений противника на Южном Буге Вознесенск, как и Николаев, играл решающую роль. Приказом Гитлера от 8 марта 1944 г. немецкие дивизии должны были удерживать подобного рода "крепости" даже в случае их окружения. Противник создал здесь полосу инженерных заграждений из двух обводов.

Командование армиями, ввиду отсутствия воздушного прикрытия, советовало проводить основные операции по ночам. Это давало свои положительные результаты, поскольку к таким ночным атакам немцы оказались очень чувствительны.

На рассвете 22 марта передовые подразделения 37-й армии в сопровождении преимущественно полковой и батальонной артиллерии вышли к Южному Бугу. Стремясь окружить гитлеровский гарнизон в г. Вознесенске, 92-я гвардейская и 288-я стрелковые дивизии наступали с северо-востока, а южнее, с юго-востока, теснили противника 188-я стрелковая и 10-я гвардейская воздушно-десантная дивизии 37-й армии. Дивизионную артиллерию подтянули к берегу не более чем на сорок процентов. Тяжелая полностью отстала. Армия почти не имела прикрытия с воздуха.

В тот день не удалось перебраться на правый берег из-за массированного артиллерийского огня врага. 228-я стрелковая дивизия возобновила наступление только 24 марта. На всякий случай многие бойцы запасались и индивидуальными переправочными средствами: кто небольшим бочонком, кто пустой канистрой из-под бензина, кто плотно связанными в снопы кукурузными стеблями. В 6 часов утра штурмовые группы переправились на правый берег реки и успешно закрепились на плацдарме.

Более успешным было форсирование Южного Буга севернее г. Вознесенска у с. Александровка. Бойцы 58-й гвардейской стрелковой дивизии в ночь с 22 на 23 марта на плотах и рыбачьих лодках форсировали Южный Буг и удерживали плацдарм до 26 марта. В районе Бугских Хуторов переправилась и удерживали позиции части 57-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Н.А. Гаген.

Штурм Вознесенска продолжался почти трое суток. На рассвете 24 марта все закончилось. После освобождения города танковые и механизированные соединения 3-го Украинского фронта двинулись на Одессу.

*  *  *

 

В то время, когда Ковалевский плацдарм, как Молох, перемалывал в кровавой мясорубке наши войска, на южном участке фронта с 18 марта активное наступление на Николаев вели 6-я, 5-я Ударная и 28-я армии генералов И.Т. Шлемина, В.Д. Цветаева и А.А. Гречкина. Во всей системе гитлеровской обороны по Ингулу и Южному Бугу Николаев занимал особое место. Противник заблаговременно построил на подступах к нему от четырех до шести сильно укрепленных в инженерном отношении оборонительных рубежей. Они представляли собой систему непрерывных траншей глубиной 1,5-2 м с выносными стрелковыми ячейками. Вдоль всего переднего края обороны было установлено по 3-4 ряда проволочных заграждений на металлических кольях. На улицах города были вырыты окопы и противотанковые рвы, созданы опорные пункты с дотами и дзотами. Все подступы к городу были заминированы и простреливались плотным огнем. Общая глубина инженерных препятствий превышала 25 км.

Примечательно, что линия немецкой обороны на северо-восточных и восточных подступах к Николаеву проходила по тем же позициям, которые обороняли советские войска при отступлении в августе 1941 года. Командование противника также понимало и невозможность оборонять город в течение длительного времени, поскольку удары советских войск и успешное форсирование Южного Буга с северного фланга ставили под угрозу полного окружения и сводили на нет всю оборону города. Повторялась ситуация, в которую попали части Красной армии в 41-м году.

В течение 10 дней войска трех советских армий вели упорные бои, сокрушая оборону противника. Ровная открытая местность перед городом не давала возможности скрытно сосредоточить войска. В центре, с востока, гитлеровцев теснила 5-я Ударная армия, с северо-востока, на Терновку и Соляные, наступала 6-я армия, а с юго-востока - 28-я армия. Ее войска пробивались в район морского порта и Черноморского судостроительного завода.

Особенно ожесточенные бои шли 19 марта. Первая атака 108-й гвардейской дивизии полковника С.И. Дунаева 5-й ударной армии началась с рассветом, в 4 часа, но на переднем крае на ее бойцов обрушился шквал тяжелой артиллерии врага. Пришлось отойти на прежние позиции, и возобновить атаку удалось только в 10 часов.

В ночь на 22 марта гвардейцы прорвали этот рубеж, а ночью 25-го вышли к Водопою. 27 марта 108-я, 50-я и 96-я гвардейские дивизии подошли к последнему рубежу. 108-я дивизия вела бои вдоль Херсонской улицы (проспект Ленина) и пробивалась в центр города. Она удостоена почетного наименования "Николаевская". Стала "Николаевской" за эти бои и 86-я гвардейская стрелковая дивизия 28-й армии.

