Форма входа
Анатолий Андреевич Маляров
Стукач
(диптих)
Действуют: Аура – дама с большой пенсией,
Аурика – она же в молодости,
Кутепа – мужик без пенсии,
Коля – он же в молодости,
Лавр – генерал безопасности,
Алина – его секретарь.
Быль первая. Игра в прошлое.
1.
(Роскошная гостиная. Интерьер смещен, у входа – пылесос. Некогда присмотренная дама, АУРА, ныне запущенная, мужеподобная с виду и потерянная по сути, включает и выключает телевизор, прикуривает и гасит сигарету, наливает и отставляет рюмку. Несколько раз набирает номер телефона).
АУРА (в трубку). Але? Я прошу прощения. Мне, кажется, дали не тот номер… Извините. (Опускает трубку. Листает телефонную книгу. Снова набирает номер.) Я прошу прощения. Мне. Кажется. Дали. Не тот номер. (Пауза.) Николай? Кутепа?.. За двадцать девять лет голос не изменился – хорошо живется смерду! Двадцать девять лет три месяца и девять дней… Память профессиональная. Я вернулась… восемнадцать лет назад. Не забыла, вот звоню. Много всего было. Очень хорошего, что на поверку оказалось очень плохим… Помехи? Я коротко. Я – вдова. Год назад мой генерал… Год безвылазно просидела взаперти, с моим-то темпераментом! Заметь телефончик. Двести двадцать-семь-ноль-три-ноль-шесть. Звони, приходи. Тебе удобно завтра? К двадцати? Нет, нет, к двадцати. Жду.
(Со всей возможной уверенностью кладет трубку. Опрокидывает рюмку, ходит по комнате, цепляется за пылесос.)
2.
(Тот же смещенный интерьер. Пылесос у двери. Припугнутая АУРА в богатом, неуклюже наброшенном наряде дежурит у дверного глазка. Шаги. Она распахивает дверь и тут же запирает на два замка. Отступает, цепляясь за пылесос. Входит КУТЕПА и тоже цепляется за пылесос.
КУТЕПА – под шестьдесят лет, заурядного вида, на плечах – тщательно пригнанные недоноски, стрижка домашняя, взгляд настороженный. Башмаки оставляет у порога).
АУРА. Кока! Что ты копошишься? Покажись.
КУТЕПА. Знаете, вышколен. И в таких палатах – впервые! Здравствуйте!
АУРА. А я как-то и не поздоровалась. Не к месту. Я вроде и не расставалась с тобой все эти тридцать три года… то есть, еще три месяца и двадцать девять…
КУТЕПА. Было, было и у меня такое ощущение. Уехали, все казалось, что понарошку. Все боялся звонка, хе-хе…
АУРА. Шутником стал?
КУТЕПА. Под старость можно и пошутить.
АУРА. Какая старость? Ты еще, поди, не на пенсии.
КУТЕПА (сокрушенно). Пенсия мне не угрожает.
АУРА (не вникая в тон гостя). Хорошее правило было у моего благоверного – нужных людей еще на пороге привечать рюмашкой. Примешь?
КУТЕПА. Позвольте осмотреться.
АУРА (c плохо припрятанной бравадой тычет пальцем во все двери). Кабинет его превосходительства. Бывший. Пустует. Детская. Бывшая. Пустует. Спальня. В простое. Кухня в запустении. Не для кого стараться. Дальше там ванные, чулан. Есть еще что-то вроде запасника: свернутые ковры, пишущая машинка. «Ремингтон» в упаковке, «Панасоник» с магом в придачу… Компьютер, принтер, мобилки… Копили годами…
КУТЕПА. Остановитесь, а то валерьяны попрошу, хе-хе…
АУРА. Можно подумать, все это тебе в диковинку!
КУТЕПА. Отчего же! По телеку видел, в кинопродукции из-за бугра. Сам пишу от руки, а смотрю «Весну», черно-белую, ровесницу нашей разлуки. Что касается магнитофонов, то самый японский я сбросил бы с девятого этажа. В печенку въелись из соседних окон, хе-хе…
АУРА. У-у, характер. Я всегда любила в тебе мужчину. Мужчина! Прошу к столу. Я не успела приготовить, но выпить – на выбор.
КУТЕПА. Заняты по-прежнему?
АУРА. Занята одним: все спешу, спешу. Только то и делаю, что спешу. (Со странным смешком.) Наладилась пыль собрать – едва успела пылесос выставить, принялась стряпать – закопалась с конфорками, платье – и то набросила кое-как. (Тут же хватается за все разом: за нож и рюмку, за стул и набор фотографий.) Смотри – хороша была? Я не сильно изменилась? Вот сделаю омоложение… Выпьем, чего там! (Наливает – горлышко дребезжит о рюмку.) Ой, неуклюжая!
КУТЕПА. Позвольте я. (У КУТЕПЫ тоже все дребезжит.) Это такие теперь горлышка у бутылок – дребезжат.
АУРА. Просто не верится, что ты и – снова рядом. За встречу!
КУТЕПА. Вас когда-то звали Аурикой, по-молдавски. (Поднимает рюмку.) Будем людьми, как говорят молдаване!
АУРА. Хоп-хоп! (Дружно выпивают.) Ты так поздно появился на моем горизонте!
КУТЕПА. Мы знакомы тридцать три года.
АУРА. Ты тогда уже, тридцать три года назад, на моем горизонте появился поздно.
КУТЕПА. Виноват.
АУРА. У меня был муж, молодой майор, потом выше – полковник.
КУТЕПА. Потом – генерал, из самых секретных, из тех, что ходят в штатском, а документы хранят в столичных сейфах.
АУРА. Ты догадывался?
КУТЕПА. Не трудно было. По вашему шарму, по манере хозяев…
АУРА. Ладно. Дело разумей, но пей! (Наливает, проливая.) Эта встреча так разволновала меня. Ты не подумай чего-то там.
КУТЕПА. Я и не думаю.
АУРА (загораясь). Да, по обстоятельствам приходилось и перебрать, и перекурить. Но не до такой же степени!
КУТЕПА. Ради Бога!
АУРА (заметно злясь). И если задребезжит телефон, не бери трубку.
КУТЕПА. В чужой квартире? Не в моих правилах.
АУРА. А ты все равно не бери!
КУТЕПА. Не возьму.
(Она пьет, он – тоже.)
АУРА. Меня теперь все потихоньку обирают. Подружка напрашивается с милым «на хату». Пьют, едят мое, простыни перемарывают и даже забывают ключ возвращать. Одалживаются соседи. У меня есть из чего, но ведь несправедливо – не возвращают. В Лиманах мой дом арендовали казаки, в кредит. Устроили паланку – не платят. Хотя бы воевали, с турками там, с поляками. А то грызутся между собой. Одну традицию только и соблюдают – пьют. За мой счет. Их кошевой атаман сватается ко мне. Я знаю зачем – прописаться в моих хоромах. Потом пропишет весь кош. Кость Гордиенко! Атаман Сирко! (Снова с угрожающей миной.) И дверь, если запоет звонок, не открывай.
КУТЕПА. Аура Юрьевна, я воспитанный человек.
АУРА. Вот и славненько. И не открывай!
КУТЕПА. Не встану с места.
АУРА. Не вставай. И не шуми.
КУТЕПА. Нет, нет…
АУРА. Не теперь. Когда придут, не шуми.
КУТЕПА. Уверяю вас, сориентируюсь.
АУРА. Беспокоятся обо мне.
КУТЕПА. Не мое дело, я гость…
АУРА. Сестричку присылают, знахаря. Иглоукалывание… Догадываешься?
КУТЕПА. Я сторонюсь и казенной медицины, и народной…
АУРА. Из убеждений?
КУТЕПА. Платить нечем.
АУРА. И говоришь такое с улыбкой!
КУТЕПА. Привычка к лишениям.
АУРА. Помню твой софизм. Если кровного рысака посадить на мякину…
КУТЕПА … он издохнет.
АУРА. А кляча?
КУТЕПА. Живет! И воз тащит.
АУРА. Но стоит ли жить на мякине?!
КУТЕПА. Живут. Это вы, женщина, лишенная всяких лишений, без пориджа и эфиопского кофе призов не берете.
АУРА. На старт не выходим.
(КУТЕПА берет рюмку, АУРА – тоже.)
КУТЕПА. Помню вас молодой, неправдоподобно, нереально красивой!
АУРА. Ты помнишь нашу первую встречу?
КУТЕПА. При первой я был огорошен, отключился. Вы убеждали, я соглашался, вы водили по кабинетам, я ходил, вы пододвигали бумаги, я подписывал, как в бреду.
АУРА. Преувеличиваете, сударь!
КУТЕПА. Вторую встречу… поначалу смутно воспринимал. Потом прокручивал в памяти десятки раз – что происходило, где я стоял? – и затвердил навсегда.
АУРА. А-а, на явочной квартире, у отставной активистки…
КУТЕПА. Синяя полутьма. Диван, стол, стопка белой бумаги…
(Меняется освещение. Диван, стол, стопка белой бумаги).
3.
(АУРИКА хороша, раскованна, профессиональна. КОЛЯ в двойном плену: очарован женщиной и смят реальными и мнимыми страхами.)
АУРИКА (покуривая, наставляет). Отступите сверху сантиметров на шесть и слева – на пять. Форма такова: «Источник сообщает, что…» Тут для широты дела вставляется: «выполняя задание такого-то…» В нашем случае тоже в мужском роде. И далее: «источник встретился с тем-то…» или «…побывал там-то». Далее коротко увиденное и услышанное. Доступно?
КОЛЯ. Вопрос можно?
АУРИКА. Сколько угодно. И не держитесь, как на докладе у самого. Здесь атмосфера открытости и полной взаимности.
КОЛЯ. Сразу не привыкнешь к вашим…
АУРИКА. Не «к вашим», а «к нашим». Ты – наш!
КОЛЯ (осмысливая). Я – ваш…
АУРИКА. Мы с тобой – одно. Одно важное и нужное учреждение, разумеется, скромное, без огласки и рекламы. О чем подписано обязательство.
КОЛЯ. Подписано…
АУРИКА. Что за вопрос?
КОЛЯ. Комментарии, мнения?..
АУРИКА. Комментировать и высказывать мнения будут вышестоящие. Наша задача – факты.
КОЛЯ. Упрощается, думать не надо.
АУРИКА. Ценю юмор, но в малых дозах.
КОЛЯ. Больше не буду.
АУРИКА. В конце изложения следует дата и подпись. Дата придет в нужный день, а вот подпись… Нам нужен псевдоним.
