Литературно-художественный интернет-журнал

Александр Александрович Кремко 

фотоархив А.А. Кремко

 

 

 Жизнь за кадром

...продолжение. Начало тут: часть1

За долгие годы своей работы приходилось встречаться с людьми самого различного уровня, как говорится, от генсека до генпрокурора. Люди эти были разными, запомнились и с хорошей стороны, и с плохой. Не зря говорят, если хочешь хорошо узнать человека, дай ему власть. Бывало, что обычный инструктор обкома или ЦК ставил себя выше генерального секретаря партии. Это характерно для карьерных скороспелок, которые, как говорится, сразу попадали из грязи в князи. Они уже не чувствовали под собою землю, не узнавали еще вчера близких для них людей. Такие неприятные личности иногда проскакивали в высшие эшелоны власти. Но не о них речь.

Помню еще на заре своей работы в РАТАУ свою первую встречу с Владимиром Васильевичем Щербицким, членом Политбюро ЦК КПСС, первым секретарем ЦК Компартии Украины. Насколько тогда все было проще и ближе. Человек такого высокого уровня в повседневном общении, в быту был прост и доступен. Он с пониманием относился к работе журналиста, фотокорреспондента, снимать его было легко.

Он охотно общался с людьми, сам говорил мало, в основном слушал. Многие изливали ему душу, рассказывали ту правду, которую ни в газетах не напечатают, ни по телевидению не покажут. Тогда ведь события освещали так, как нужно, а не так, как они происходили в действительности. А Щербицкому такой глянец нужен не был, ему могли говорить все, всю правду в глаза. Если правда оказывалась нелицеприятной, он опускал голову и молча курил. Как много он курил! Стоя рядом с людьми и молча слушая их, он за пятнадцать минут мог выкурить три сигареты подряд. Я и сейчас вижу эти сигареты – удлиненный «Кент».

Однажды я сопровождал его от Запорожья до Одессы через Херсон и Николаев. Из личной охраны был лишь один человек – нормальный, обаятельный и спокойный мужик, не «костоправ», руки никому не выкручивал. Он понимал, что у каждого своя работа – у него своя, и у меня своя.

Фотокорреспондент А. Кремко в николаевской библиотеке им. Кропивницкого

 

Во время поездки В.В.Щербицкий не останавливался в тех местах, где встреча была подготовлена заранее и обставлена как неожиданный и приятный экспромт. Ведь бывало, в лесопосадке делали сруб на скорую руку, накрывали столы с белыми скатертями и хрустальными фужерами, а первому секретарю ЦК говорили, будто это комбайнеры собрались на скорую руку кваску попить, передохнуть во время жатвы. Конечно, такое шоу смешно было наблюдать со стороны, и Щербицкий эту показуху не воспринимал, предпочитая в таких местах не задерживаться.

Так было в Херсонской области. Кавалькада машин остановилась, Щербицкий, не выходя из машины, выглянул, прищурил глаза и присмотрелся... Да, так и есть: вырубили чуть не половину лесополосы, все вычистили, устлали травой, поставили столы, постелили белоснежные скатерти, везде хрусталь, дорогая посуда. А впереди метрах в трехстах идут комбайны, убирают пшеницу. Щербицкий посмотрел на этот цирк, недовольно поморщился и махнул водителю рукой: «Едем дальше!»

Тогда еще не было роскошных лимузинов с телевизорами, холодильниками и мини-барами. Если машины где-нибудь останавливались, чтобы участники поездки могли попить чего-нибудь прохладного, открывался багажник и оттуда извлекали огромное корыто со льдом, в котором охлаждались различные напитки: газировка, минералка, прокисшее молоко наподобие кефира. Владимир Васильевич не уединялся, всегда подходил к багажнику и звал всех, включая водителей и репортеров.

Все, кто был в команде сопровождения, могли освежиться вместе с первым секретарем. Он очень хорошо относился к окружавшим его людям, в том числе и к репортерам. И те, в свою очередь, платили ему тем же.
На своем высоком партийном посту Щербицкий был специалистом во многих отраслях. К примеру, окинув взглядом поле, засеянное ячменем или пшеницей, мог одним взглядом определить его примерную урожайность. Раз колонна первого секретаря остановилась в совхозе Шевченко в Николаевской области. У него в группе был маленький человечек с краснознаменным значком депутата Верховного Совета СССР.