Сильно поредевшей подошла к Николаевским рубежам 130-я стрелковая дивизия 5-й Ударной армии. На Водопое ее командование сформировало передовой отряд форсирования из 60 человек, который возглавил заместитель командира 664-го стрелкового полка майор А.К. Семеренко. По фермам разрушенного моста и на резиновых лодках отряд переправился через Ингул на полуостров Аляуды, а оттуда 27 марта в 19.30 высадился на восточную окраину Николаева, продвинулся к заводу им. 61 коммунара, а затем к Варваровскому мосту.

Наиболее драматичные события произошли на позициях 28-й армии, которая двигалась к Николаеву вдоль берега Бугского лимана через Балабановку, Богоявленское и Широкую Балку. На этом направлении в составе 28-й армии в боях за Николаев принимали участие морские пехотинцы 384-го отдельного батальона морской пехоты 4 военно-морской базы Черноморского флота. В условиях наступления наших частей не было четкого взаимодействия на флангах.

Командир 384-го отдельного батальона морской пехоты майор Федор Евгеньевич Котанов в боевом донесении штаба от 24 марта сообщал:

«Доношу: 22.03.44 г. В 19-45 батальон начал наступление справа – дорога Богоявленск – Широкая Балка, слева – берег Южный Буг.

В ходе наступления по донесениям и личным наблюдениям, установлено:

1. Никакие части правых соединений не наступали. А переходили с одного места на другое вдоль по фронту.
2. Несмотря на явное удаление светящихся ракет на левом фланге и мою информацию соседу, никто или не понял, или не хотел понять, что противник на левом фланге отходит, и вместо поддержки, правый сосед оставался на месте. В результате не оказано никакого содействия развитию успеха.

…

7. Бойцы открыто выражают недовольство правыми соседями – «подвели».

Командир 384 отдельного батальона морской пехоты 4 военно-морской базы Черноморского флота майор Котанов»

В таких условиях для отвлечения внимания противника от наступающих с другой стороны Николаева наших частей командованием 28-й армии было принято решение о высадке десанта морской пехоты в районе городского порта и элеватора.

Десант был сформирован из воинов 384-го отдельного батальона морской пехоты, саперов и связистов 1-го гвардейского укрепрайона 28-й армии. Возглавил его старший лейтенант Константин Федорович Ольшанский.

В отчете о боевых действиях 384-го отдельного батальона морской пехоты по освобождению города Николаева в период с 12 марта по 28 марта 1944 года, в частности, сказано: «...24 марта в 21-00 отряд десанта в количестве 100 человек, под командованием старшего лейтенанта Ольшанского, вышел к причалу Богоявленска на посадку на подручные средства для форсирования реки Южный Буг и высадки в город Николаев. Плавсредства предоставляла армия. Благодаря беспечности и неорганизованности плавсредств не было. Вместо лодок предложили идти на квадратных понтонах, которые совершенно не были приспособлены к форсированию. Несмотря на это, посадка была произведена, однако, понтоны совершенно неуправляемы, и армейская прислуга не могла вести их по намеченному курсу. Десант в эту ночь не был выброшен».

 Повторная попытка высадки десанта была предпринята в ночь с 25 на 26 марта. Лодки предоставили местные рыбаки, а проводником вызвался выступить А.И. Андреев. Пройдя 15 км на лодках по Южному Бугу из Богоявленска, десант высадился в Николаевском морском порту. В его задачу входило внезапным ударом захватить и удержать порт до подхода основных сил, отвлечь на себя часть сил врага, для того чтобы облегчить советским частям штурм гитлеровских укреплений, не дать возможности фашистам вывести из строя порт, сохранить причалы, элеватор и другие портовые сооружения.

Утром немцы обнаружили десант, который занял оборону в районе нового элеватора. На штурм позиций десантников были брошены три батальона вражеской пехоты. Разгорелся яростный бой, продолжавшийся двое суток. За это время было отбито 18 вражеских атак. На поле боя гитлеровцы оставили 700 человек убитыми и ранеными.

Пленный обер-лейтенант Рудольф Шварц на допросе показывал: «Командование Николаевского гарнизона было весьма обеспокоено тем, что за столь короткий срок был разгромлен почти целый батальон. Нам казалось непонятным, каким образом такие большие силы русских прошли на территорию порта».

Жительница Николаева, Печичкина Анна Иосифовна, проживавшая в то время неподалеку от морского порта,  рассказывала:

«26 марта 1944 года утром мы услышали стрельбу, и через некоторое время к дому подъехало несколько автомашин с немецкими солдатами. Офицер приказал нам не выходить. Солдаты оцепили дом. Я видела, как через некоторое время все прибывали и прибывали группы солдат и с перебежкой разбегались к элеватору и по дороге. Затем стали приносить на носилках и на плечах раненых, их было довольно большое количество. Спустя часа два стали подвозить пушки, и открылась стрельба из артиллерии и, спустя некотрое время, стали подходить танки, я насчитала два, один стоял у нового элеватора, а второй – на шоссе за домом к старому элеватору. Раненых все больше и больше проносили мимо моего дома. Бой длился очень долго с небольшими перерывами. И когда наши войска вошли в город и подошли в район действия, мы узнали, что это дрались матросы».