КОЛЯ. Не думал, что в моей жизни понадобится псевдоним. Начинаю уважать себя.
АУРИКА. Кутепа… Кутепа… Николай Кутепа… Кока… В институте ты специализируешься по.. ?
КОЛЯ. Пока психология. Психиатрия. Не по силам мне, боюсь чокнуться. Перехожу на филологию.
АУРИКА. Актеры берут псевдонимы – фамилии крупных деятелей театра, рабочие – революционеров, учителя – Ушинских, Макаренок… Давай из психиатрии. Кто там заметен на их небосклоне?
КОЛЯ. Месмер, Фрейд, Павлов, Выготский…
АУРИКА. Вот и выбери благозвучную фамилию.
КОЛЯ. Не кощунство ли?..
АУРИКА. А что ты предлагаешь?
КОЛЯ. Логичней – из терминов. Кретин – связано с античным миром, Шизик – широко распространено теперь…
АУРИКА. Сложненько. Давай имя великого.
КОЛЯ. Пусть будет Шарко, он лечил королей.
АУРИКА. Это – душ Шарко? Наш и – лечил королей?
КОЛЯ. Француз. Девятнадцатый век. Он еще открыл патологию, когда человек забывает дышать и может умереть без кислорода.
АУРИКА. Такое бывает?
КОЛЯ (глубоко). Со мной… всегда, когда вижу вас…
АУРИКА (легкомысленно). Фантазер! Ладненько, пусть будет француз.
КОЛЯ. Я – француз, я – Жан Мартен Шарко…только бы не засветиться.
4.
(Гостиная АУРЫ. Хозяйка и гость допивают коньяк. Она сладко вздыхает.)
АУРА. Обычно я презирала своих подопечных. Вербуются, как правило, замаранные, схваченные на аморалке, стяжательстве, служебных нарушениях. С виду приплюснутые, со страхом перед небом в клетку. Ты первый, кого я не брезгала. Попал, как под транспорт. Пошел за женщиной. И рыло не было в пушку, и мозги вроде бы на месте. Любовь?
КУТЕПА. Хе-хе… Не только. Не видел смысла артачиться. Если ваша контора уж раскинула сети, ни в какой тине не отсидишься. Сессии завалишь, мамаша потеряет место, а она едва сидела на нем. Испачкаете, унизите, отвратите друзей, отнимете кусок хлеба. Да все так, что и виноватого не сыщешь, кроме самого себя. Гордого изувечите, тактичного обхамите тактом же… И все равно принудите капать на ближнего. Если все такое предвидишь, стоит ли кувыркаться?..
АУРА. Ты тогда уже не ходил в дураках.
КУТЕПА. Житейская мудрость. С детства играли в доносы. Если к сказанному прибавить, что меня сильно интересовала ваша психология.
АУРА. Да?
КУТЕПА. Как это ни странно! Вы меня в открытую исследовали, а я вас – тайно. Огромная машина отбирает из гнилого общества малых здоровых, перспективных молодых людей для того, чтобы это общество удержать в гнили, но на плаву. А посудина дает течь, теряет остойчивость, тонет…
АУРА. Робкое оправдание задним числом. Вел тебя худший из пороков – трусость. Я теперь почитываю Библию.
КУТЕПА. И это правда. И многое другое. Я великий путаник. Патентованное белое мне виделось черным, созидание – разрушением, мудрец – глупцом. На одно лицо мне казались и мундиры голубые, и послушный им народ. Я искал нишу, куда бы спрятаться от страхов и сомнений. И тут явилась молодая богиня.
АУРА. И ты очертя голову в омут?
КУТЕПА. Была игра… Перед каждым шагом я старался угадать, чего от меня хотят. И как мне быть? Притормозить, спуститься на помочах? Очертя голову? Рад стараться! Была поэзия. Чтобы не сойти с ума, я рифмовал.
На юру мы нашли свою нишу –
Суета и ни зги не видать.
Говори, говори, я услышу
То, что ты так не хочешь сказать.
Хе-хе… искал приют-уют.
АУРА. Видишь, опора была в нас!
КУТЕПА. Страх. Вы им заполнили все наше бытие. Лепили из него опору, дело, надежду, радость…
АУРА. Радость из страха?
КУТЕПА. Высший пилотаж. Раз в месяц я обязан был приносить вам хоть какую-нибудь пакость. Сплетню, поклеп на человека, мысли которого я разделял… ложное подозрение… Хуже, когда облыжно подавал убеждения праведника… Унизительно ведь высматривать, подслушивать, высасывать из пальца обтекаемый факт только ради того, чтобы вы могли положить в папку листок и в аванс и зарплату получить… да не по гривне за пакость, а все блага мира! Это терзало…
АУРА. Где же тут радость?
КУТЕПА. Она являлась, когда после этакой тактичной, с потугой на светскость, пытки я выходил на воздух. Прибивала теплая волна, этакий душевный подъем. Я свободен до следующего визита! Я под защитой от больших бед, от молоха! Огражден от произвола начальства и доносов братьев-сексотов, имя которым – легион! Целый месяц могу ненавидеть вас, даже анекдотец травить, поносить подслушивание телефонов и перлюстрацию писем. С меня стечет, как с гуся вода, мол, болтал, чтобы втереться в среду диссидентов.
АУРА (с горячечным восторгом). Какая игра велась!
КУТЕПА. Какие ставки были!
АУРА. Карьера, достаток!
КУТЕПА. Душевное равновесие!
АУРА (поднимает рюмку). За утраченное прошлое!
КУТЕПА. За мир – театр, людей – актеров! А еще: мир – бардак, люди – бляди!
5.
(Высвечивается явочная квартира. АУРИКА и КОЛЯ КУТЕПА. Они в зимней одежде: меховой жилет, брюки в обтяжку, мохнатые сапожки. На нем куцее пальтишко, непомерный свитер, мятые брюки.Раздеваются, дуют в горсти.)
АУРИКА. С возвращением!
КОЛЯ. Спасибо!
АУРИКА. Ну, как зимний санаторий?
КОЛЯ. Недостроенный замок княгини Щербатовой. Недостроенный потому, что княгине наворожили: положишь последний камень – умрешь.
АУРИКА. Душа и тело отдыхали?
КОЛЯ. Если бы не помнилось о ваших напутствиях.
АУРИКА. И как контингент?
КОЛЯ. Ветераны сохи и подойника. Большерукие, согбенные, увечные. Привезли с собой ароматы фермы и тракторного стана. Дамы под стать кавалерам. Плюшевые курточки, кирзовые сапоги. В роскошном холле под пальмой собьются в комок и поют:
(Поет).
Хороша я, хороша,
Да плохо одета,
Никто замуж не берет
Девушку за это.
АУРИКА. Ба, да ты при голосе!
КОЛЯ (продолжает свое). Механизаторы из тех, что не доживают до пенсии из-за перегрузок мышечных и сивушних. Один такой за моим столом все гнусавил да приставал к официантке. Та его урезонивала: «Я знаю, чего тебе надо. Сто граммов и кончить!»… Экзотическая, но не подходящая среда.
АУРИКА. Неподходящей среды не бывает. Всякая среда для нас питательна.
КОЛЯ. Впитывал охи да вздохи. Разделял радости, мол, хоть перед смертью в раю побывали. Не надо вставать со вторыми петухами и тащиться на ферму в мороз да навоз. Никто не выматерит! Слава Богу! Единственный демарш – благодарили не партию, а Бога. Но это не переделаешь, не переможешь!
АУРИКА. Так-таки не на кого было глаз положить?
КОЛЯ. Набрел на одну на отшибе. Прическа с фиолетовым отливом, голубое, в пупырышках, пальтецо. Сидела на корточках у пихты и мизинцем чертила семь цифр на свежем насте. Свой городской телефон.
АУРИКА. Оттачиваем наблюдательность?
КОЛЯ. Вашими стараниями.
АУРИКА. Познакомились?
КОЛЯ. Куда денешься! Санаторий ведь.
АУРИКА. Интересна?
КОЛЯ. Врачиха. Заведующая отделением даже – в свои неполные тридцать три года.
АУРИКА. Подробности?
КОЛЯ (принужденно). Долго скрывала, что разводная. Ушла от молодого отставника, пьяницы и импотента. Растит дочь, пятиклассницу.
АУРИКА. Мнения?
КОЛЯ. Об офицерах – самые невыгодные: бездельники, бражники, бабники. Старшины – несуны, рядовые – вызывают сострадание…
АУРИКА. Детали?
КОЛЯ. Интимные, что ли?
АУРИКА. Если ничего не лежит на поверхности, перетряхни простынки.
КОЛЯ. Непривычная сфера для меня…
АУРИКА. Тем острее впечатления.
КОЛЯ. Сделали первое признание и – прорвало. Пошла за мною в номер. Опрокинула на меня море девичьей и, вместе с тем, материнской нежности. «Я знала, что мое от меня не уйдет! Не насовсем – на такое счастье я не покушаюсь! Не надолго, но мое!»
АУРИКА. Гражданка явно долго постилась.
КОЛЯ (глубоко). А каково было мне? Забывшему свое мужское звание, смирившемуся с ролью старого холостяка?! Мне, мимо которого женщины проходят, как мимо телеграфного столба?!
АУРИКА. О своих переживаниях как-нибудь на досуге. Их в дело не впишешь. Поступки, реплики.
КОЛЯ. Что за поступки, что за реплики в подобных ситуациях?!
АУРИКА. Самые сокровенные. В экстазе женщину тянет к исповеди.
КОЛЯ. Да?
АУРИКА. Да!
КОЛЯ. У вас тоже изучают психологию?
АУРИКА. Кока! Не корчь из себя целочку.
КОЛЯ. Однако я не поп, она не прихожанка…
АУРИКА. По ситуации ты был архиереем. Потому – не лги. И без комплексов. Расслабься! (АУРИКА подсовывает бумагу. КОЛЯ садится к столу.) Улов у тебя небогатый. Однако! Здесь должно быть что-то написано. И не пустяшное. Не принуждай меня повторяться.
КОЛЯ. Не пустяшного не было. Заурядное курортное знакомство. Адюльтерчик. Переигравшие страсти.
АУРИКА. Были свидания, были прощания…
КОЛЯ (холодея). Прощание? Стоим за спиной моего автобуса. Она в метре… Жар чую… Говорит – стрелы мечет. «Боже, как заурядно стоим! А через месяц, через год и десять лет спустя, у себя в Киеве, в темной спальне или на тихом дежурстве – чего бы я не отдала, чтобы вот так выйти на мороз и постоять… в метре от тебя!» На ресницах застывали капли…
АУРИКА. Это прощание. А прогулки до того?
