Форма входа
Владислав Витольдович Мацкевич
Снежный человек из НКИ
Военно-морская кафедра НКИ многие годы организовывала в период летних каникул студенческие дальние шлюпочные походы на веслах и под парусами по Черному морю и рекам региона. Однажды даже вновь проторили путь «из варяг в греки», отправив шлюпки в Калининград по железной дороге, а назад поперек европейской части Союза. Давно нет военно-морской кафедры, но шлюпочники НКИ разных годов выпуска, уже убеленные сединами, ставшие руководителями крупных заводов, КБ, фирм, деканы, профессора, офицеры ВМФ собираются иногда на нашей водной станции вспомнить былое.
В одном из шлюпочных походов вверх по Днепру, съев в конечной точке похода рыбину около 25 кг весом, отряд двинул назад в город на Буге. Предстоял день Военно-морского флота, его решили отметить в глухом месте. В Запорожском водохранилище нашли тихую бухту Круглик, разбили лагерь, вкопали мачту, чтобы завтра поднять военно-морской флаг. На многие километры вокруг ни души. Но студент есть студент. После ужина подошла к офицерам «инициативная группа» с предложением сходить в дом отдыха, который они вычислили в стороне от входа в бухту, чтобы купить свежего хлеба. Поколебавшись, командир похода дал «добро». Взяв шлюпочную кису-мешок, тройка двинула напрямик через степь.
Путь по буеракам около четырех километров. Часа через два с половиной пришел один, но с хлебом. Доложил, что там находится спортивно-оздоровительный лагерь Запорожского пединститута, в нем 102 девушки, 5 парней и чуть преподавателей. Наши двое задержались там, чтобы вроде бы договориться о поставке нам продуктов их экспедитором. Фактически они остались на танцы. Шли, естественно, не в парадной походной форме, а в рваных джинсах, кедах, в спасательных бушлатах с эмблемами «НКИ» и «НИКОЛАЕВ». Предпочитавшие постоянное купание в реке, три недели не видевшие шампуня и расчески, похожие на ирокезов, они насторожили лагерных преподавателей, посему после танцев была устроена поголовная проверка в палатах лагеря. Обнаружив пропажу одной девушки, было организовано прочесывание местности.
Нарушитель лагерного спокойствия Саня Бабинцев, блюдя честь дамы, рванул ползком через кусты, но вскоре упал в какую-то яму. Как потом оказалось, в яму ссыпали сажу после чистки дымоходов. В темноте, не разобрав, во что вляпался, он взял курс по звездам в наш лагерь. Естественно, спать оставалось ему не долго. Утром в лагере побудка, завтрак и построение на подъем военно-морского флага. Настроение у всех приподнятое – предстоят соревнования между шлюпками на скорость и правильность постановки парусного вооружения, старшинские (без офицеров) гонки на веслах и под парусом, перетягивание каната, прочие забавы, призы, затем праздничные обед и ужин. На построении выясняется, что нет боцмана одной из шлюпок. Командир похода, обнаружив в стенке одной из палаток нештатную выпуклость, пнул слегка по ней ногой и рявкнул: «Бабинцев – подъем!». Надо отметить, что Саня от природы жгучий и кучерявый брюнет, отрастивший в походе бороду и усы. Когда полог приподнялся и на свет божий появился Саня, строй замер, тишина — одни птички поют. Затем кто-то из студентов изрек: «Каптар». С диким хохотом команда каталась по лужайке, завалив мачту. Черный Саня весь в саже был весьма экзотичен – снежный человек, иначе не назовешь.
Сейчас Саша Бабинцев руководит одним из конструкторских бюро в Николаеве.
Владислав Мацкевич. Курсантские будни...
Одиссея Петровского «Морского устава»
с примесью детектива
К 50-летию Николаевского кораблестроительного института им. адмирала С.О. Макарова военно-морской кафедре поручили возродить созданный в 1949 году (через несколько лет, правда, заброшенный) мемориальный музей адмирала. В сентябре 1970 года музей был открыт. В середине 80-х его включили в «Морской энциклопедический словарь». 35 лет музей живет и развивается, он переехал в новое помещение главного корпуса теперь уже Национального университета кораблестроения имени адм. Макарова.