Другая очевидица, Коваленко, рассказывает:

«Утром 26 марта 1944 года открылась стрельба в районе конторы элеватора. Через некоторое время дом окружили немцы и приказали не выходить. В окно было видно, как, перебегая в направлении конторы элеватора, немцы падали, а затем около окна стали проносить раненых и убитых, довольно большое количество. Около наших дверей при входе стоял немецкий солдат. Позднее подошли танки, я видела около 4 штук. В дом ко мне пришел шофер русский, забравший раненых, и мельком на мой вопрос ответил: «Красные в элеваторе», раньше мы не знали в в чем дело. На второй день к вечеру пришел немецкий офицер и стал обыскивать чердаки, подвалы и водил за собой нас, отца заставляли везде лазить, спрашивая: «У вас есть партизаны?».

Горстка советских воинов героически удерживала крохотный плацдарм до подхода основных сил 28-й армии. К моменту вступления наших частей в Николаев с северо-востока и востока в живых осталось 11 человек из состава десанта; все были ранены и обожжены, пятеро - в тяжёлом состоянии. Двое из раненых умерли в течение 3-х дней.

Утром 28 марта была создана комиссия по расследованию действий отряда Ольшанского, в которую вошли: заместитель командира 384-го батальона по политчасти майор Аряшев, уполномоченный «Смерш» капитан-лейтенант Вдовенко, начальник отдела связи 1-го Гвардейского укрепрайона гвардии майор Никулин, начальник медслужбы укрепрайона старший лейтенант медицинской службы Капкаева и другие. Результатом работы комиссии стал составленный «Акт расследования героических действий отряда десантников под командованием старшего лейтенанта Ольшанского Константина Федоровича», подтвердивший совершение подвига.

Когда о десанте Ольшанского доложили И. Сталину, тот лично распорядился подготовить наградные документы на всех его участников. За героизм и отвагу участникам десанта К. Ольшанского в апреле 1945 г. присвоено звание Героя Советского Союза. Это единственная военная операция в истории Советского Союза, все участники которой были удостоены звания Героя Советского Союза. Проводник десанта местный рыбак А.И. Андреев удостоен этого звания посмертно в 1965 году.

Существует такое выражение: “Каждый подвиг на войне является результатом чьей-то глупости”. Подвиг десантников 384-го отдельного батальона морской пехоты яркий тому пример. Это был не “десант в бессмертие”, как принято его называть, а “десант смертников”.

По сведениям пленных и местных жителей, перешедших через линию фронта из Николаева, на момент, когда только готовилась операция по высадке десанта, немцы получили приказ продержаться 3-4 дня для организации эвакуации всего необходимого, а также местного населения. Немногочисленный немецко-румынский гарнизон Николаева уже уходил по мосту через Южный Буг на Одессу. Высадка небольшой группы морских пехотинцев практически ничего не решала, поскольку начался основной штурм города со стороны Водопоя и Терновки. Командование знало об этом, но все равно десант был осуществлен.

Уже после того, как началась высадка, было решено отозвать десант, но… отсутствовала связь. Поэтому и было принято “Соломоново решение” – если высадились, то пусть уж там и остаются.

Остались... Практически все... Навечно…

*  *  *

 

Немецкие части поспешно отступали. Уходя с оккупированных территорий, они не забывали о приказе командования оставлять за собой “выжженную землю”. Известно, что фельдмаршал Э. фон Манштейн лично поощрял такую тактику. Не говоря уже о Берлинском руководстве Вермахтом.

Отступая, специально подготовленные части взрывали наиболее важные здания и значительные сооружения, железнодорожные полосы и мосты, заводы и фабрики. Справедливости ради стоит отметить, что таким же образом по личному распоряжению И. Сталина действовали в 1941 году и отступавшие части Красной армии.

Учитывая тот факт, что заводы и ранее были взорваны нами при отступлении, фашисты лишь довершили разгром наиболее важных, с их точки зрения, цехов и объектов. Кроме этого, в марте 44-го Николаев подвергался бомбежкам советской авиации. Некоторый ущерб был нанесен городскому хозяйству.

Сам город почти не пострадал, немцы сожгли основные дома в центре: театр, здание командования военно-морской базой, Облисполком, дом Аркасов, в котором до войны располагался Обком партии- это все на Советской площади. Затем они успели сжечь четную сторону Советской от площади до улицы Шевченко (исключая здание филармонии) и правую - до Большой морской. Были взорваны хоральная синагога и городская водонапорная башня.

В остальных частях города были повреждены лишь крупные здания; весь одноэтажный Николаев остался цел. Из 2594 коммунальных домов было разрушено 147, то есть около 5 процентов.

Наплавной мост через Южный Буг в районе Спасский спуск-Варваровка также был подготовлен к взрыву, но благодаря решительным и своевременным действиям передовых частей наступавших армий, он так и не был осуществлен. По этому мосту советские войска “на плечах” противника перебрасывались на правый берег реки, чтобы идти дальше на запад, на Одессу.