КОЛЯ. Вы проницательны… относительно исповеди. Вечерами она вела меня к заколоченной церквушке.
АУРИКА. Это уже теплее, теплее.
КОЛЯ. В треснувших витражах отблески фонарей, как лампады…
АУРИКА. И что она говорила на паперти?
КОЛЯ. Я могу хранить хотя бы чужую тайну?
АУРИКА. Говорилось тебе, значит, тайна – твоя. А твоя, в равной степени, – моя.
КОЛЯ. Говорила о длительной болезни дочери… самое сокровенное. О бессилии вашей… нашей медицины. О том, что спасло дочь только крещение.
АУРИКА. Горячо!
КОЛЯ. В семилетнем возрасте свезли дочку в глухое село, на дом к священнику. Дитя стало выздоравливать прямо в купели. Измученная и воспрянувшая духом мать сама подставила свой лоб под мирро и окропление… Сокровенное…
АУРИКА (с победной иронией). Зав отделением! Коммунистка! Имя?
КОЛЯ. Матери?
АУРИКА. Дочери партия не предоставляла работу в столице. И не давала жилье.
(Пауза.)
КОЛЯ. Это была моя первая женщина. Алла Константиновна Косенко.
АУРИКА. Семизначный телефон запомнил?
(КОЛЯ заторможено шарит по карманам.)
Запоминают не карманами.
КОЛЯ. Запомнил.
АУРИКА. Принимайся за перо.
КОЛЯ. Достойно ли все это вашего внимания?
АУРИКА. Не «вашего», а «нашего»: с паршивой овцы хоть шерсти клок.
(КОЛЯ поправляет бумагу, вертит авторучку.)
КОЛЯ. Можно начать нестандартно? «С чувством признательности за любовь женщины… источник сообщает»…
АУРИКА (глянув на часы). Не паясничай!
КОЛЯ. На подходе следующий рыцарь?
АУРИКА. Не выпрыгивай из рамок!
(Пауза.)
КОЛЯ. Не склеится у меня.
(Пауза.)
АУРИКА. Я продиктую.
КОЛЯ Это была моя первая женщина. Я тыкался в нее, как кутенок в чрево матери… Она меня наставляла…
АУРИКА. Видно, судьба такая, чтобы тебя наставляли женщины. И все же отбросим сопутствующие моменты.
КОЛЯ. Она знает, что я единственный, кто посвящен в тайну ее крещения.
АУРИКА. Я, кажется, повторяюсь, но… Тайна – это когда знает один. Знают двое – это уже гласность.
КОЛЯ. Узнают в ее лечебнице – узнают и в моей конторе. Я засвечусь.
АУРИКА. Слишком далеко заглядываешь. Это наша забота.
КОЛЯ. Я не смогу быть вам полезным.
АУРИКА. Не тебе судить.
(Пауза.)
КОЛЯ. Вас не подташнивает?..
АУРИКА. Не меня должно подташнивать… А тебя!
КОЛЯ. Разумеется… И не теперь… А значительно раньше. Вначале.
6.
(Снова гостиная. АУРА и КУТЕПА с рюмками в руках).
АУРА. Что же ты остановился?
КУТЕПА. Боюсь перебора.
АУРА. Наблюдаются рецидивы?
КУТЕПА. Кататоником стал.
(КУТЕПА демонстрирует подергивание мышц лица. Смеются оба.)
АУРА. Наговариваешь на себя.
КУТЕПА. Случается.
АУРА (поднимает рюмку). Однако – за прошлое!
КУТЕПА (горько). За реку, имевшую прочные берега, за легенду, удерживавшую в узде поколения!
(Пауза. АУРА оставляет коньяк, уходит из-за стола.)
АУРА. Теперь ты можешь говорить все, что думаешь… А я тебе скажу то, что я знаю. У нас была страна вольнодумцев. И чтобы им, всем скопом, не дать разложить нашу систему, мы разлагали их – каждого в отдельности. Слежка, подслушивание и перлюстрация, армия сексотов – это инструмент, внешний атрибут дела. Мы все такое держали в такой тайне, чтобы про нее знал всякий и каждый, да побольше, да с плюсиком. Знал и боялся. А вот того, чем мы занимались не понарошку, не постигали даже многие наши высшие чины. Исполнители и подавно. Почти каждого способного мыслить мы подлавливали на мелком проступке – кто в миру не грешен! – припугивали одного, задабривали другого и привлекали к неблаговидному сотрудничеству. Он выслуживался, капая на ближнего, оставляя материальные следы. А рыльце его тем временем покрывалось пушком, сердечко наживало нравственный, а порой и физический порок. Мы так хранили тайну его бытия, что она становилась явью. Он исподволь понимал это. И то, что он падал в глазах окружающих, – не главное. Нам бы еще десять лет – и не было бы глаз, в которых можно было бы упасть! Главное – его падение в собственных глазах! Заповеди исхода живут в каждом мимо его воли. И каждого мы приводили к их предательству. К осознанию, что он подлец, мразь, пешка в чужих руках. Что без пакостей ему не прожить, не прокормиться. Доводили особь до этакой кондиции и – в накопитель. И жили. И даже теперь, когда черт знает откуда и по чьему мановению свалилась гласность и демократия, мы неприкасаемы. И при деле, и на покое. Нас не трогают, потому что трогать придется тронутым! Потому – пей со мной. И уважай, как уважал раньше!
(У АУРЫ дрожат руки. Едва выпив, она роняет рюмку.)
КУТЕПА. Если бы разбилась, было бы к счастью.
АУРА. Мне нельзя волноваться… Предлагают закодироваться…
КУТЕПА (указывая на спиртное). От этого?
АУРА. От воспоминаний.
КУТЕПА. Не вспоминайте. Вы же на покое.
АУРА. Только вчера подала рапорт.
КУТЕПА. Что-то не догоняю. Да ладно.
АУРА. И не догонишь. Верь на слово.
КУТЕПА (пьет). Поди, старший офицер?
АУРА. Полковник.
КУТЕПА. Начинаю пуще прежнего вас бояться.
АУРА (расслабленно). Полковник, владелец хоромов в престижном районе и загородного имения… Полковник, от которого эмигрировали дети, отвернулись друзья семьи, которые, на поверку, оказались друзьями должности. И не моей, а мужа – генерала… (АУРА по-бабьи всхлипывает.) Такой меня не видел? Теперь часто… Нет той самой узды… сняла портупею и – всего лишь баба.
КУТЕПА. Выходит, у меня лучше. Я ничего не имел, и терять нечего.
АУРА. Кроме одиночества.
КУТЕПА. Одиночество – великолепная вещь…
АУРА. …если есть кто-нибудь, кому можно сказать, что одиночество – великолепная вещь… Начитаны.
КУТЕПА. Кроме того, я не одинок.
АУРА. Знаю.
КУТЕПА. Информация поступает по прежним каналам?
АУРА. Все по-прежнему. Вывески перекрашены, люди на местах…
КУТЕПА. Так отставка же!
АУРА. Свой круг. Даже в отставке остаемся при лямках. Вон секретарь облисполкома изгнан с треском, сидит дома. А начальнички станции и дистанции, банка и баньки, коммунхоза и колхоза – в свое время расставлены им. Теперь мы звоним отставному секретарю исполкома, он – начальничкам, и – все течет, все не изменяется…
(Пауза.)
КУТЕПА. И пенсия с выслугой?
АУРА. Законы писаны не про вас.
КУТЕПА. И благоприобретения неприкосновенны?
АУРА. Про меня мне все известно. Но как тебя угораздило жениться? В молодости обходился вручную, двадцать, даже десять лет назад – холостяк. И вдруг! Почему не вовремя?
КУТЕПА. Вовремя я не уважал себя. Если себя не любишь, кто же тебя полюбит?
АУРА. А теперь выпрямило?
КУТЕПА. Не заметно?
АУРА. Невооруженным глазом – не слишком. Те же застиранные воротнички, та же, скажем так, подтянутость в теле.
КУТЕПА. Земных благ на всех не хватает.
(Пауза.)
АУРА. Она, эта… твоя посвящена в извилины твоей биографии?
КУТЕПА. Не вникает. Принимает меня де-факто.
АУРА. Одноклеточная?
КУТЕПА (осторожно). Я могу серьезно обидеться.
АУРА (изумленно). Не буду.
КУТЕПА. У нее своего прошлого с избытком. Обихаживала, ублажала моряков между рейсами. Двадцать один раз надеялась и обманывалась. Ходила под вьюками в Польшу-Турцию. Взятки давала инвалютой и натурой, аборты, жизнь по лжи… утратишь веру в добро…
АУРА (с издевкой). Зато теперь!
КУТЕПА. Три года одна и та же фигура перед глазами. То с сумками с рынка, то в фартуке у газпечки.
АУРА (с большей издевкой). И это то, что она искала всю жизнь!
КУТЕПА. По тихой радости – похоже.
АУРА. Она обихаживала моряков между рейсами, теперь ее обихаживаешь ты – на покое!
КУТЕПА. В этом мире сколько у человека отнимается, столько же ему и дается.
АУРА. Я знаю одного, у которого в этом мире отнимается и отнимается. И прозвище у него подходящее – Кутепа.
КУТЕПА. Мы же не о присутствующих.
АУРА (горько). Кутепа – и дальше ходить некуда! Если когда-нибудь и вправду возьмутся восстанавливать справедливость, то начинать надо с Кутеп! (Пересаживается на диван.) Иди сюда. Садись рядом. (КУТЕПА послушно подсаживается.) Кока, ты любишь свою жену?
КУТЕПА (смущенно). Можно вопрос так не ставить?
АУРА. Я понимаю, не слишком бон тон говорить с посторонними о супруге. Но мы не совсем посторонние. Она, видно, такая – вся из себя?!
КУТЕПА. Маленькая, болезненная, смирившаяся…
АУРА (с нервом). Тебя любит?
КУТЕПА. Я так вопрос не ставил…
АУРА. Со стороны не определишь. (Зло.) Кормишь, обхаживаешь ты! В постели она как?
КУТЕПА. Я привык к лишениям.
АУРА. И тут лишения!
КУТЕПА (толково). Ее отвратило задолго до меня. И потом, ей особенно нельзя: брюки через голову бросишь – беременна…
АУРА (вскрикивает и отходит). Схороните меня живой! Ни поесть, ни повеселиться, ни трахнуться! Смысл? Смысл жизни в чем?
КУТЕПА. Григорий Сковорода, Лев Толстой – не знали. Где уж нам!
(АУРА хватает разные предметы, готова бросить в него.)