Помимо обычной для музеев собирательской и экскурсионной работы музей в течение десятков лет создавал фонд старой книги по истории флота. У частных лиц найдено и приобретено через библиотеку НКИ более двухсот книг XVIII, XIX и начала XX веков: книги Беклемишева, Елагина, Боголюбова, Вильдемара, Березина, Семечкина, Глотова, Витте, Вахтина, Висноватого, Бутакова, Веселаго, Черкасова, Посьета, Мертваго, Кротова, Скаловского, Семенова, многих иностранных авторов и альбомы. Закуплено более пятисот томов журнала «Морской сборник», начиная с №1, март 1848 года.
Все книги из разряда раритетов, но отдельно стоят: «Книга Уставъ морской, о всёмъ что касается доброму управлению, въ бытности флота на море», 1780 года, и «Регламентъ благочестивейшего государя Петра Великого Отца Отечества Імператора и Самодержца Всероссійского, о управленіи Адміралтейства и Верфи и о должностях Коллегіи Адміралтейской», 1780 года, пятое тиснение. Книги, за два столетия существования побывавшие, судя по печатям, экслибрисам и надписям, во многих руках, нашли, наконец, достойное место в музее адмирала Макарова и библиотеке НКИ (заинтересованные люди могут ознакомится с каталогом раритетов, разработанным и изданным библиотекой).
В начале 80-х годов проректор по научной работе попросил открыть заказ в типографии НКИ и сделать копию «Устава морского...» для Академии наук Украины. Заказ был открыт, книга передана заведующему типографией и спрятана в его сейф. Однако вскоре он надолго лег в больницу. Наличие книги при инвентаризации музея в конце года проверили в типографии. Вскоре после выхода из больницы заведующий умер, а так как военно-морская кафедра находилась в отдельном здании далеко от старого корпуса НКИ, об этом скорбном факте мы узнали недели через две. Естественно, сразу поинтересовались состоянием книги. «Дама», исполнявшая обязанности заведующего, почему-то это приняла в штыки, но под натиском флота в конечном итоге заявила, что книги нет, заказ аннулирован.
Для нас возникла ситуация унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла. Дав три дня на поиски книги, пригрозил обратиться в уголовный розыск. В конечном итоге, наслушавшись от «Дамы» оскорблений и рыданий, так и сделал. Звонок начальника УГРО в типографию сдвинул ситуацию с места. Одна из сотрудниц, не желая быть без вины виноватой в этой неприятной ситуации, сообщила мне, что в НКИ защищал кандидатскую диссертацию капитан теплохода «Капитан Кушнарев», Одесского пароходства. Реферат печатался в нашей типографии при содействии «Дамы». «Только знает ночь глубокая, как поладили они» (поэтому название теплохода изменено, а имя «Дамы» не называю), но когда остепененный капитан убывал к себе на борт, «Дама», вероятнее всего, подарила ему «Устав...». Кэп, несмотря на штамп библиотеки НКИ, благодарно его принял. Начальник УГРО выделил оперативника для поездки в Одессу. Диспетчер порта сказала, что теплоход в море на линии Куба – Калькутта и будет «возить» наш «Устав...» до конца года. Читайте, мол, газету «Моряк», там вся информация о приходе-отходе.
Под видом «кореша» оперативник пришел к капитану домой «пошарить по полкам жадным взглядом», но нужного корешка не увидел. В ноябре газета сообщила, что теплоход в Одессе. Ловили его там, а нашли в Николаеве. Когда капитану оперативник сообщил, что расследуется дело о пропаже раритета, визовый капитан, «обветренный как скалы», побледнел, почувствовал себя неуютно – в его кресле сидел оперативник и вел протокол. Наша версия подтвердилась. Ей была обещана должность буфетчицы судна. В знак благодарности при последнем рандеву на рабочем месте «Дама» достала из стола раритет и со слезами на глазах вручила книгу наивному капитану. Штампа библиотеки он, «увы», не заметил. Книгу взял в море почитать. Знает, что за вывоз раритета за границу без декларирования он мог лишиться визы и места. Нам очень повезло, что он не махнул там «Устав...» на ковер или туфли для жены.