28 марта 1944 года г. Николаев был очищен от противника. Вечером по радио была передана сводка СовИнформБюро:

“Войска 3-го УКРАИНСКОГО фронта сегодня, 28 марта, после упорных боёв, штурмом овладели крупным областным и промышленным центром Украины городом НИКОЛАЕВ — важным железнодорожным узлом, одним из крупнейших портов на Чёрном море и сильным опорным пунктом обороны немцев у устья ЮЖНОГО БУГА”.

Ю.С. Крючков пишет: “Когда на рассвете со стороны Водопоя в Николаев вошел разведывательный батальон, город уже был практически оставлен фашистами. Как вспоминает командир батальона, только у Варваровского моста они встретили слабое сопротивление оставленного небольшого арьергарда, который отступил через мост. Так что никакого "штурма" Николаева, о котором сообщалось в сводке Совинформбюро от 28 марта, не было”.

Войскам, участвовавшим в освобождении Николаева, приказом Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина от 28 марта 1944 г. объявлена благодарность. Вечером того же дня Москва салютувала им 20-ю артиллерийскими залпами из 224-х орудий.

После освобождения г. Николаева войска 5-й Ударной армии, усиленные соединениями 28-й армии, повели стремительное наступление на Одессу вдоль побережья Черного моря. В руках гитлеровцев оставался еще Очаков, стойко державшийся в августе 41-го и оставленный последним в Николаевской области. Гарнизон Очакова состоял, в основном, из румын. Наступая вдоль правого берега Бугского и Днепр-Бугского лиманов, а также от Кинбурнской косы, части 5-й Ударной армии буквально выдавливали вражеские войска, отходившие на Одессу через Рыбаковку и Коблево без боя.

Ксения Яковлевна Антоновская, жившая в с. Красное Парутино Очаковского района и на себе испытавшая все “прелести” оккупации, вспоминала следующее. После освобождения Николаева, о чем знали все, румынские солдаты и офицеры, находившиеся в селе, метались по селу с криками: – “Кинбурн, Кинбурн”. Оказывается, они получили известие о том, что с Кинбурнской косы в Очаков переправился советский десант, и опасались, что не успеют уйти на Одессу. Паника, однако, не мешала им прихватить с собой что-нибудь ценное. Хотели забрать телку – не дала, отстояла…

Очаков, последний оккупированный на Николаевщине крупный населенный пункт, был освобожден 31 марта 1944 года.

Четыре дивизии 5-й Ударной армии генерала В.Д. Цветаева: 109, 108, 86-я гвардейские и 416-я стрелковые вышли к Тилигульскому лиману, который форсировали вброд. Хотя наступил уже апрель, погода была еще зимняя, дул северный ветер, бушевал настоящий снежный буран. И снова без артиллерийской поддержки, в ледяной воде гвардейцам довелось стоять и возвращаться в с. Коблево. Только к 2 часам 3 апреля, когда подошла армейская артиллерия, гвардейцы выбили противника из траншей на западном берегу лимана. Это были последние бои на территории Николаевской области. К 4 апреля 1944 года она была очищена от гитлеровцев.

*  *  *

 

Закончились страшные годы оккупации, которая длилась 978 дней: с момента захвата с. Лысая Гора Первомайского района и до полного освобождения территории Николаевщины. Но до окончательной победы – штурма Берлина, подписания акта о капитуляции и парада на Красной площади было еще очень далеко…

Освобожденным землям предстояло восстановление из руин. Уходившие на запад советские части забирали с собой призванное мужское население, которого и во время оккупации было немного. Вся тяжесть восстановления вновь ложилась на женские плечи.

Еще 2 ноября 1942 года указом Президиума Верховного Совета СССР была создана Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причинённого ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР. Указ предусматривал, что в задачу Комиссии входит «полный учёт злодейских преступлений нацистов и причинённого ими ущерба советским гражданам и социалистическому государству, установление личности немецко-фашистских преступников с целью предания их суду и суровому наказанию; объединение и согласование уже проводимой советскими государственными органами работы в этой области». Комиссии предоставлялось право поручать надлежащим органам производить расследования, опрашивать потерпевших, собирать свидетельские показания и иные документальные данные, относящиеся к преступным действиям оккупантов и их сообщников на территории СССР. Такие комиссии были образованы на местном уровне в каждой освобожденной области.

На территории Николаевщины комиссия по расследованию злодеяний над гражданами СССР, совершенных немецко-фашистскими оккупантами и их сообщниками была создана в начале марта 1944 года, как только освободили первые районы области. Результатом работы комиссии стал Акт от 13 ноября 1944 года. На 12 листах, к нему прилагались списки военных преступников, а также дела по 18-ти районам и г. Николаеву.

Отдельно к 23 декабря 1945 года подготовлена Справка об ущербе, причиненном немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками предприятиям, учреждениям, организациям, колхозам и гражданам Николаевской области. Материальный ущерб, нанесенный народному хозяйству области и гражданам Николаевщины составил 15 млн. 247 515 тыс. руб.