По тем временам это было очень серьезно. Позже узнал, что это был самый главный специалист по сельскому хозяйству во всем ЦК КПУ. Все вышли из машины и направились к стоящему неподалеку комбайну. Возле него приветливо улыбался комбайнер – краснощекий здоровяк с огромными ручищами, кулак – как три моих. Щербицкий подошел, поздоровался.

А этот агроном рядом с ним, все крутится, вертится, срывает колоски, вытряхивает зерна, все что-то продувает, прочищает, рассматривает с очень умным видом, что-то записывает с блокнотик. Тут Щербицкий оборачивается к нему и спрашивает: «Как думаешь, наука, сколько сейчас можно взять центнеров с этого гектара?» Тот что-то прикинул в уме, подумал. Помялся и говорит: «Владимир Васильевич, я думаю, центнеров по восемнадцать с гектара можно взять». Щербицкий задумчиво посмотрел на ученого-агронома, потом на поле и обратился к краснощекому богатырю-комбайнеру: «А ты, сынок, на самом деле сколько получаешь?» «А я, - говорит, - получаю по двадцать шесть».

Владимир Васильевич с видимым удовольствием пожал ему руку, похлопал по плечу, и, печально взглянув на ученого-агронома, с грустью в голосе проговорил: «Эх, наука, наука…». И все пошли к машинам.
Снимать в то время было и просто, и сложно. Одна из сложностей заключалась в том, что всегда выстраивалась целая кавалькада - до двадцати машин: сопровождение, охрана, секретари обкомов и райкомов, бог знает кто еще. И если я еду в середине колонны, после остановки не успеваю добежать до первого лица, пока он встречается, здоровается, пока симпатичные девушки в нарядах вручают ему хлеб-соль.
Пока я добегал, руки были уже пожаты, хлеб съеден, разговоры закончены, и начальство уже рассаживалось по автомобилям. Все, конец, самые интересные моменты, которые можно было запечатлеть на фотопленку, уже упущены. Для кого-то это, может, и пустяк, а для меня, как для профессионального фоторепортера – настоящая катастрофа.

В той поездке со Щербицким помог случай. Когда мы ехали в сторону Николаева, первый секретарь решил лично посмотреть на поставленный недавно величественный памятник на кургане у Новой Одессы. Этот огромный стальной солдат, бегущий в атаку с зажатым в одной руке автоматом, работы скульпторов Макушиных, обошел первые полосы всех республиканских газет. Естественно, что руководитель республиканской партийной организации настоял, чтобы у памятника колонна остановилась. Я отснял, что надо, и жду, пока они спустятся с кургана. В этот момент их можно было снять вместе на фоне памятника. Ждать, пока высокое киевское начальство осмотрит монумент и спустится, предстояло минут пятнадцать.

Стою, жду, и вдруг вижу генерала из девятого управления КГБ, отвечавшего за охрану высоких официальных лиц, и нашего николаевского полковника госбезопасности. Смотрю, а они обнялись, начали оживленно общаться, видимо, вспоминать какие-то истории. Ну, думаю, не иначе как старые друзья встретились. Генерал, которому мое лицо за эти дни уже примелькалось, вдруг неожиданно обратился ко мне: «Ты что загрустил? Ну-ка, сними меня с другом». Оказалось, он когда-то учился вместе с нашим николаевским полковником.

Я с невеселым «портретом лица» попросил их стать на фоне памятника и сфотографировал. Генерал проникся ко мне благодарностью и спрашивает: «Что-то ты и в самом деле совсем грустный. Что случилось?» Отвечаю, что я единственный фотограф во всей колонне, и, тем не менее, меня посадили аж в шестую по счету машину, что мешает мне добросовестно выполнять свою корреспондентскую работу. Он коротко по рации дал какую-то команду и буквально через две минуты я уже сидел в машине охраны, которая ехала во главе колонны. Это дало мне возможность даже чуть-чуть опережать события.

Когда Щербицкий только показывался из открывающейся дверцы автомобиля, я уже стоял наготове. Сейчас при организации таких мероприятий все делается немножко по-другому. В аэропорту, где встречают президента или премьер-министра, их ожидают машины, рядом с которыми обязательно стоят несколько микроавтобусов. Они садятся все вместе. Нам, фотокорреспондентам, уже проще работать.

Даже на таких официальных, протокольных съемках можно что-то придумывать пооригинальнее, выкручиваться из ситуации, чтобы не запечатлеть только говорящие головы и хмуро марширующих чиновников. Приведу один из таких примеров своей «производственной» сообразительности.