Так как кэп согласился вернуть книгу через два дня, протокол пообещали порвать сразу после возврата. В знак «благодарности» посоветовал книгу отдать ректору – он-де дело о пропаже «Устава...» держит на контроле. Через пару дней ректор позвонил на кафедру: «Иди забери свой раритет». При встрече ректор сказал, что физия у кэпа была бурякового цвета. «Даму» уволили, а могли открыть уголовное дело. Однако этим дело не закончилось. Она написала кляузу – мол, в типографии пьют. Так как музей до этого тесно сотрудничал с типографией, реставрируя книги, печатая этикетки к экспонатами, методическую документацию для кафедры, председатель комиссии – начальник Первого отдела обратился за разъяснениями на кафедру. Я заявил: «Да, пьют!». Пояснил – от клейма вора спасла меня сотрудница типографии, дав наводку, поэтому, купив бутылку марочной мадеры и коробку конфет, пригласил нового зава и сотрудниц управления типографией в музей, где её и осушили (прости меня, дух адмирала Макарова). Оказалось – в типографии пьют!
Председатель комиссии был удовлетворен.
рисунок В. Мацкевича
Петух в Полярном
На одной из подводных лодок в Полярном служил механиком В. Колбека. Потомок воевавшего на севере заслуженного подводника, он, чувствуя за собой поддержку авторитета предка, да и в силу своего характера, часто, еще с курсантских времен, «выдавал на гора» разного рода выходки. В один из дней военно-морского флота в Полярном вдоль главной улицы шествовал, как Остап Бендер по улице Старгорода, молодой человек, одетый в костюм зеленого цвета в крупную клетку, на шее красный платок, на ногах туфли на «манной каше».
Одним словом, как тогда говорили, стиляга. В одной руке у него был прут, а в другой веревка – конец по-флотски. А вот другой конец конца был привязан к ноге рыжего петуха. Благовоспитанные прохожие посматривали на него с интересом, народ недоумевал, где «экзоту» удалось раздобыть такой прямой и длинный прут, ведь в Заполярье растут одни каменные низкорослые березки, закрученные невероятно. А детей интересовал петух, так как многие видели эту диковинную животину впервые.
Колбека гнал петуха в сторону дома офицеров флота, и тут ему навстречу едет на газике командующий подводными силами (была в те времена такая структура – штаб подводных сил Северного флота). Контр-адмирал командовал во время войны подводной лодкой и лихо воевал. Надо заметить, он был хорошим командующим, но флагманским матерщинником. За несколько минут до этого он на рейде Полярного, проходя на катере мимо торпедовоза, доставившего из Североморска ансамбль «Березка», через электромегафон «поставил на место» командира торпедовоза. Последний счел, раз у него на борту несколько десятков девушек, некорректно будет при проходе катера под флагом командующего сыграть свистком сигнал «Захождение» и дать команду «По правому борту стать к борту». Командующий прорычал в мегафон: «Командир, ты думаешь, если посадил на борт кучу потаскух, то можно не выполнять корабельный устав? Трое суток ареста!». А тут Колбека с петухом. Машина тормозит. Командующий: «Что за вид? Почему петух?» Колбека: «Товарищ адмирал! Слух прошел, что Вы в честь дня флота отменили сухой закон и в доме офицеров продают водку. Вот я и гоню закуску». Дальше машина пошла без бензина, её гнал мат.
На службе...
Жертва особенности национальной моды
В преддверии сильного шторма все лодки, находившиеся в полигоне боевой подготовки, увели в ближайшие губы Кольского полуострова. Нашей лодке определили точку якорной стоянки в губе Порчниха. Стали на якорь у берега, где безопасна стоянка и глубина позволяет ловить рыбу. Механик уговорил командира запастись свежей водой из ближайшей речки. Перевозить воду предполагалось надувной лодкой в резиновых мешках для дистиллата. А воды на «дизелюшках» всегда не хватало даже на еду, да и качество становилось отвратительным после нескольких недель хранения.