Учет велся раздельно: хозяйство области, имущество государственных предприя­тий и учреждений, личное имущество граждан.

Областной комиссией установлено, что немецко-фашист­ские захватчики и их сообщники:

- уничтожили и разрушили в колхозах 9058 строений, из них 1160 жилых домов объемом в 335 тыс. 568 куб, м., 391 промышленно-производственное здание, электростанции, 4928 животноводческих построек, 712 скла­дов и зернохранилищ, 413 клубов и красных уголков, 257 дет­ских учреждений, 1197 прочих зданий хозяйственного назна­чения;

- уничтожили 147870 гол. крупного рогатого скота, 106822 лошади, 301304 гол. овец и коз, 157871 свинью, 769392 шт. птицы, 20458 пчелосемей, 141143 т зерна, 18443 т карто­феля, 10858 т овощей, 5245 т прочих продуктов питания, 708400 га посевов зерновых культур, 18430 га посевов карто­феля, 8438 га многолетних насаждений.

Было разрушено и сожжено 1827 строений, принадлежавших государственным предприя­тиям и учреждениям, в том числе 986 жилых зданий объемом 268 800 куб, м., 6 электростанций, 324 промышленно-производственных здания, 1 музей, 19 зданий больниц, поликлиник и амбулаторий, 146 школ, 39 клубов, театров, красных угол­ков, 9 детских учреждений, 1 библиотеку; отобрали и уничто­жили 1485 гол. крупного рогатого скота, 946 свиней, 352 гол. овец и коз. 999 лошадей, 594 шт. птицы, 152 т зерна, 13 т кар­тофеля...

Большой ущерб причинили немецко-фашист­ские захватчики личному имуществу советских граждан. Они уничтожили и разрушили 4840 жилых домов, объемом 1308 649 куб. м., 2 997 надворных построек, отобрали 51168 коров, 40763 гол. крупного рогатого скота (включая и молод­няк), 26661 свинью, 26502 гол. овец и коз, 2985 лошадей, 861457 шт. птицы, 6787 пчелосемей, 201513 центнеров зерна, 153062 центнера картофеля, 26532 центнера муки, уничтожи­ли 71962 дерева многолетних насаждений.

Отдельной горькой строкой прописаны людские жертвы. За период оккупации в Николаевской обла­сти:

- убито и замучено мирных граждан 74662 чел.;

- уничтожено военнопленных - 30699 чел.;

- угнано в рабство -25884 советских граждан.

Теперь  виновным предстояло нести ответственность за свои преступления.

В 10 часов утра 20 ноября 1945 года в немецком городе Нюрнберг начался международный судебный процесс над бывшими руководителями гитлеровской Германии. Процесс проходил в Международном военном трибунале по 1 октября 1946 года. В основу доказательной базы Советской стороны обвинения были положены документы Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков.

На территории СССР в это же время состоялись судебные процессы над военными преступниками “местного” уровня, которые после окончания войны были разысканы и предстали перед судом.

 10 января 1946 года Военный трибунал Одесского Военного округа  начал слушание дела группы бывших военнослужащих германской армии, обвиняемых в «массовом уничтожении городов и сел», а также других злодеяниях, совершенных на территории Николаевской области в период временной оккупации. Заседание трибунала проходило в помещении Театра юного зрителя, в котором сейчас размещается  Николаевский академический украинский театр драмы и музыкальной комедии.

Дело рассматривалось в открытом судебном заседании под председательством полковника юстиции Зотова А.С., членов  Трибунала: полковника юстиции Мошева В.А., запасного члена Трибунала майора юстиции Кочубеева С.Я. Государственное обвинение поддерживал полковник юстиции Семашко И.Ф. Защитниками подсудимых по назначению суда выступали адвокаты Беклетов, Шерешевский, Белостоцкий, Быков и Степаненко.

В качестве обвиняемых по делу были привлечены и осуждены 9 военнослужащих германской армии.

1. Герман Винклер (1888 г.р., немец, уроженец г. Дрезден),– генерал-лейтенант германской армии, бывший комендант города Николаева.

С июня 1942 г. до сентября 1943 г. был полевым комендантом г. Николаева и Николаевской области, а с сентября 1943 г. до 27 марта 1944 г. был военным комендантом г. Николаева. Через подчиненные ему войсковые части и карательные органы Виклер проводил систематическое истребление советских граждан, организовывал угон советских людей в Германию, руководил разрушением городов и населенных пунктов и разграблением советских государственных предприятий, а также имущества граждан. В связи с приближением Красной Армии к г. Николаеву в руках Винклера, как военного коменданта города, была сосредоточена вся власть: все гражданские и военные власти в том числе полиция, жандармерия и СД обязаны были подчиняться и выполнять приказы.

При участии обвиняемых Витцлеба, Шмале и Бютнера Винклер разработал и затем привел в жизнь план тотального уничтожения г. Николаева и прилегающих к нему населенных пунктов. По указанию генерал-лейтенанта были уничтожены промышленные предприятия, учебные заведения и культурно-просветительные учреждения, лучшая часть жилищного фонда и другое имущество.