Летом 1999 года Президент Украины Леонид Кучма приехал на Южно-Украинскую атомную электростанцию. В Южноукраинске, у входа во Дворец культуры, стоял детский творческий коллектив «Барвинок», считающийся одним из лучших в Украине.

 

  С народным артистом СССР Алексеем Баталовым

 

Симпатичные улыбающиеся ребятишки в красивых костюмах – отличный снимок! А вот бы да еще заснять их с Кучмой!.. Они стоят, волнуются: сейчас впервые увидят украинского Президента. Детишки просят: «Дядя, сфотографируйте нас с Кучмой, когда он будет тут проходить».

И тут я мгновенно сообразил, как быть. Ведь если я сам попрошу Президента стать рядом с детьми, чтобы можно было его сфотографировать, я могу получить потом по шапке. И даже не сразу, а уже по окончании мероприятия, особенно если кто-нибудь из его охранников или ближнего окружения в Киеве «стукнет» в Укринформ: вот, мол, ваш фотокорреспондент вел себя нетактично, под ногами у главы государства путался, работать ему мешал. Это же все, конец моей фотокорской карьеры. Да меня больше ни на одно серьезное мероприятие не пустят. А вот если сами дети попросят Президента сфотографироваться с ними – тогда другое дело. И я предложил: «Дети, когда Президент будет проходить, вы скажете ему: «Леонид Данилович, давайте вместе сфотографируемся». «А если не захочет?» - с опаской спрашивают они. – «Обязательно захочет!»

Тут уже и Кучма выходит из машины. Дети сделали коридор, приветствуют главу державы. Ни одни репортер не знает о моей договоренности с детьми, все уже пошли в зал Дворца культуры готовиться к встрече. А я стою рядом и жду этого мгновения. И вот одна из девчонок посмелее просит: «Леонид Данилович, можно на память сфотографироваться, нам и для школы, и для себя». Он ее обнял, стоит, улыбается. Тут и другие дети окружили Президента. Я успел сделать два-три кадра.
Замечательный получился снимок, и главное – эксклюзив.

После встречи во Дворце, посещения АЭС и стройплощадки Ташлыкской гидроаккумулирующей станции там же на гидроузле нам устроили обед. Дальше колонна должна была отправиться на Николаев через село Себино, где руководство АО «Родючість» собиралось продемонстрировать Президенту свою самую передовую отечественную и импортную сельскохозяйственную технику вплоть до вертолетов для авиационной обработки полей.

Местной прессы было два микроавтобуса плюс киевляне. Столичные журналисты, конечно, считают себя покруче, у них и техника лучше. К нам относятся, как к провинциалам, покровительственно, с легкой небрежностью. При этом некоторые из них два дня как держат в руках фотоаппарат, но зато исполнены гордости, что снимают первых лиц государства.

Зато если такому «мэтру» дать в руки камеру и сказать: пойди на Черноморский судостроительный завод и красиво сними бригаду судосборщиков, - он ничего толкового не сделает. В лучшем случае, сделает - как портрет на кухню. Или так, как он привык снимать власть: все жмут друг другу руки, потом все руки опустили, дружно улыбаются и смотрят в фотоаппарат.

Я же такие неживые кадры не люблю и сам почти никогда не делаю. И вот мы остановились на обед. Я предупреждаю коллег, в том числе и киевских, что обедать необходимо максимум пятнадцать минут, потому что и Президент больше двадцати минут на обед не потратит: у него график насыщенный, в программе визита еще несколько мероприятий, которые нужно успеть провести до конца дня. При этом на своих автобусах мы вряд ли сможем угнаться за их машинами. Пока приедем в Себино, там уже и просмотр выставки закончится. Поэтому группа должна выехать хотя бы минут на пятнадцать раньше, чтобы иметь в запасе немного времени, тем более что с атомной станции ехать до Себино, наверное, почти сто километров.

Киевляне стали смеяться: мы из столицы приехали, можно сказать, столичная профессура, а тут нас какие-то провинциалы жизни учить будут. Ну, думаю, как хотите. Тогда я предлагаю разделиться на две группы: «писателям» - пишущим журналистам продолжать трапезу, а всей снимающей братии – ехать как можно скорей. Так и сделали. Пока народ с удовольствием обедает, вальяжно покуривает у входа в столовую, сажусь в микроавтобус, и мы мчимся в Себино. Впрочем, «мчимся» - сказано громко. Мы идем максимум сто-сто десять безо всякого сопровождения, а колонна главы государства в сопровождении ГАИ по перекрытой на всем протяжении трассе едет со скоростью около ста сорока километров в час.