Ходил анекдот, что доктору одной из подводных лодок однажды дали справку об анализе воды из цистерн, где в соответствующей графе было написано: «Ваша лошадь больна диабетом». Надули резиновую «ЛАС-3», выделили трех матросов: два на берегу набирают воду, третий возит её на борт. Работа пошла. Увлеченные рыбалкой, а шла треска до метра длиной, палтусы и зубатка, мы не заметили, как один из матросов на берегу исчез. Выяснилось, что он ушел за сигаретами в лопарский поселок, видневшийся на берегу в конце губы.
На поиски послали командира мино-торпедной боевой части – матрос-то его. Через довольно продолжительное время минер привел беглеца. Попытка рассказать об одиссее матроса в гости к лопарям прерывалась козлиным блеяньем и хватанием за живот. В конечном итоге выяснилось – минера на подходе к чумам окружила свора собак, от растерзания спасла жердь, подобранная на осушке среди плавника. Поселок как вымер, только из одного чума доносились приглушенные звуки. Откинув полог, минер увидел матроса, который пытался стянуть малицу с существа, находящегося под ним. Лицо существа отражало ужас, оно благим матом орало: «Моя жеребца».
Оказалось, что это был мужик-лопарь, который от страха, да из-за долгого отсутствия практики в русском языке забыл слово «мужчина», а матрос к концу пятилетнего срока службы без увольнений потерял опыт общения с дамами, лопарскими тем более, поэтому принял его за женщину, так как одеты «аборигены» одинаково – в малицы. Лопарю компенсировали эмоциональный стресс бутылкой «огненной воды», а к матросу до конца его службы прилипла кликуха «Моя жеребца».
Дед Щукарь по-подводницки
На рубеже 50-х – 60-х годов командиром несамоходной плавбазы «Василий Вересовой» 12-ой дивизии ПЛ СФ служил капитан-лейтенант Дрожжин. Мы его между собой звали просто Леша. Хозяйственный мужик, плавбаза у него всегда находилась в очень приличном состоянии, подводнички, обитавшие на корабле, на быт не жаловались. Компанейский капитан-лейтенант, никогда не увлекавшийся рыбалкой, как-то за «рюмкой чая» напросился на рыбалку с устоявшейся компанией рыбаков, которую в те времена возглавлял негласный рыбацкий лидер – командир подводной лодки «С-347» капитан 2 ранга Виталий Филиппович Торопов. В одно из свободных воскресений он раздобыл у соседей-ракетчиков вездеход, оповестил рыбаков, кого-то послал за четыре километра на поселковую свалку разжиться опарышами – личинками мясных мух. Их добывали с помощью совковой лопаты, топора и пинцета. Рядом со свалкой на уступах скал отгребался снег, топором вырубался кусок полярного дерна, переворачивался и с помощью пинцета из него выдергивались личинки, находящиеся в анабиозе. На них-то и ловили в озерах форель, кумжу, палию, гольца.
С рассветом вездеход доставил нас из Ягельного на Называевские озера в пятнадцати-шестнадцати километрах от него. Договорились, что Леша остается в лагере, разводит костер и подготавливает все для ухи. Остальные по два-три человека расходятся рыбачить, но в определенное время один из мини-группы приносит пойманную рыбу к костру, а остальные чуть позже подгребают к ухе и, естественно, к чарке. Мы с Филипычем ушли недалеко на знакомые места (бывали там не раз на лыжах), с трудом сделали несколько лунок в полутораметровом льду и довольно скоро извлекли с десяток приличных гольцов. Рыба лососевая.
Мне, как более молодому, пришлось сбегать к костру, отнести рыбу. Назад к лункам вернулся галопом. Рыба шла, а когда Филипыч извлек палию – рыбу необычайно красивой расцветки, просто «примерзли» к лункам. Зов толпы – «К ендове*!» вернул к действительности. Пришли к костру, когда рыбацкая бригада, не дождавшись нас, уже зажевывала тост – «Ну! За рыбалку!», а Леша разлил уху. Тамада плеснул нам того, что в условиях сухого закона Северного флота добывают в недрах подводных лодок.