АУРА. Ты дурак! И лжец! Ты корчишь из себя святошу! И дурочку нашел – верит. Две дурочки! Она и я. Уши у нас устроены – под лапшу! Врешь! Так не бывает. И таких не бывает! Нет таких колодок, на которых тачают Кутеп!! Столетия трудились, чтобы не было!
7.
(Резко меняется освещение. Явочная квартира.АУРИКА в манящем платье, искусительна. КОЛЯ КУТЕПА в мятом пиджачке. Он потрясен.)
КОЛЯ. Се-сегодня вы пре-превосходите самое себя!
АУРИКА. И по весьма грустному поводу.
КОЛЯ. Не пугайте зря.
АУРИКА. Отнюдь. Сегодня наше последнее свидание.
КОЛЯ (осевшим голосом). У вас отпуск?
АУРИКА. У меня перевод по службе. С повышением.
(Пауза.)
КОЛЯ. Можно осмыслить?
АУРИКА. Наше дело не осмысливать, а исполнять.
(Пауза.)
КОЛЯ. Изменение в вашей штатной службе косвенным образом коснется моей нештатной?
АУРИКА. Прямо коснется. Прямо.
КОЛЯ (осторожно). У вас принято испрашивать согласия?
АУРИКА. У нас… согласие нижестоящих само собой разумеется.
КОЛЯ. Деликатно и понятно. Перемена в судьбе смерда не зависит от воли смерда.
(Пауза.)
АУРИКА. У тебя останется все то же. Только лицо через стол будет несколько другое.
КОЛЯ. Чувствительно другое… Хотя бы того же пола?
АУРИКА. Кутепа! Женщина в нашем деле – явление уникальное! Как на боевом корабле. Одиозное!
КОЛЯ. И только через волосатую руку.
АУРИКА (кокетливо). Женщин посылают только к редким везунчикам.
(Пауза.)
КОЛЯ. Женщина ли, мужчина ли – был бы человек хороший…
АУРИКА (морщась). Миша-газовик. Сорок два года, а он все в старлеях ходит.
КОЛЯ. В миру полагают, что деградирует только армия.
АУРИКА. Мы пытаемся не отставать.
(Пауза.)
КОЛЯ. Итак, в городе будем видеться редко, случайно и только шапочно?
АУРИКА. И шапочно не удастся.
КОЛЯ. Не по артикулу? Или конный пешему не товарищ?
АУРИКА. Мой перевод семейный. И связан с выездом.
КОЛЯ. Не черненьким ли в помощь?
АУРИКА. Напротив, к весьма белым. Однако прерогатива задавать вопросы до сегодня принадлежала не тебе.
КОЛЯ. Случай ведь – из ряда вон…
АУРИКА. Из ряда вон. Но у нас времени только на организационный вопрос.
КОЛЯ. На подходе старший лейтенант Миша, сорока двух лет от роду, пьяница?
АУРИКА. У старшего лейтенанта Миши другая явочная квартира. Туда я тебя завтра передам. Сегодня – последние слова тет-а-тет. Все-таки неполных четыре года…
КОЛЯ. Тронут. Не предвидел, пришел без флакона. На посошок бы, на удачу в вашем кропотливом деле.
АУРИКА. В «нашем кропотливом деле»! В нашем! (Достает из бара коньяк.) Предусмотрено не нами.
КОЛЯ. Армянский? Чувствую себя выделенным судьбой. Для вас не крепок будет?
(АУРИКА достает одну рюмку.)
АУРИКА. А для тебя?
КОЛЯ. Простите, я упустил из виду, что вы на работе.
АУРИКА. Наша работа порой открывает широкие возможности. (Наливает ему, подает. Он, вздохнув, берет.) Ну-ну, покажи себя в деле.
КОЛЯ. Оставайтесь всегда такой…
АУРИКА. Ты – тоже.
(Он пьет. Пауза. Она подносит вторую. Он пьет.)
КОЛЯ. «Боже, как заурядно стоим! А через месяц, через год и десять лет, в темной спальне или на тихом дежурстве – чего бы я не отдал, чтобы вот так постоять… в метре…»
АУРИКА. Ты способен ждать?
(Пауза. КОЛЯ КУТЕПА холодеет.)
КОЛЯ. Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб был непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке,
Чтоб даже мертвым я почувствовал
Твое дыханье на щеке…
(Пауза).
АУРИКА. Принимаю как прощальный адрес.
КОЛЯ. Простите, если и это не моя прерогатива.
АУРИКА. Чего там! В рифму. Только не хотелось бы, чтобы все это так, запросто. Сегодня услышал, сегодня и ляпнул…
КОЛЯ. Услышал не сегодня, а ляпы вообще не в моих правилах. Выношено. Почти четыре года… всякий звонок… всегда жуткий для меня, потому что из чуждой жизни и вместе с тем – от вас… Потому, что вы – в той жизни. Я был раздвоен, растроен, расчетверен, распят! Шел черт его знает с чем, черт его знает на что шел… За свидание с вами платил отступничеством… Угрызения совести не унимались… Оправдание чувством к вам уже не помогало… Потерян – и все тут…
(Пауза.)
АУРИКА. А ты не совсем обычный парень. В какую грязь тебя ни сунь, ты и там смотришься не до донышка в дерьме. И страхи твои с оговорками, и отступничество, как у Юлиана Мережковского: «Отчего такая грусть в природе? Чем она прекраснее, тем грустнее.»
(Она наполняет рюмку, протягивает ему.)
КОЛЯ. С барского плеча – соглядатаю за выслугу.
(С вызовом пьет.)
АУРИКА. Тебе не повезло. Обычно такие тихони трудно раскалываются. А тебя занесло. И не потребовалось чрезвычайных мер. Ни насилия, ни обольщения… Когда от меня потребовали тебя, я приготовилась к самому крайнему… И к уступкам… Ты допустил промашку.
КОЛЯ. Я промахиваюсь, даже когда попадаю.
АУРИКА. (Медленно наполняет рюмку. Пьет сама.) Наверное, было бы справедливо, если бы ты свою долю получил. (Пауза.) Но мне трудно переступить через себя. (Пауза.) Мы кормимся от стукачей… но презираем их до тошноты. (Как бы безотносительно к разговору распускает пояс на тонком платье.) Особенное омерзение вызывают рьяные, те, что на повешение бегут со своей веревкой… Ты скорее строптивый. Раздвоен, растроен, распят, но себя оказываешь. Ты – странный. (Едва заметным движением снимает туфли.) Твой растоптанный гонор вызывает чувство вины даже у меня. (Она распускает волосы, собирает в пучок. КОЛЯ КУТЕПА медленно приближается. На полдороги останавливается. Приближается почти вплотную. Она оборачивается, изучающе смотрит, взвешивает, отворачивается.) Через час вечеринка по случаю присвоения супругу генеральского звания… и перевода на первую должность… к белым. (Пауза.) Я должна переодеться. Званый ужин… и все такое.
КОЛЯ. Ради Бога!..
(В снопе света АУРИКА изгаляется над чувствами мужчины. Раздевается. КОЛЯ смотрит. В груди бьются рыдания. Голая, она идет к нему. Он падает без чувств. Темно. Высвечивается гостиная.)
8.
АУРА. Твой брак зарегистрирован?
КУТЕПА. Нет.
АУРА. Ты можешь оставить свою… жену?
КУТЕПА. Ее оставляли двадцать один раз. Двадцать два – будет перебор.
АУРА. Она способна на истерику?
КУТЕПА. Она спросит: за что?
АУРА. Ты слишком чуток к словам.
КУТЕПА. Это другие – не чутки к словам.
АУРА. А ты не думаешь, что такой вопрос не придет ей в голову?
КУТЕПА. Достаточно того, что такой вопрос пришел мне в голову.
АУРА. Ты стал несколько другим…
КУТЕПА. Седым, подержанным…
АУРА. И все же остался прежним…
КУТЕПА. …прибитым пыльным мешком. Из-за угла.
АУРА. Я бы с тобой очень дружила.
КУТЕПА. Спасибо.
АУРА. И только?
КУТЕПА. Большое спасибо!
АУРА. И все?
КУТЕПА. А что я могу еще?
(Пауза.)
АУРА. Ты можешь помочь мне… восстановить справедливость.
(Пауза.)
КУТЕПА. Справедливость надо застать в миру при рождении. Порушить ее несложно, восстановить справедливость еще никому не удавалось.
АУРА. Мне удастся! (горячо) По отношению к тебе, во всяком случае.
КУТЕПА. Я не избалован особым отношением. И избегаю его.
АУРА (зажигается больше). Ты только не мешай мне. У меня превосходная идея. А у тебя – широкий выбор! (Выбегает на середину гостиной.) Не покидая этих стен, ты из гостя превращаешься в совладельца. Подписываем контракт – это теперь принято – и заверяем у нотариуса.
КУТЕПА (принимая за шутку). Скоро и споро!
(АУРА шагает по гостиной, как бы меряя.)
АУРА. Гостиная – пополам!
КУТЕПА (подыгрывая затее). И ковры, и бар, и люстра!
(АУРА скрывается в левой двери.)
АУРА (из глубины). Столовая!..
КУТЕПА (вслед ей). С югославской печкой, микроволновкой, с румынской кухней…
АУРА (появляясь, с азартом). Печка микроволновая есть. А кухня – буковинская, персональный заказ! На двоих! (Скрывается в правой двери. Из глубины.) Спальня!..
КУТЕПА. С дубовой кроватью под пологом, с фарфоровым ночником…
АУРА (из глубины). С двумя ночниками, электромассажером, шведской стенкой…
КУТЕПА. С Шахерезадой и тысяча одной ночью!
АУРА (появляется, запыхавшись). И еще много с чем – на двоих! (Скрывается в средней двери.) Кабинет генерала!
КУТЕПА. Со столом-стадионом!
АУРА (из глубины). Гардероб!..
КУТЕПА. С мундирами, эполетами, лампасами, именным оружием и секретными телефонами…
АУРА. …«панасониками», «ремингтонами», мобилками – со всей начинкой!
(Выскакивает, почти ликуя.)
КУТЕПА (переигрывая). Ванные?
АУРА. По одной на душу!
КУТЕПА. Взносы в семейный бюджет?
АУРА. Оговорим в контракте даже карманные расходы! (Пауза.) Ладно?
КУТЕПА. Ладно, только нескладно.
АУРА. Два вопросительных знака?
КУТЕПА (самоиронично). Представляю себя в мундире и при чужих регалиях. Ушивать придется… И в апартаментах! Не вид, а стыд!
АУРА. Смешно?