Приговор: смертная казнь через повешение.

2. Ганс Санднер (1915 г.р., немец, уроженец г. Эссен, член нацистской партии с 1933 г.) – оберштурмфюрер СС, бывший начальник полиции безопасности (СД).

Будучи с ноября 1941 г. по апрель 1942 г. начальником оперативной группы полиции безопасности СД, а затем по июнь 1942 г.– начальником управления полиция безопасности СД,  являлся организатором и участником массовых расстрелов советских граждан. В декабре 1941 г. во главе карательного отряда, Санднер выезжал в с. Ново-Александровка Баштанского района, где было расстреляно 54 человека, в том числе дети, женщины и старики.

Всего Санднером и его подчиненными в Николаеве расстреляно около 1 500 советских граждан.

Приговор: смертная казнь через повешение.

3. Макс Людвиг Бютнер (1904 г.р., немец, уроженец г. Ашафенбург, член нацистской партии с 1933 г.) – майор, бывший начальник жандармского управления Николаевской области.

Бютнер Макс с 20 июля 1943 г. до дня отступления немецких войск из Николаевской области являлся начальником жандармерии области, в его подчинении было 13 жандармских округов.

Лично принимал участие в  специально организованных карательных экспедициях против мирных советских граждан.  Разработал план и лично возглавил одну из них против мирного населения районов Николаевской и Кировоградской областей. В результате этой экспедиции, по показанию   обвиняемого   Кандлера,    было  сожжено    6  населенных пунктов и расстреляно более 100 человек мирных граждан.

Приговор: смертная казнь через повешение.

4. Франц Кандлер (1897 г.р., австриец, уроженец г. Штокерау) – капитан, бывший начальник жандармерии г. Херсона.

Являясь начальником жандармерии Херсонского округа с октября 1942 г. по март 1944 г., осуществлял карательные санкции по отношению к мирному советскому населению. По его указанию весной 1943 г. за несвоевременное выполнение сельскохозяйственных работ было арестовано 15 агрономов, которые были переданы полиции безопасности  и впоследствии расстреляны.

Всего жандармерией Херсонского округа под руководством Кандлера было угнано в Германию не менее 8 000 граждан.

Приговор: 20 лет каторжных работ.

5. Рудольф Михель (1904 г. р., немец, уроженец г. Циттау (Саксония)  – бывший начальник жандармерии Березнеговатского района.

Являясь с декабря 1941 г. по март 1944 г. заместителем начальника жандармского поста в Больше-Александровском районе, а с февраля 1943 г. по март 1944 г. начальником поста Березнеговатского района Николаевской области, лично и с помощью подчиненных ему жандармов арестовал более 250 советских граждан и передал их в полицию для расправы.  Со своими подчиненными лично избивал и истязал арестованных.

Приговор: смертная казнь через повешение.

6. Франц Витцлеб (1900 г.р., немец, уроженец деревни Гросрудштадт Веймарского округа, член нацистской партии) – бывший начальник охранной полиции города Николаева.

С 28 ноября 1941 г. по 25 марта 1944 г. занимал пост начальника охранной полиции г. Николаева. В 1943 г.  принимал участие в публичном повешении 30 советских граждан на базарной площади г. Николаева. Производил массовые облавы на советских граждан с целью ареста и, впоследствии, угона в Германию. По признанию Витцлеба, под его руководством охранной полицией было угнано в Германию до 10 тыс. человек. Уклонившихся Витлеб подвергал избиениям и пыткам, а потом для дальнейшей расправы направлял в полицию безопасности СД. По его же приказу на рынках Николаева и на дорогах полиция отбирала у граждан все продукты.

Приговор: смертная казнь через повешение.

7. Генрих Шмале (1893 г.р., немец, уроженец деревни Генемюнден провинции Ганновер, член нацистской партии с 1937 г.) – с 20 октября 1941 г. по март 1944 г. занимал должности: заместителя начальника охранной полиции г. Николаева, командира батальона охранной полиции и начальника охранной полиции г. Херсона. Проводил расправы над советскими гражданами, производил массовые аресты мирных жителей и передавал их СД. Систематически производил облавы, арестовывал советских граждан, уклоняющихся от угона в Германию, применяя при этом избиения и расстрелы. По собственному признанию, лично участвовал в повешении 5 граждан в  январе 1942  г.  В августе 1943  г.    принимал участие в карательной экспедиции в районе  Знаменка – Александрия, возглавляемой обвиняемым Бютнером, во время которой было сожжено несколько населенных пунктов и расстреляно несколько сот советских граждан.

Приговор: смертная казнь через повешение.

8. Роберт Берг (1913 г.р., немец, уроженец села Люнтов округа Волин (Померания) – фельдфебель полевой жандармерии.