Пока мы с Филипычем закусывали салом, присланным тещей с Украины, остальные приступили к ухе, в которую, как оповестил Леша, он добавил «рыса», для навара. Поворчав, что нельзя к варке ухи допускать неучей, портящих благородную рыбацкую еду крупой, народ начал разбирать отварную лососевую рыбу, поливая её лёком, а иные сёрбать уху. Перед второй чаркой кто-то гребанул ложкой поглубже и извлек на свет божий «крупу». С воплем – «Мужики, так это опарыши!» рванул в сторону с языком на плече. Следом веером брызнули рыбаки. Стон стоял, как на поле Куликовом после битвы. Нам, не успевшим отведать деликатеса, пришлось защищать бедного Лешу от озверевших рыбаков.
Оказалось, что Леша, оставшись один, наполнил казан водой из лунки и, пока он закипал, стал раскладывать «закусон» на плащ-палатке. Опешив от изобилия бутылок, прихваченных рыбаками, костровой прихлебнул несколько раз для сугреву, затем приступил к процессу варки ухи. В куче рюкзаков был обнаружен пакет, как ему показалось, с крупой. Решив, что крупу берут на рыбалку не зря, сыпанул «рыс» от души. Бригаде рыбаков пришлось основательно промываться горячительным, благо назад домой повезет вездеход, а не нужно идти на лыжах. Лешу раз и навсегда отлучили от рыбалки, но к воскресной чарке допускали.
* Ендова – вместительный сосуд из цветного металла. На кораблях старого флота использовался для раздачи вина команде. В книге «Устав Морской о всемъ что доброму управлению, въ бытности флота на моръ» в главе три «О раздаче провіанта на корабляхъ» в пункте один «По скольку чего на месяцъ человеку» указано, что рядовые матросы получали пива – 7 ведер, вина – 16 чарок. Вино выдавали 4 раза в неделю, по одной чарке в воскресенье, среду, пятницу и субботу.
Женщина и краб
Уставшая от работы в полигоне, «эска» пришла на рейд Могильный, расположенный между материком и островом Кильдин. Старший на рейде определил точку якорной стоянки в западной части кильдинской салмы. Стали на якорь, открыли акустическую вахту. Течение в проливе довольно сильное, глубина якорной стоянки около девяноста метров, корабельные рыбаки приуныли – в свободное время даже рыбку не половишь. Однако ухитрились, сделали блесну граммов в двести, наживка – кусок белой тряпки, и дело пошло. Ловились морские окуни весом около двух-трех килограммов. Вытащенные с глубины, они дико таращили глаза, а из-за кессонной болезни у них выворачивало желудки.
В разгар «путины» рядом с лодкой, подрабатывая машиной, задержался траулер, его кэп по «элекроматюгальнику» запросил у командира – нет ли на лодке лишней бутылки спирта и немного галет. В обмен он предлагает экзотику камчатских крабов по количеству офицеров на субмарине. Дело в том, что в те времена на Баренцевом море у нас акклиматизировали тихоокеанских лосося и краба. Лосось почему-то к великой радости викингов-норвегов ушел нерестится в их полярные речушки, а краб в наши тралы изредка попадался.
Обмен состоялся. Крабов в сетке опустили за борт, а на время работы в полигоне принайтовывали в аппендиксе ограждения боевой рубки. Крабы вместе с нами несколько суток выходили в торпедные атаки, отрабатывали курсовые задачи. В базе мех отволок краба домой. Надо сказать, что с квартирой ему повезло. Он жил в шикарной трехкомнатной квартире в новом, втором по счету кирпичном доме, остальные двадцать три – дрова. Правда, в этих «хоромах» ему принадлежала только одна комната, в остальных жили командир «С-344» и флагманский связист дивизии, который недавно привез на Север юную жену. Мех, не застав никого в квартире, налил воды в ванну, положил в нее краба и был таков – на службу. Вскоре юная соседка прибежала домой, юркнула в «гаванну» (гальюн-ванна) совершить процесс «минус попить», а так как резьбу срывало, она на ходу сбрасывала амуницию. Обнаружив в ванной качающегося «марсианина» с длинными клешнями, она брыкнулась в обморок. В пикантном положении ее обнаружил первым муж, пришедший домой в обеденный перерыв.
Вечером меху пришлось ставить «магарыч». Крабом закусывали всей квартирой.