КУТЕПА. Скорее грустно. (Замирают друг против друга.) Ненавидел, боялся… сломили, подмяли… служил худшему из пороков. Замаран до последнего своего дня… И вдруг – воздаяние. Из тех же рук… Надо переступить через себя… (Пауза.) Мало вам комфорта и пряностей? Для услаждения души вам подай мученика! Да такого, чтобы чувствовал!
(Пауза.)
АУРА (с упреком и болью). Кутепа!..
КУТЕПА. Молчу, молчу…
(Пауза.)
АУРА. Да нет, говори. (Пауза.) Я могу сказать побольнее… Мое…(Лихорадочно) Днем еще куда ни шло: коньяк, книжки, на стреме у дверного глазка и телефона… из окна мятые фигуры, из-за гардины… Но приходит ночь. Сна ни в одном глазу. Шорохи полтергейсов из темных углов, шаги командора за двойной дверью, гоголевский гроб под потолком... Эти хоромы видятся склепом, кофе цикутой, ядовитым вехом, всякая мысль – последней… Мокрое полотенце, пилюли, пилюли… медитация. Пока шепчу мантру, дышать еще можно, кончаю – исчезает воздух. Когда позволяла себе выходить наружу – сдавала анализы – норма. Теперь не ищу врачей, они меня ищут. Хотят закодировать. Не от дрожи в конечностях, не от спиртного и курения… От самое себя. А разве такое возможно? От смерти мужа, которого убрали свои?.. От бегства детей за тридевять земель… бегства от нас… от меня?! (Пауза.) Кока, я никому не открываю. Боюсь снять трубку. Я слишком знаю, на что способны соратники и выученики моего покойного… (Пауза.) Одна надежда, что все возвращается на круги своя… Почитываю, слушаю продажное радио…
(Кутепа робеет, отступает, цепляет пылесос.)
КУТЕПА. Простите, неуклюжий…
АУРА. Думаешь, я и вправду сегодня собиралась пылесосить? Сто лет и три года пылесос валяется здесь. (Пауза.) Кока, ты не торопишься?
КУТЕПА. Не знаю… Пора и честь знать…
АУРА. Ты помнишь?.. У тебя роскошная память… я знаю… Помнишь все… Вот фотографии… Такую меня, да?.. И все прошлое?.. Ты придешь… Ты знаешь, ничего не исчезает насовсем… Мы еще пригодимся… И вы, законопослушные, робкие… Ты придешь?
КУТЕПА (отступая). Выберу время… отчего же…
(В облике АУРЫ что-то меняется. Она – в прошлом.)
АУРА. В понедельник. В двадцать, ноль-ноль. (Лихо-радостно.) Два длинных звонка и короткий, потом снова длинный. И встань так, чтобы я видела лицо. В глазок. Понял? Ты понятливый… (В спешке.) Повтори!
КУТЕПА. В понедельник. В двадцать, ноль-ноль…
АУРА (подсказывает). Два дли…
КУТЕПА (перенимая ее дрожь и поспешность). Два длинных звонка, один короткий и снова длинный…
АУРА. И постоять в двух метрах…
КУТЕПА. …так, чтобы видно было мое лицо.
(Пауза. АУРА берет КУТЕПУ за плечи.)
АУРА (в трансе). Кутепа… Коля… Кока… лучше, чтобы ты догадался без наводящих… да? да?
КУТЕПА (поддаваясь ее состоянию). У нас все так давно и сложно…
АУРА. Но ты понимаешь… дружище… друг… дружок…
КУТЕПА. В общем-то… прийти…
АУРА. …не с пустыми руками… вернее, не пустой… как было тридцать лет назад…
(Пауза. В отчаянии АУРА целует КУТЕПУ.)
…все будет, как было… как было и по-другому… Понедельник, двадцать ноль-ноль, в двух метрах от дверного глазка…
(АУРА молниеносно заглядывает в глазок, открывает замки, толкает дверь, обнимая, выставляет за порог КУТЕПУ, запирает замки. Вздыхает, потирает руки, марширует по гостиной. Ликуя, поет.)
Эй, музыканты, сил не жалейте,
Радость до края в сердце налейте!
Пусть подпоет нам старый наш маршал,
Он ведь ровесник старого марша!
Там-тар-там-тара-ра-ра-ра-ра-ра-там!
Там-тар-ра-ра-ра-ра-ра-ра-там!!
Темно
Быль вторая "Компенсация"
(десять лет спустя)
(Кабинет начальника СБУ. Лавр Нарцисович оглаживает на себе генеральский мундир, украдкой заглядывает в зеркало. Стук в дверь, генерал прячет зеркало в стол, делает руководящее лицо. Входит Алина).
АЛИНА. Лавр Нарцисович… (Окидывает начальника взглядом. Льстиво). Как к лицу вам генеральские погоны!
ЛАВР. Повышение всем к лицу.
АЛИНА. Отныне вы – господин генерал.
ЛАВР. Привычней звучало – товарищ генерал.
АЛИНА. И мундир столичный, от кутюрье!
ЛАВР. Алина, на сегодня амикошонства достаточно.
АЛИНА. Виновата.
ЛАВР. То-то. Ты с чем вошла?
АЛИНА. В который раз к вам просится некий Николай, кажется, Фомич. Кутепа.
ЛАВР. Фамилию ты мне называла. Кутепа, культяпый или куцый, но неуемный! Даже увидеть захотелось. Что он из себя представляет?
АЛИНА. Коренной обыватель, три вершка от горшка, с виду запущенный, но по нашим коридорам шастает уверенно. Можно предположить…
ЛАВР. Для предположений в службе безопасности есть другие люди. Ты, Алина, иди в приемную и… разреши войти этому коренному и короткому.
АЛИНА. Кутепе. Николаю Фомичу, что ли?
ЛАВР. Предупреди – четырнадцать минут.
(Алина уходит. Лавр углубляется в бумаги. Ватными ногами переступает порог невзрачный, убого одетый мужичок. Ему за шестьдесят лет, в руке он держит лист бумаги).
КУТЕПА (Нервничает, превозмогает робость, сипло кашляет, едва начинает говорить). Здравия желаю, господин полковник!... (Осекается) О, тут уже – господин генерал. Как торопится наша жизнь! Ладно, поздравляю с повышением в звании – вас или вашу должность, господин генерал!
ЛАВР. Привычней – товарищ генерал. У вас четырнадцать минут. Слушаю.
КУТЕПА. Понятненько. Я телеграфным стилем. Нужно ваше вмешательство. Я хочу получить компенсацию за моральные издержки… впрочем, материальные тоже.
ЛАВР. Я новый человек за этим столом. Напомните, в каком звании вы служили?
КУТЕПА. Я – человек без звания. Вообще.
ЛАВР. Но из нашего штата?
КУТЕПА. Нештатный.
ЛАВР. Поясните.
КУТЕПА. Я – бывший сексот, секретный сотрудник. Стукач… соглядатай с двадцатилетним стажем. Но это – двадцать один год назад…
(Лавр округлил глаза. Кутепа снисходительно улыбнулся).
ЛАВР. Сверх ожидания!
КУТЕПА. В наше время многое «сверх». А ожидать следовало. Целая армия нашего брата остается без работы. Я вот – и тогда, при старой власти, двадцать лет, и теперь вот, при вашей, извините, власти – двадцать лет...Врагу не пожелаешь жить в годы перемен.
ЛАВР. Повторите ваши претензии.
КУТЕПА. Я требую возмещения моральных и материальных издержек из-за двадцатилетнего подлого служения компетентным органам… Потом из-за двадцатилетнего общего и публичного презрения… и безработицы..
ЛАВР. На моем веку подобных исков не случалось…
КУТЕПА. Наш городской отдел образования никогда ни одному человеку, окончившему университет в столице и приехавшему к нам работать… повторяю, никогда не выплачивал подъемных денег и суммы, потраченной на переезд. А мой молодой сосед добился, да не только для себя, но и для своих чад и для супруги. Стучи и тебе откроют, гласит Святое писание. Сосед дерзнул и выиграл. Я подумал, а что я – с чем черт не шутит!
ЛАВР. Да, Святое писание в наши дни гласит все громче. Только его глас вряд ли касается закоренелых грешников, вроде нас с вами.
КУТЕПА. Намек понятен. Однако раскаявшийся грешник дорогого стоит. Цитата оттуда же, главу и стих запамятовал.
ЛАВР (едва сдерживает смешок). И как дорого оценил вы свой подметный труд,
мой почтенный книжник?
КУТЕПА. Вот выкладки. (Кладет бумагу на стол). Подсчитано с калькулятором и квалифицированными консультантами.
(Лавр не берет бумагу, Кутепа пододвигает ее к нему ближе).
Лавр Нарцисович, из отпущенных мне четырнадцати минут осталось десять. Не успеете прочесть, я ведь приду еще и еще, мне разум не помеха. Про меня хозяйка моей ночлежки говорит: «В детстве был глуп по возрасту, в юности – гормоны играли, в зрелости прикидывался, дураку у нас легче прокормиться, а в старости – сам бог велел…».
(И рассыпчатый смех с затяжным кашлем).
ЛАВР. Убедительно. Верю: придете и во второй и в третий раз. Но с третьим приходом весь город заметит: тут не спроста. Узнает. что вы стучали двадцать лет, закладывали порядочных людей и получали по сорока рублей за пакость. Многие требуют люстрации!
КУТЕПА. О, если бы я получал по сорока рублей за пакость, я бы сотворил для себя пенсионный фонд и на кой леший вы мне теперь понадобились бы! А то было пакостишь-пакостишь, да все озираешься, как медведь в цирке за ломтиком сахара, а ваш брат – в кои веки кинет на бедность.
ЛАВР. Вы же где-то работали?
КУТЕПА. Работал, пока в коллектив не просочилось, мол, Кока наш бегает по явочным квартирам, якшается с компетентными органами. После этого я, как выражаются классики, был окружен стеной презрения. Гнушались меня даже те, кто сам стучал, но пока еще не разоблачен. Пришлось уволиться. (Сипло кашляет). Да, потом долго ходил в поисках другой работы, только недобрые слухи обгоняли меня. Никуда не брали. До независимости, пока ваша контора еще служила пугалом, я мог перебиваться случайным заработком. А в последние двадцать лет – бомжил. Стеклотара, мусорные баки, что почище, кошачьи крынки у подъездов, отбросы на свалках, снисходительные хозяйки… На сегодня старухи-хозяйки со своих пенсий, пожалуй, и себя не прокормят. Бомжат рядом со мной.