Являясь фельдфебелем полевой жандармерии 50 немецкой пехотной дивизии, в сентябре и октябре 1941 года в г. Николаеве участвовал в расстреле 28 рабочих николаевского порта, в октябре 1941 г. в г. Очакове при его участии повешены 2 мужчин и одна женщина, которые были заподозрены в поджоге мельницы. В ноябре 1941 г., конвоируя группу советских военнопленных из Симферополя в Перекоп, вместе с другими жандармами, расстрелял 11 военнопленных, которые от голода не могли двигаться дальше.

Приговор: смертная казнь через повешение.

9. Йоганн Хапп 1913 г.р., немец, уроженец деревни Ферде уезд Ольне (Вестфалия) – оберефрейтор 783 охранного батальона.

Приговор: 20 лет каторжных работ.

*  *  *

 

Отношение простых граждан к судебному процессу было неоднозначным. Спустя десятилетия, после снятия грифа секретности с архивов МВД, стали известны агентурные сообщения сотрудников НКВД касаемо организации и результатов  суда  над нацистскими  преступниками.

Некоторые из них прямо противоположны.

Сотрудник поликлиники партактива Ламтелин говорит:

 «…В отношении сидящих на скамье подсудимых я бы внес предложение здесь же, на суде, поставить две лебедки, одну ногу привязать к одной лебедке, другую – к другой и рвать звероподобных на куски… Другой кары фашистской сволочи, вандалам за их издевательства и разрушения не придумать».

 Работница завода ЭМТА Масунова сетовала:

«…Жаль, что им более мучительной смерти, чем виселица, судьи не придумают, я бы посадила этих зверей в клетку, возила бы по городу и вилами колола в глаза, а потом дала бы на растерзание собакам, чтобы мы, советские люди, столько пережившие, видели, как их рвут на куски… Отомстить надо фашистской гадине за наши слезы и кровь, мучения и смерть…».

 Юрист 1-й юридической консультации Камша Аполлинария Владимировна недоумевала:

«…Зачем устроили этот процесс, масса из-за этого волнуется. Немцы вешали и расстреливали, и наши то же самое делают… На процессе рисуют немцев зверями, что они якобы вешали, убивали, производили обыски и т. д., однако в действительности этого не было. А вообще они только в пьяном виде преследовали советских граждан, а когда были трезвыми, никого не трогали…».

Ее мнение согласовывается с мнением рабочего завода № 444 Кирюхина Павла Ивановича:

«…Сидящие на скамье подсудимых невиновны, они только исполняли волю высшего начальства. Судить их не за что…».

Сам процесс также можно оценивать неоднозначно. Член одесской коллегии адвокатов Илья Вениаминович Шерешевский, защитник обвиняемого Франца Кандлера, хорошо помнил ход судебных заседаний:

«…Большое значение придавалось публичности процесса. Он освещался по радио, на страницах местных и центральных газет. Группа из трех кинооператоров снимала документальный фильм прямо в зале суда. Обвинительное заключение читали по городской радиосети Николаева целых три раза… Перед самой командировкой нас, четверых адвокатов, вызвали в городскую юстицию и дали подробную инструкцию построения защиты обвиняемых.  Никто из нас не должен был поднимать тему бытовой жизни оккупированного Николаева. Нельзя было приводить такие смягчающие обстоятельства, как четкая работа транспорта в городе при немцах, работа школ, детских садов, кинотеатров и музеев. Нельзя было упоминать о пополнении животными Николаевского зоопарка и обеспечении питания зверей. Запрещалось приводить факты обеспечения продовольственными пайками беременных женщин и грудных детей, которые были рождены от солдат вермахта. В общем, все, что касалось бытовой жизни при немцах, не должно было звучать на процессе. Защита должна была апеллировать только к личным качествам характера обвиняемых…».

Общий вывод адвоката Шерешевского следующий: 

«Николаевский процесс над военными преступниками и аналогичные процессы в  других городах были процессуально несовершенны. В социальном плане это была месть победившего народа за преступления гитлеровских палачей…».

С юридической точки зрения такое утверждение может быть и верным, но только с юридической. Да, процессы носили политический характер. Да, они были несовершенны в процессуальном плане. Но главное - вина обвиняемых, в форме человеческих жизней, людской крови и страданий, была доказана.

17 января 1946 г. после вынесения приговора осужденные к смертной казни были повешены на пересечении улиц Советской и Херсонской, практически на том же месте, где в период оккупации на стационарной виселице казнили советских граждан.

Из воспоминаний очевидцев:

«Несмотря на сильный мороз сотни николаевцев пришли посмотреть на исполнение приговора. «П»-образная виселица на семь персон была установлена в самом центре города на пересечении Базарной площади. Виселицу охраняли | вооруженные солдаты и конная милиция. Везли приговоренных под охраной солдат НКВД в открытом кузове «студебеккера», за ними дальше - конная милиция и толпа зевак. Приговоренные были в кителях без головных уборов. Площадь ко времени казни уже запрудили люди в радиусе квартала. «Студебеккер» с фашистами медленно подъехал к виселице и остановился, не выключая двигателя. В воцарившейся морозной тишине был громко зачитан приговор. По окончании чтения человек в погонах, из команды вешателей, махнул шашкой. «Студебеккер» резко тронул с места, заскрипели веревки, заболтались тела... Люди вокруг засвистели, заулюлюкали, и надавили наперед, толпу ели сдерживала конная милиция».