Наши в Индонезии
В середине 60-х годов до начала антикоммунистической резни в Индонезии наша группа северян-советников штаба бригады подводных лодок «работала» на военно-морской базе в городе Сурабайя на острове Ява. Индонезийцам были переданы двенадцать подводных лодок 613 проекта, шесть из них прошли текущий ремонт на «Дальзаводе» во Владивостоке, остальные передавались в том состоянии, в каком они пришли «инкогнито» участвовать в конфликте Голландия – Индонезия за остров Калимантан. Фактически мир тогда стоял на грани третьей мировой войны, но пронесло, договорились.
Тихоокеанцы подготовили индонезийские экипажи, лодки передали и по домам. Нашей и последующим группам советников было поручено отработать организацию штаба бригады подводных лодок Индонезии. Жили рядом с базой в коттедже на берегу Модурского пролива. Рядом в Уджунге жили другие советники – наши надводники, поляки-водолазы и прочий народ. Американцы жили за городом в горах, так как там прохладно, а советовали они, в основном, по телефону.
Первое время контр-пары (так называли советников и хозяев) держались строго официально, пока однажды мы не пригласили их на обед. От чарки под малосольный огурчик, а он для них был диковиной, индонезийцы не отказались. Хоть и мусульмане, но учились в Союзе. Многое у нас им нравилось, особенно водка и женщины. Командир одного из дивизионов торжественно заявил: «О, русские женщины – «багус-багус» (хороши)! Однако они сильно много хотят, а я столько не могу».
Через некоторое время мы поняли, что в нашем бюджете расширяется дыра, так как русская водка в магазине «Токо нам» стоила очень дорого, а от местной и виски индонезийцы воротили носы. Положение спас совет бригадира рабочих с «Дальзавода». Покупался в местной аптеке спирт, а остальное – дело техники. Поколдовали, нашли ароматизаторы и бутылки из-под коньяка. Вздохнули свободней. На одном из приемов в доме офицеров начальник штаба флота полковник Абду Кадыр заявил, что в Союзе подобные мероприятия проходили веселей. Намек был понят. Комбриг капитан 2 ранга Паришкура, перешептываясь с полковником Пурномой (сын короля острова Модура), «приказал» флагмеху и минеру обеспечить доставку «боезапаса». Прием прошел в теплой, дружественной обстановке. Абду Кадыра выносили под белы руки. Остальные пели на веранде дома офицеров песню «Индонезия – любовь моя» и с умилением смотрели на бутылки с армяноиндонезийским «коньяком».
Правнучка Вероника – неизменный участник всех наших флотских мероприятий (фото А. Кремко)
Шестой пункт – не шестой вопрос
На «С-343» старпомовскую тяжелую службу который год «тянул» капитан 3-го ранга Вейнберг Г. Н. Его попытки уйти на командирские классы заканчивались отговоркой: «Такая корова нужна самому». А был он неплохим старпомом. Усвоив, что Вейнбергу с его фамилией пробиться в командиры будет трудновато, а годы подпирают, он решил взять фамилию матери. Вейнберг в одночасье стал Симбирцевым.
Среди офицеров сей факт удивления не вызывал, но однажды позабавил. Как обычно, в одну из суббот офицерский состав бригады собрался в кают-компании плавбазы для заслушивания очередной порции приказов, шифровок и другой полезной и неполезной информации. Традиционно этот экскурс в прошлое и будущее ведет комбриг капитан 1-го ранга Неволин Г. Л.
Офицеры лодок, стараясь на всякий случай не попасть на глаза начальству, изображают на лицах крайнюю степень заинтересованности происходящим, ведь за ними в четыре глаза наблюдают начштаба и зам. по политчасти. Вдруг они вспомнят числящиеся за ними грешки. В кают-компании тишина, лишь комбриг из-за трибуны, как поп с амвона, бубнит о пожарах, посадках на мель, пьяных драках служилых и прочих сопутствующих службе делах. Вдруг отворяется дверь и как черт из табакерки появляется старпом «С-343».
– Товарищ комбриг, разрешите?