ЛАВР (вздыхает, смотрит на часы). И впрямь остается три минуты. (Бегло просматривает бумагу гостя). Грамотно составлено. Кто автор?
КУТЕПА. Ваш покорный слуга. Педагогический институт, потом университет с отличием. Кстати, одного моего сокурсника блат и круговая порука как-то сразу устроили к вам в штат. Платили здорово, на костюм, обувку и пальто давали отдельные тугрики, вместо мундира, значит. Рос в званиях. Теперь почти с вас, то есть, не генерал, но полковник, только уже в отставке. Тот же блат и порука помогли несчастному перекочевать в Москву. Во! А у меня не было волосатой руки, я думал сам, через верную службу вне штата, пробьюсь. Самого себя сотворить не сумел, не повезло..
ЛАВР (просматривая лист). Неполный год постоянной работы в школе… Что же компенсировать? Сон до полудня, вечерние прогулки на свежем воздухе, вольницу? Тунеядство? Хочу – хожу, хочу – сижу, хочу – лежу?
КУТЕПА (произносит так, чтобы намекнуть на вожделения). Хожу – хочу, сижу – хочу, лежу – хочу! (Противно хихикает). Это если взять мою голодающую физику. Только не забудем, что во всяком, даже запущенном теле теплится душа, и она тоже чего-то хочет. И чего-то сильно не хочет. Больше всего не хотела душа служить вам, видеть-слышать о вас даже в кошмарном сне. Не хотел и – служил. Я опрометью, в угаре чувств втиснулся к вашим, а уж вы запугали простака, приобщили к темным деяниям и не выпускали из когтей. Помните, про ястреба и голубя. Чем упорней сизарь трепыхается, чтобы вырваться из лап хищника, тем глубже когти входят в его плоть. И я жил, как сомнамбула. Хотел – чего я больше всего хотел? Собственно, желания были уже не мои. Вы поставили меня в стойку, как гончего на тетерева. Я стал хотеть – чего прикажете: наткнуться на дурака, который поносил бы вашу власть, выдал бы гласно или в поступке что-нибудь эдакое, пригодное для вашей прожорливой мельницы. Чего я хочу, когда сижу или лежу. Да хочу, чтобы вы почили во бозе все в одну ночь. Какая экономия была бы для страны! И только об этом думал и думаю. Стоило ли мне, бедному студенту, пять лет зубрить любомудрие и приобщаться к словесным шедеврам? Надо ли было тратить семестры в аудиториях и библиотеках, чтобы потом годы и годы серым волком рыскать по городу и собирать гнусный материал для вас? Вы же требуете приходить к вам не с пустыми руками, при том приходить регулярно – раз, а лучше, два раза в месяц. У вас там планы по вербовке стукачей, по количеству доносов… Кто из вас больше накопит, тот дальше пойдет чинами и валютой. А чего мне стоило при свете дня пробираться на явочную квартиру! Вы меняли адреса, потом меняли оперативников, передавали меня из рук в руки, как проститутку по вызову… Но как бы вы не ухищрялись, соседи знали, что я – стукач, пакостник, мразь. И, хуже, я знал, что они знают. Да и вы не слишком держали меня инкогнито. Вам надо было. чтобы я чувствовал себя испачканным, изгоем, ни на что другое не годным, только подпитывать вашу машину и вас, с вашими роскошными зарплатами, любовницами на тех же явочных квартирах, с вашим полицейским государством.
(Кутепа задыхается, сочно кашляет. Лавр, в пику ему, вдруг хохотнул).
ЛАВР. Красиво. Прямо монолог под занавес. Подать воды?
(Лавр подает стакан).
КУТЕПА. Лучше бы чего покрепче…
ЛАВР. И это можно.
(Достает из сейфа бутылку коньяку, наливает. Кутепа пьет).
КУТЕПА. Так бы сразу… (Указывает себе на грудь). Вот тут полегчало.
ЛАВР Значит, бывало и легче? Я попутно подсчитал, что вы прожили на двадцать тысяч часов больше любого своего сверстника.
КУТЕПА. С ума сойти! Это только ваша контора способна на такую бухгалтерию…
ЛАВР. Отнюдь. Всякий шахтер, фермер, учитель, да и наш, как вы полагаете, хорошо оплачиваемый паразит по восьми часов каждый буден окунается в рабочую ауру – видит только штрек, ниву, аудиторию, вашего брата, стукача. Мир каждого профессионала узок, интересы однозначны, только то, чему обучен и что от него требуют – автоматизм… Каждый из нас духовно как бы спит еще восемь рабочих часов,.. в продление тех восьми часов, которые рекомендуют нам врачи для ночного сна, повторно. А вы, отоспав треть суток, потратив еще столько же на туалет, семью, иные мелкие заботы и развлечения… получаете еще сорок часов каждую неделю для познания мира, для наблюдений, размышлений. Свободный человек, Сократ, Диоген, Монтень!
КУТЕПА. Это в наше то время – сократить, диогенить да монтенить? Да слухами, радио, телевидением, вашей благословенной опекой в тощий череп смерда за эти даровые часы вливается столько мути, лжи, мерзости, что без видимых причин в течение года-двух становишься шизиком. Врагу не пожелаешь – быть свободным в нашей свободной стране… Вы хоть поняли, что я сказал?
ЛАВР. Понятное очень трудно объяснить.
КУТЕПА. То-то, ваше превосходительство. Известно, генералы – народ неодушевленный.
ЛАВР. Ну-ну, вы хоть и гость, но прошу вас, не переступайте черту.
КУТЕПА. Виноват, товарищ-господин генерал.
ЛАВР. Все-таки вы выжили, значит, и у вас были счастливые минуты. А?
КУТЕПА. О, бывали минуты блаженства, только этого не поймет тот, кто не побывал в моей шкуре. Это тоже рецидив шизо или зомби… Я даже возвышался душой, слезы застилали мои слабые глаза. Слезы извращенного счастья.
ЛАВР. Да?!
КУТЕПА. Эти минуты я вспоминаю… больше ведь ничегошеьки светлого не случалось во все мои шестьдесят лет. Я недавно даже рассказал… одной… Боюсь, теперь буду рассказывать встречному и поперечному. Парадокс ведь, коллизия. Радости совка…
ЛАВР. Ну-ну?..
КУТЕПА. Это бывало всегда, когда вы заканчивали экзекуцию на явочной квартире. А я завершал донос: «Источник сообщает, что такой-то, такая-то, в кругу друзей»… И вот когда вы меня отпускали, когда я оказывался на улице, а лучше – в сквере, подальше от людей, я шел… нет, я земли не касался, парил… Я дышал полной грудью, ликовал…
ЛАВР. Поясните.
КУТЕПА. Да я был счастлив, что отныне и целый месяц, в худшем случае – две недели вы меня не вызовите…. Вернее, мне не надо вам звонить, не придется созерцать ваши отборные, холенные, лепные, безжизненные рожи! Я мог пожить среди людей… Но счастье было мимолетно. Я спохватывался – ведь с завтрашнего же дня надо искать, добывать, воровать, сочинять для вас новый и новый материал, подлее и мерзче прежнего. Я человек обязательный, и вы на этом играли: подай всякий раз новое и весомое.
ЛАВР. И за эти земные радости вы теперь требуете компенсацию? Вы хорошенько подумали?
КУТЕПА. Подумал. Жизнь ведь поменялась. Старые вольнодумцы требуют люстрации. То есть разоблачения. Я иду дальше – саморазоблачение. Впрочем, мне разоблачаться не надо, я вот он – весь на виду. И я пришел к выводу, что мои грехи куда меньше ваших.
ЛАВР. Да?
КУТЕПА. Да.
ЛАВР. Но вы излагаете уже перипетии, а ведь была завязка. Вас в самом начале ваших злоключений никто не склонял к сотрудничеству. Что вас привело, как вы выражаетесь, под жернова этой, гм.. хм… мельницы?
КУТЕПА. Я влюбился в одну из ваших… все бы уступил ради нее. Но совесть зазрила…. И тут меня шибанула философия разврата. В жизни, как и в искусстве, вся сила души – жива в этике. И вот этика пала. Лицемерие, блядство, коррупция накрыли град и веси, как цунами. В этой юдоли я со своим просвещением и нравственностью оказался не нужен. Этакая белая ворона, помеха и в малой и в большой стае. Но мне перед лицом женщины хотелось быть кем-то! А тут мой, уже упомянутый однокашник, выдвигался на вашем поприще. Носил дарованный костюм, специально, по нему сшитый, получал зарплату… да, да – тройную зарплаты школьного учителя. Когда-то, на Руси, первыми людьми были учитель, священник и лекарь. Теперь же в цене соглядатаи. А просветители, лекари души и тела превратились в бомжей… И виноваты в этом власти предержащие, потому что при власти встали невежды и насильники духа. Я их ненавидел. А мой однокашник исподволь внушил мне, что единственный отряд борцов против засилья в стране бандитов есть ваша банда. Он убедил меня капать ему на подлых чинуш. Я простак, я не подозревал, что коллеге срочно нужны нештатные кадры, он всего лишь оперативник и быстро-быстро хочет выслужиться в чины. Я пошел за ним, не подозревая, что там, в нашей уютной явочной квартире, у него бывают еще пять или десять агентов… Хуже, что начав с подлых чиновников, я незаметно для себя, был наведен коллегой на обывателей, потом на непричастных. В жажде выслужиться, по недомыслию я как-то заложил праведника, без которого и граду несть стояния. И – обратной дорги мне не было… И я уже стучал не только на мерзавцев!.. Впрочем, может быть, все было и не так. У меня есть еще и еще одно, два объяснения моего падения. Это ведь ерунда, что для поступка гомо полоумного есть одно объяснение и одно оправдание. Не животные же мы, не повадки нами правят, а комплексы…
ЛАВР. Как я вас понимаю, как понимаю!
КУТЕПА. Но я не проявлял инициативу. Только по поручению опекуна источник сообщал то, что угодно было конторе.
ЛАВР. И вас не подташнивало?
КУТЕПА. У-у, как вы теперь заговорили! Попробовал бы я сообщить не то, что в вашем Коране, то зачем бы я вам нужен был? Сразу нашли бы статью и против меня. И источника нашли бы, который сообщил бы обо мне все, что для вас здорово, а мне – смерть.
ЛАВР (глянув на часы). Прошло не четырнадцать, а двадцать минут.
КУТЕПА. Но я не получил ответа.
ЛАВР (хитрит). Так сразу? Прецедент ведь, никто никогда не являлся в Службу безопасности за моральной компенсацией. Закона нет оплачивать… Я, как буриданов осел, теряюсь меж двумя охапками сена. И вас жаль и – ничего поделать не могу. Давайте-ка мы с вами выпьем на посошок и…
КУТЕПА. Можно, только…
ЛАВР (наливает). Прозит.