Марьяна Степановна Прокофьева вспоминала:

«Я видела, как приговор приводили в исполнение, и все они, повешенные, молодцы, держали себя с достоинством, а самый главный Санднер сам голову продел в петлю, не ждал, чтобы ему одевали…».

Румынские оккупанты также понесли заслуженное наказание за совершенные преступления. После войны бывший губернатор Транснистрии Георге Алексяну и диктатор Ион Антонеску были отданы под трибунал, признаны виновными в военных преступлениях и расстреляны 1 июня 1946 года неподалеку от румынского города Жилава.

Автор “окончательного решения еврейского вопроса” Альфред Розенберг будет казнен по приговору Нюрнбергского Международного трибунала 16 октября того же года, как один из самых главных нацистских преступников. К его подопечным судьба окажется более благосклонной.

Генеральный комиссар Николаева рейхскомиссариата Украина Эвальд Опперман избежит наказания и умрет 25 января 1965 года. Его шеф Генеральный комиссар Украины Эрих Кох 9 марта 1959 года будет приговорен польским судом к смертной казни. Приговор заменят пожизненным тюремным заключением по причине слабого здоровья. Тюрьмой для Коха служила просторная комната с телевизором, библиотекой и свежей западной прессой. В заключении Кох проживет ещё 27 лет, и умрет в 1986 году в возрасте 90 лет.

С теми же, кто сотрудничал с оккупантами и не ушел с ними при отступлении, местное население после освобождения Николаева и области разбиралось самостоятельно. Вячеслав Шарапа вспоминает:

«В 1944-м в Николаеве стали отлавливать полицаев и топить их в выгребных ямах. Захлебываясь дерьмом, они дико орали. Годы спустя, когда я уже был взрослым, их черепа и кости то и дело попадались в черпаки золотарей. Но некоторые на тот момент успели схорониться. Их только потом посадили».

Это был самосуд. Спустя некоторое время после процесса в отношении представителей немецкой армии в Николаеве состоялся суд и над предателями. Их судили в ДК строителей, вынесли суровый приговор, лишив свободы на длительные сроки.

*  *  *

 

Пройдут десятилетия.

Закончится Великая Отечественная Война, люди переживут послевоенный голод и период восстановления, распадется Советский Союз. Вырастет несколько новых поколений, которые совершенно по-другому будут воспринимать события ушедшего времени.

Но, несмотря ни на что, в памяти жителей Николаева и Николаевской области должны остаться те далекие 978 дней оккупации, в которых самоотверженность и патриотизм, героизм и отвага пересекались с предательством и трусостью, а желание жить было сильнее всего остального.

Вечная слава всем тем, кто защищал Николаевщину в трагическом августе 41-го, кто освобождал ее в героическом марте 44-го, кто вынес всю тяжесть оккупации и выжил!

Вечная память тем, кто погиб, защищая свои семьи и землю, кто навсегда остался в списках без вести пропавших, кто умер в оккупации, был замучен и расстрелян вражескими захватчиками...

Будем помнить!..

 

 

Часть 1: "Трагический август 41-го"

В фильме описываются события первых месяцев Великой Отечественной войны. В частности, действия Красной армии на подступах врага к г. Николаеву и Николаевской области, героический и самоотверженный труд простых людей при постройке оборонительных  сооружений, эвакуация предприятий.

Рассказывается о панике, которая царила при отступлении советских войск, и беспримерной отваге участников Грейговского прорыва, оказавшихся в окружении, о судьбах участников этих трагических событий. Делается попытка анализа причин, которые позволили гитлеровским войскам в очень короткий срок оккупировать Николаевскую область.

Часть 2: "Черные дни оккупации"

Период оккупации г. Николаева и Николаевской области немецко-фашистскими захватчиками составил долгие 978 дней.

В это время самоотверженность и патриотизм, героизм и отвага пересекались с предательством и трусостью, а желание жить было сильнее всего остального.

Десятки тысяч человек мирного населения и военнопленных подверглись физическому уничтожению, большое количество людей было принудительно вывезено на работы в Германию. Страх стал нормой жизни.

Но, несмотря ни на что, люди выживали, боролись с захватчиками и приближали Победу.

Часть 3: "Освобождение"

Серия рассказывает о героическом марте 1944-го года, когда во время проведения Березнеговато-Снигиревской и Одесской наступательных операций территория Николаевской области была полностью очищена от немецко-фашистских захватчиков, был освобожден г. Николаев.

Несмотря на тяжелейшие погодные и материальные условия, ошибки командования советских войск, бойцы Красной армии утверждали скорое приближение Победы.

После освобождения территории Николаевщины, большинство военных преступников понесло заслуженное наказание за свои преступления.