Комбриг, оторвавшись от очередного штабного опуса, недоуменно смотрит на старпома. Ведь по традиции еще с парусного флота на общее сборище офицеров в кают-компании может опоздать командир и то не более, чем на пять минут. По меняющемуся выражению лица Неволина видно, что он готовит очередной перл, на которые он был большой мастак:
– Вейнберг, закройте дверь с той стороны! Симбирцев, останьтесь здесь!
Кают-компания взрывается смехом. Нет, комбриг никогда не оценивал дела офицеров по фамилиям. Его уважали в бригаде, хотя Неволинские разносы часто отличались оригинальностью и проводились всенародно и с большой высоты – крыши плавказармы ПКЗ-82, где строился на подъем военно-морского флага штаб 25-ой бригады.
– Евдокименко! Почему у тебя опять поручни не надраены, трапы в кружки не свернуты?
Комбриг имел в виду, что пятиметровые концы – канаты лодочной сходни у того не были свернуты по спирали в кружок и не уложены аккуратненько сбоку сходни.
Шестой пункт пресловутой анкеты порой вносил свои поправки в процесс службы офицеров с вполне благополучной «наследственностью». В крупных соединениях это было наиболее заметно. 37-я дивизия подводных лодок была серьезным соединением Балтийского флота. В нее входили три бригады – две боевых и одна консервации.
В разное время под «крылом» комдива находилось 50-55 подводных лодок разных проектов, в основном, проекта 613 и его модификаций. Естественно, при таком большом количестве кораблей флагманским инженер-механикам приходилось туговато. Случалось так, что при отработке задач «Курса боевой подготовки...» и их приемке штабами флагмехам приходилось пересаживаться с лодки на лодку даже в море. Да и несение боевой службы лодками не обходилось без штабников, особенно помфлагмехов (ПФ-5). В дивизии при таком количестве кораблей только в штабах и на подводных лодках было до 120 инженер-механиков. Еще пара десятков набиралась на обеспечивающих кораблях и бербазе. Флагмех дивизии, «обросший ракушками» подводник, никак не мог получить по давно истекшим срокам звание капитана 1 ранга. Громадное хозяйство, подходившее по срокам службы и техническому состоянию к своему порогу, часто подводило. Что-то ломалось, горело, заливалось водой. Поэтому неоднократно написанные комдивом реляции на присвоение ему очередного воинского звания возвращались в часть с разных этапов следования к Главкому ВМФ.
Но все же выстраданное и законно положенное в конце концов нашло своего героя. В начале 1967 года – года 50-летия Октябрьской революции Виктор Петрович Панин получил звание капитана 1 ранга. А вскоре разверзлись хляби начальственные, и в дивизию пришла разнарядка на награды к Юбилею. 14 орденов было обещано служилым разных специальностей. Один орден, весьма чтимый военными, был выделен на электромеханическую часть дивизии. Флагмех, он же зам. командира дивизии по ЭМЧ, определил, что обмыть орден будет удобнее, если его получит его ПФ-5. Ведь шестой вопрос еще никто не отменял, а ПФ-5 на боевой службе, вернется, а тут сюрприз. Не получилось. Вернувшегося с моря меха поздравил комдив, а на второй день он же сообщил, что еще на этапе подготовки «раздачи слонов» ПФ-5 был вычеркнут из списков политуправлением флота. Там не стали разбираться в ветвях генеалогического древа меха, а на всякий случай причислили его к 6-му пункту по своему разумению.
Так 6-ой пункт сорвал у мехов дивизии 6-ой вопрос, а деятельность электромеханической службы дивизии поставил под сомнение. В политуправлении флота орден нашел более достойного морехода.
Особенности приготовления знаменитой "витольдовки" капитана II ранга В.В. Мацкевича
Аквариум
Это сейчас мы знаем уникальные по своим свойствам китайско-вьетнамские настойки с женьшенем, змеями, морскими коньками и прочей ползающе-плавающей живностью. А во времена «за железным занавесом» экзотика заканчивалась водкой «Старка» да «Рябиной на коньяке». Но случались и «открытия».
Старшина команды электриков мичман В. Лысенко готовился к отпуску, поэтому долю полученного для ухода за своим довольно обширным электрическим хозяйством спирта он экономил, из месяца в месяц отливая толику в нагрудно-карманную ёмкость. Совершенно неожиданно его планы изменились. На завершающем этапе отработки корабельных нештатных легких водолазов он, спустившись по спусковому концу в аппарате ИДА-57, на песке обнаружил морских ежей и звезд.