(Оба выпили. Гость явно хмелеет).
КУТЕПА. У вас там, в сейфе, не найдется чем загрызть? Я натощак, стукнуло в темя, размягчаюсь.
ЛАВР. Не найдется. А вы выйдите из парадного и сразу справа, в конце квартала – пирожковая.
КУТЕПА. Где найти пирожки я знаю, а вот где взять червонец, чтобы купить хоть один? Для вас такой проблемы не существует?
ЛАВР. Странно.
КУТЕПА. Для вас странно, для нас заурядно. Потому без ясного ответа на мое заявление, я отсюда не выйду.
ЛАВР (смеясь). Наряд вызывать, что ли?
КУТЕПА. Хорошенький пейзаж откроется у парадного подъезда СБУ! Двое дюжих холопов в шлемах и с дубинками, выбрасывают за порог шелудивого обывателя. А? А шелудивый вопит: верните моральные издержки старому стукачу! А?
ЛАВР (уже сурово). Не паясничайте. Вы, когда задумывали этот фарс, писали бумагу, выговаривали себе пропуск к нам, вы ведь знали, что из вашей затеи ничего не получится. Денег в бюджете не предусмотрено.
КУТЕПА. На ветеранов и инвалидов войны предусмотрено, на афганцев и чернобыльцев – тоже, на депутатов, на вас, душителей святого духа – ой, как предусмотрено. А на тех, кому вы истерзали душу, кого сделали изгоями, лишили возможности заработать себе хоть минимальную, вшивую пенсию – нет?! Я шага отсюда не ступлю. Вызывайте амбалов. И пусть они меня не просто выбросят за порог… пусть отнесут старика в ночлежку. Вот потеха будет для обитателей дна! В кои веки они позволят себе посмеяться.
(Кутепа демонстративно ложится на пол. Генерал встает, угрожающе прохаживается, потом нажимает кнопу: зуммер. Входит Алина).
ЛАВР. Алина Степановна, что посоветуете? Как поступим с этим господином Кутепой?
АЛИНА (плутовато). Подумать, подготовить документы и начать дело господина Николая Кутепы по одной из разработанных вами программ. Только этот визитер – из ряда вон выходит. Даже предположить трудно было, а?
КУТЕПА (лежа). Что за программа? В каком направлении?!
(Генерал и секретарша перемигиваются, делают друг другу загадочные знаки, проектируя дальнейшую работу с визитером).
АЛИНА. Разумеется, все в ваших интересах. Лавр Нарцисович, назначьте господину Кутепе встречу на вторник. Я подготовлю документы.
ЛАВР (с выразительным одобрением). Алина Степановна!
АЛИНА (с непонятным восхищением). Лавр Нарцисович! (Ласково, Кутепе) Николай Фомич, поднимайтесь. Во вторник мы вас ждем в семнадцать часов по полудни в этом же кабинете.
КУТЕПА (сбитый с толку жестами хозяев кабинета). Обманете, как у вас всегда водилось?
АЛИНА. Простите, но сегодня на дворе совершенно другое время. Вот вам пропуск на вторник. Вот вам червонец на дорогу. И второй – на пирожки. (Подает заготовленный пропуск и два червонца.
Темно. В темноте фоном шум толпы, раздаются голоса на разные лады:
Солидный: О нашей службе недоброжелатели сочинили столько нелепостей, что диву даешься. И душители слова, и рецедив сталинских времен, и чуть ли не гестапо. Это все речи невежд. Мы служим родине и народу. Сколько выдающихся людей из наших рядов история помнит: Зорге, Абель, да и последний из великих – Андропов…
Молодой: Вам, как новичку, следует освоить азы. Придумаем вам псевдоним, придумаем вашу личную легенду, научим форме доноса. Отступаете три сантиметра сверху и пять сантиметров – поле слева. Начало всегда такое: «Выполняя задание такого-то, источник побывал»... Или «работал там-то и там-то, изучил то-то и то-то». Только информация. Выводы сделают спецслужбы.
Гнусавый: Я боюсь… Я согласен…
Бойкий: У меня тот коллективчик – всех заложу!
Женский: Мне встречаться только с мужчинами? А если полезет? Я же не со всеми иду на сближение…
Тупой: Шо вы горите? Я тугой на ухо. А шо делать с моей слабостью к спиртному?.. А-а, даже здорово: все мужики пьют. Только на водочку давайте…
Старик: У меня пенсия мала. Я думал, тут хоть чего-нибудь платят).
2.
(Реплики утихают, включается свет. Генерал за столом. Алина вносит толстые папки).
АЛИНА. Лавр Нарцисович, сегодня вторник. Господин Кутепа уже в приемной. Подшивки его трудов я принесла. (Кладет на стол). Сверху – моя подборка из ударных его творений. Прочитайте и дальше – как мы оговорили.
ЛАВР. Оставь только три-пять доносов из твоей подборки, а остальное зачем, только стол занимает.
АЛИНА. О, нет. Эти горы его пасквилей – убедительный реквизит, убойная сила. Запугают глупышку. Можно впускать гостя?
ЛАВР. Пожалуй.
(Алина уходит. Ковыляя, входит Кутепа. Долго кашляет на пороге).
КУТЕПА. Здравствия желаю, господин-товарищ генерал!
ЛАВР. Здравствуйте. А вы пунктуальны.
КУТЕПА. Вышкол ваших предшественников..
ЛАВР. Видите, есть и от нас польза. Садитесь.
КУТЕПА. Что, намечается долгий разговор?
ЛАВР. Да, в четырнадцать минут не уложимся.
КУТЕПА. Если выставляют не сразу, то есть надежда. (Садится). Только нельзя ли разговор – не в сухую?
ЛАВР (обрывая). Николай Фомич, вы не в баре.
КУТЕПА. Виноват, товарищ-господин генерал. Только те, что сидели здесь до вас, были заметно обходительней…
ЛАВР. Спасибо за напоминание. Итак, приступим.
(Генерал открывает папку, достает лист).
КУТЕПА (отстраняется). Совсем плохи мои дела… Догадываюсь, это поклепы на меня, раба божия. (Нервничает, кашляет). Были, были писаки. И я знал, что я доношу, и на меня – доносят. Не думал я, что то, что двадцать лет назад аукнулось, сегодня откликнется! Люстрация? Власти согласились на люстрацию? Так они же пилят сук, на котором сидят!
ЛАВР. Николай Фомич, где ваше самообладание, где достоинство?...
КУТЕПА. Достоинство?.. (Хохочет искренне, даже красиво).
ЛАВР. Вы что! Что с вами? Вам подать воды?
КУТЕПА. Простите, это я вообразил про себя… Достоинство… у нашего брата?..
ЛАВР (строго). Позвольте начать, Николай Фомич?
КУЦЫЙ. Валяйте, Лавр Нарцмсович.
(Собеседники обменялись взглядами: генерал злым, гость – виноватым).
ЛАВР. « Двенадцатого, седьмого, семьдесят второго года. Источник сообщает, что, устроившись официантом в ресторан «АБА», он выследил четверых в третьей кабине»… Кстати, официантом вас устроили наши люди и вы полгода получали малую зарплату и большие чаевые. Вот вам полгода трудового стажа.
КУТЕПА. Прошу прощения, зачисляли меня временно, «Трудовую книжку» мне там не выдали, никакого рабочего стажа вы мне не подарили для пенсии! Один – ноль не в вашу пользу.
ЛАВР. Речь не об этом. Читаю: «Художник Завадовский в матерных выражениях вскрывал пороки в руководстве творческими организациями города. Самого секретаря обкома посылал на три буквы! Шептал коллегам, что регулярно слушает голос по радио – «Свобода». Советовал молодым своим ученикам купить приемники «Рига», принести ему, он что-то в них перестроит и голос «Свобода» будет звучать, как «Говорит Москва».
КУТЕПА. Простите, прерываю. Что тут неугодного вам? К тому же все правда, от «а» до «я».
ЛАВР. Да? Вы знали жизнь художника Завадовского до встречи в ресторане?
КУТЕПА. А кто не знал? Знаменитость. Выставлялся в обеих столицах, лауреат. Государственные заказы получал, вы перед заграницей им хвастались…
ЛАВР. А вы сами его работы видели?
КУТЕПА. Я же не слепой. И выставки в студенчестве посещал. Пейзажист, уровень! Левитан. Божественно писал. С него даже репродукции в книжках помещали, ледерин делали.
ЛАВР. Он картины писал, а вы на него пасквили писали?
КУТЕПА. Так ваши же требовали. У него – такая работа, у меня – такая работа…
ЛАВР. А сегодня вы часто встречаете полотна Завадовского?
КУТЕПА. Я избегаю встреч с теми, на кого вы меня наводили. Это еще одна претензия к вам. Вы сделали меня одиноким в большом городе…
ЛАВР (пропуская мимо ушей слова собеседника). Нет картин Завадовского.. На выставках нет, в книжках нет, в каталогах и справочниках нет.
КУТЕПА. Не знаю.. Может, его время прошло. Вон литераторы: Потапенко, Лейкин, Баранцевич при Чехове, ой , как соперничали с Антоном Павловичем! А где они сегодня? А он – того!
ЛАВР. А вы знаете что-нибудь о судьбе Завадовского после ваших двух доносов?
КУТЕПА. Не интересовался. Говорят, съехал… с катушек… Не видел я его больше ни в ресторане, ни на выставках. Но замечу, и меня тогда как-то враз уволили с официантов. Не нужен я там больше был. Такая кормушка укалила от меня!..
ЛАВР. Вы то остались на юге, под солнышком. А вот что изменилось в судьбе выдающегося мастера: пришла Колыма и Магадан. Картины его были изъяты, пылились по запасникам. Часть разворовали и вывезли за пределы… часть, в половодье, залита была в подвале. Как не имеющие ценности, полотна не спасали, сгнили. Каждое ведь – штучный, единственный экземпляр. У супруги отняли мастерскую, хотя Завадовский построил ее из своих скромных гонораров. Квартиру женщина продала, чтобы вырастить детей, жила на хуторе. Десять лет спустя, старший его сын решился восстановить справедливость, потребовал от властей слишком многого и… был отправлен в те же не столь отдаленные места, где отбывал свое отец.