Спуски под воду проводились в Полярном за Екатерининским островом. Островом Любви. Так его между собой называли моряки с времен войны, ведь на нем стояли батареи зенитной артиллерии, а канонирами были девушки. Мичман, побродив на дне, по команде, поданной ему через сигнальный конец, стал подниматься наверх. Перед этим он засунул под дыхательный мешок и кислородный баллон пару понравившихся морских звезд. Так, на всякий случай. Спуски продолжались. На палубе водолазного бота мичмана осенила идея сделать родным оригинальный подарок – привезти в Уфу диковинку – заспиртованных морских животных.
Очередному водолазу он дал банку для пары морских ежей, с ними натюрморт будет на славу. Большая часть заначенного спирта ушла на «заспиртовку». Своеобразный аквариум хранился в ожидании отпуска в отсечном запираемом ящичке. Ушлый трюмный, пронюхав о подводно-спиртовой заначке, вскрыл ночью во время несения вахты в базе ящик и слил «рассол». День рождения трюмача прошел на славу. Но, видимо, подвел закусь, из трех участников двоим эскулапы в лазарете с перепугу мыли желудки. Новорожденный провел «разговение» на губе.
Теперь они, да и мы понимаем, что морские ежи – это о-го-го. Для мужиков это точно!
Коньяк а-ля «Широбоков»
Каждый мех (механик) на своей подводной лодке в каюте между шпангоутами, как правило, устраивает сейф, не предусмотренный проектом. Там он хранит величайшую драгоценность – спирт, получаемый ежемесячно официально для технических нужд. Там же, если позволяет место, хранится дефицитный ЗИП и личные мелкие вещи.
Перед выходом в море мех «С-342» инженер-капитан-лейтенант В. Широбоков получил вожделенный продукт, а так как канистрочки под рукой не оказалось, жидкость на время была залита в трехлитровый сосуд и заперта в сейф. В сейфе помимо кое-каких железяк хранился запас папирос «Беломорканал». Ведь при длительных выходах в море, когда у всех куряк опухают уши от желания затянуться, а курево давно закончилось, некурящий мех, открыв сейф, широким и барским жестом раздавал пачки папирос всем курящим коллегам по прочному корпусу, невзирая на звания и сроки службы.
Слезы умиления текли даже у их жен, страдающих в одиночестве на берегу. Куча забот, обычных при подготовке лодки к бою, походу и погружению, как-то вычеркнули из памяти меха проблему бутыль-канистра. В море прилично штормило, бутылю надоело кататься с боку на бок и он в одночасье раскололся. Спирт и табак «Беломорканала», способный убить лошадь, создали гремучую настойку на дне герметичного сейфа. Папиросы сушили на дизелях и пустили в дело.
Жидкость со дна сейфа вычерпали. Слили в графинчик. Цвет мерзкий, запах продирает до копчика. В каюте на плавбазе жидкость отстоялась, посветлела и стала привлекать внимание гостей каюты. Кто-то любовно назвал её «коньяк бурдель-бурдо», но пробовать не решались. Гениальную идею выдвинул минер – выходец из глубин матушки России. Оказалось, что его бабуля в свой самогон для того, чтобы «с ног валило», добавляет махорку. Деревня худо-бедно, но живет. Прикинув, что табак благородней махорки, минер предложил себя на роль «грибного человека». Дегустаторы не знали, кого благодарить за то, что меху никто не посоветовал хранить в сейфе старые носки. А «настойку» все же назвали именем меха.
Презентация книг В.В. Мацкевича в библиотеке им. Кропивницкого в г. Николаеве
* * *
Книги В. Мацкевича
Мацкевич, В.В. Флотские байки / В.В. Мацкевич. – Николаев : el Talisman, 2007. - 76 с.
Скачать книгу: http://www.niklib.com/resource/lib06b.ru
Мацкевич, В. В. Флотские байки-2. Служили три товарища/ В.В. Мацкевич, В.Т. Кулинченко, Э. П. Антошин. - Николаев : el Talisman, 2012. - 152 с.