КУТЕПА (вдруг вспыхнул, вскочил, топает по кабинету). Генерал, не делайте из меня козла отпущения, не те времена! Мы оба хорошенько знаем, что с одного пасквиля даже в мое веселенькое время человека ни казнили, ни миловали. Ваши собирали еще и еще матерьяльчик. Таким, как я, имя было легион, и вы трем-пяти прохвостам поручали одно и то же дело. Да только в моем ресторане и шеф-повар, и косой трубач и этот, швейцар в генеральской форме, при дверях, – все стучали. Только они на постоянной основе, а я – на потребу!..
А.А. Маляров на репетиции спектакля
ЛАВР. Не мельтешите. Мы не про других, мы выбираем вашу толику подлянки. Конечно, конечно, ваша вина крохотна, и выгода ничтожна. Не стоит так нервничать. Подумаешь, человеку случилось наблюдать пьяную болтовню, он нехотя пересказал ее в письменной форме – что за грех!..
КУТЕПА (совсем взвинчен, дрожит). А вы, генерал, язва. Причем сибирская! Сапогом прямо в душу… Это вас в школе кагебе натаскали?
ЛАВР (поворошил кипу старых доносов). Читаем дальше. Для краткости возьмем один из последних доносов, уже под самую перестройку. Люди пробуждались, выпрямляли хребты, а вы по инерции, тупо и безразлично, как дурак с мороза, сочиняли свои шедевры. «Источник сообщает, что в электричке Киев-Ворзель известный Пахомов, в тамбуре сошелся с канадским журналистом. Говорили о какой-то националистической литературе. Канадец держал в руке стопку книг, источник разглядел трехтомник Павла Тычины. А Пахомов получил взамен книжку «Желтый князь». Удалось позже выяснить, что это поклеп на коммунистическую партию, мол, она устроила голодомор в Украине»… Что ж вы так, гражданин Кутепа, отстали от времени? Про геноцид трубила вся Европа…
КУТЕПА. Ну, я отстал, только ведь перед самой перестройкой отстал. Выпивал шибко. Однако знаю, тот Пахомов тогда не пострадал!
ЛАВР. В Сибирь не услали, в застенки не позвали, компетентные органы им не занимались. Только копию вашего послания передали руководству того управления, где служил товарищ Пахомов.
КУТЕПА. И что?..
ЛАВР. А там собрали коллектив, обсудили Пахомова от первой до последней буквицы алфавита. Нет, нет, о его встрече с канадцем и знать не знали коллеги по работе. Они имели свои, чисто служебные и личные претензии к Пахомову. Тому пять лет назад он перебежал дорогу в карьере, у того десять лет назад отбил любовницу, а третий имманентно не любил мужика – жизнь! У нас ведь важно не назвать факт проступка, а дать направление, народец сам разжует и выплюнет, натаскан, нос по ветру держит каждый... Месяц жрали беднягу всем узким миром, он швырнул на стол заявление и исчез. Даже за расчетом не пришел.
КУТЕПА. Значит, с Пахомовым все о”кей?
ЛАВР. Можете пройтись на окраину, улица Поперечная, загляните в коммунальный дворик. Там во всю ширь вольготно раскинулась мусорная свалка, полдюжины бродячих собак топчутся и грызутся за отбросы, два бревна подпирают стенку. А под треснутым окном, в вытоптанном палисаднике валяется давний и горький пьяница. Над ним время от времени читает акафист издерганная и тощая старуха: «Снова ужрался? Когда ты ею зальешься, проклятый?!» При этом нам достоверно известно, что Пахомов до ухода из Управления не пил. И когда работу искал, а ему везде отказывали, как и вам, по той же причине державной ненадежности… безработный мужик тогда в рот не брал спиртного… Хороший был специалист этот Пахомов, и думал о жизни несколько шире нашего с вами, господин Кутепа..
КУТЕПА (в изнеможении). Может, хватит...
(Кутепа идет к двери, возвращается).
ЛАВР. Никак вы собирались уходить?
(Кутепа, пошатываясь, забирает свою бумагу, отходит).
О, не торопитесь. Подойдите к столу.
(Кутепа подходит. Генерал преображается в вежливого хозяина).
Прошу садиться.
( Гость садится. Генерал достает бутылку, рюмки, наливает).
Теперь поговорим по душам.
КУТЕПА. Куда уж дальше!
ЛАВР. Мы все-таки – страна, держава. Пускай в зародыше, в утробе, но развиваемся. А всякая держава просто обязана себя защищать. Я доходчиво говорю? И мы с вами патриоты…
КУТЕПА. Патриоты – это простолюдины, которые вкалывают за спасибо. Я полагал, что в наше время высоким штилем только шутят.
ЛАВР. Я не шучу.
КУТЕПА. Вы не патриот, хотя бы потому, что вам, вместо спасибо, казна выплачивает кругленькую сумму.
ЛАВР. Вам я тоже предлагаю послужить патриотом. С вашим опытом и знанием людей в городе… так сказать, вернуться на круги своя.
КУТЕПА. Что это, на круги своя?
ЛАВР. Никогда еще не было столь большой нужды в вас, уважаемый Николай Фомич, как теперь.
КУТЕПА. В нас – это в патриотах, которые стучат на шару?..
ЛАВР. Теперь патриотам платят. И хорошие деньги…
КУТЕПА. Повторите, я вдруг стал туг на ухо.
ЛАВР. Понятно, наши вожди по всем масмедиа твердят, что в стране нет денег. Их не хватало и при всех прежних режимах, но на политику средства всегда находились. Повторяю, платим. И хорошие деньги.
КУТЕПА. Другой разговор… Можно повторить?
ЛАВР. Вы принимаете прежние обязанности, мы зачисляем вас на ставку.
КУТЕПА. И это тоже, но я прошу повторить… в рюмку.
ЛАВР. А-а, пожалуйста.
(Выпили оба, крякнули).
КУТЕПА. Мне писать заявление? Прямо с сегодняшнего вечера?
ЛАВР. И заявление, и гарантийное письмо – хранить тайну.
КУТЕПА. Придется вспомнить форму доноса. На листе А-4 отступить на пять сантиметров сверху, для резолюции… два сантиметра слева. Начинать стандартно: «Источник сообщает»?..
ЛАВР. Все так.
КУТЕПА (ликуя). Все так, только в конце каждого месяца – кругленькая сумма?
ЛАВР. Разумеется, только не в бухгалтерии, а из рук в руки от вашего оперативника.
КУТЕПА. Святый боже, святый крепкий, как жизнь меняется! И все к лучшему! Я понимаю, что и на меня будут стучать… но я ведь тоже…
ЛАВР. Есть только одна деталь.
КУТЕПА. Ради бога, пусть две детали, три и сколько угодно, только бы тугрики на поддержку бренного тела. Что за деталь?
ЛАВР (наливает в рюмки). Тут следует выпить еще.
КУТЕПА. Ради бога! Прозит!
(Пьют. Кутепа потирает руки).
Авансик бы, чтобы материально закрепить разговор…
ЛАВР. Минуточку! Дела вы будете обделывать так, чтобы комар носа не подточил.
КУТЕПА. Само собой, у вас же честь мундира и страхи перед вышестоящими.
ЛАВР. Я говорю. Чтобы ни одна живая душа не подозревала. Оппозиция одолевает, понимаете всю сложность?.. Вы начинаете жизнь минера, то есть, без права на оплошность. При первом доносе на вас – вас убирают.
КУТЕПА. То есть, как убирают? С должности. Простите, лишают куска хлеба?..
ЛАВР. Лишают живота.
(Пауза. Кутепа бегает по кабинету).
КУТЕПА. Так же не получится. Из моего огромного опыта… ведь даже безо всяких промашек с моей стороны, без проступков… просто в системе морали – на меня напишут. Ведь кругом недоброжелатели! В отместку мне за прошлые мои давние дела – напишут, из-за нехватки другого материала, от скуки… И с первого прицела мне – каюк? Хотя бы с третьего, дали бы посмаковать сытую жизнь…
ЛАВР. Ничего не могу поделать: закон суров, но он – закон.
КУТЕПА. Ешкина мать! Можно подумать?
ЛАВР. Да о чем тут думать? Вы же легко пошли на соглашение…
КУТЕПА. Я же не знал, что тут мокрое дело!.. Я еще письменной гарантии не давал… А можно с испытательным сроком?
ЛАВР. О, нет. В державу приходит порядок. Жизнь меняется и, как вы сами заметили, меняется к лучшему.
КУТЕПА. Да, да… Да! Можно я подумаю… за дверью, за парадной… дома?... Я ничего не писал…
(Незваный и запуганный гость кашляет все сильнее и пятится к выходу. Перед ним отворяется дверь, он проваливается в нее, слышен грохот падения. Это в нужный момент створку отворила Алина. Девушка не может сдержать хохота. Захохотал Лавр, и она дала волю своему смеху).
АЛИНА. Вот что такое софистика! Вы его приемом номер… каким приемом вы убрали этого ходатая?
ЛАВР. Я его в два приема. Он уже готов был бежать, так я ему еще прибавил. Это чтобы не проснулся его задний ум на лестнице, и старик не вернулся за причитающейся ему компенсацией. А еще – чтобы боялся пикнуть на людях…
АЛИНА. С теперешним народом не газовыми баллонами, даже не танками надо… Находим новые формы работы с людьми.
ЛАВР. Собственная шкура рабу божьему все же дороже…
АЛИНА. Но каков грамотей, как изложил трагедию собственной личности!
ЛАВР. Как говорят классики: в первом прочтении – трагедия, во втором – она уже фас. И еще: на всякого мудреца довольно простоты!
АЛИНА. Эту маленькую победу следует отметить.
(Алина тянется к бутылке. Лавр шутливо отстраняет бутылку и рюмки.)
ЛАВР. Прошу прощения, но на рабочем месте?..
АЛИНА. Лавр Нарцисович, в такой день!..
ЛАВР. Забавный день. Жизнь – театр!
АЛИНА. И мы классные актеры!
(Вступает музыка марша из концовки первой были. Хозяйничает Алина: наполняет рюмки, садится на
край стола, упираясь коленками в бок начальнику. Читается давняя близость этих сотрудников).
ЛАВР. Прозит, как говорит интеллигентный сексот!
АЛИНА. За все наше!.. (Весело пьют. Запевают на два голоса):
Эй, музыканты, сил не жалейте –
Радость до края в сердце налейте.
Пусть подпоет нам старый наш маршал,
Он ведь ровесник старого марша!
Там-тар-тара-там-тар-тара-там-там-там!
Там-тарара-тара-тара-там-там-там!!
(Генерал и его секретарша продолжают петь и хохотать. Звучит победная музыка «Старого марша»).
Т е м н о. К о н е ц.
Творческий вечер Анатолия Малярова