Я оказался прав. Президент обедал буквально минут двадцать, а потом в машину – и в Себино. К этому времени мы оказались уже километрах в двадцати впереди. Я все время озабочено поглядываю назад: хвоста нет. Дорога в этих местах петляет, и когда поднимаешься на возвышенность, можно увидеть километров десять трассы позади своего автомобиля.

Когда до Себино оставалось всего километров пятнадцать, я обернулся в очередной раз и увидал пучок света: это километрах в десяти от нас с зажженными фарами идет колонна Президента. Мы успели опередить их буквально на несколько минут, из машины выскакивали, словно парашютисты, но когда президентская колонна подъезжала к площадке, где экспонировалась сельхозтехника, я и мои коллеги уже были в полной боевой готовности. А те киевские и местные журналисты, что остались обедать, попали в Себино, когда глава государства уже все посмотрел и усаживался обратно в свой автомобиль. У охотников это называется «на ползайца вперед». И я считаю, что по жизни нужно идти «на ползайца вперед». Лучше самому подождать, чем куда-то бежать, запыхавшись, опаздывать и потом слезно умолять повторить в игровом варианте то, что ты уже упустил.

Годами отработанная самодисциплина мне всегда служила добрую службу. Расскажу случай, который произошел на Кубе. Правда, существенная разница заключалась в том, что в тот раз никто не работал: мы отдыхали целых двадцать четыре дня, и никто никуда не спешил.

Я был руководителем группы советских туристов, прибывших на Кубу по путевкам. Группа состояла из тридцати человек: половина - николаевцы, вторая половина – херсонцы. Возраст – от семнадцати до восьмидесяти лет. И дети, и старенькая бабушка. Кстати. Для нее пережить такой перелет, казалось бы, непросто. Но, как ни странно, пока молодые тряслись и мучались, бабка спокойно уснула в Москве и проснулась уже на подлете к Гаване.

Как всегда в нашей жизни, в любом коллективе непременно найдется человек самый назойливый и невыносимый, которому до всего есть дело и который у всех путается под ногами.
Попался и у нас такой – летчик из Херсона. Не знаю, на чем летал этот сокол, может, как в фильме «Мимино», коров возил, но гонору у него было как у командира экипажа Ту-154 на международной авиалинии. Он постоянно был чем-то недоволен: и еда не та, и бананы не такие, как в Херсоне. Вдобавок он еще взял с собой херсонскую барышню и всячески старался блеснуть перед ней своей эрудицией и всезнайством.

Однажды поздно вечером мы побывали на театрализованном представлении в лесу, километрах в тридцати от Гаваны. Концертная программа начиналась около двенадцати ночи и заканчивалась в четыре часа утра. Нас подвезли на автобусе и всем объявили, что ровно в четыре часа отъезд. Представление в лесу, при свете прожекторов, оказалось захватывающим зрелищем. Прыгали полуобнаженные кубинки, символизирующие дикую природу. Мы тоже погуляли, попрыгали, выпили, некоторые даже слишком хорошо. Все прошло прекрасно, и к четырем часам мы все садимся в автобус. А летчика нет.

Херсонская барышня плачет, думает, может он «того», как у нас говорят, зацепился «за акацию» в кубинской юбке. Мы ждали-ждали, прошло минут двадцать – его нет. Группа начинает нервничать, все давно хотят спать. Спрашиваю группу: «Как поступим?» Николаевцы в один голос – ехать, часть херсонцев призывает подождать заблудшего товарища. Посмотрел я на это дело и махнул рукой: «Едем». И мы поехали. Было видно, что херсонцы затаили на меня обиду.

 

  Фото на память. С земляком-космонавтом Юрием Гидзенко. Николаев 2009 г.

Мы приехали в Гавану, отдохнули несколько часов и собрались ехать на побережье купаться. И тут смотрим – идет наш летчик почему-то с туфлями в руках. Уже не такой орел, как вчера, хмурый, молчаливый, на всех обиженный, ни с кем не здоровается. Оказалось, на дорогу в гостиницу он истратил половину валюты, которую нам меняли для поездки на Кубу, - ночные таксисты ободрали его как липку. Причем доехал только до окраины Гаваны, а по городу до самой гостиницы шел пешком, поскольку в противном случае ему пришлось бы вообще отдать таксисту все деньги до последнего песо. И воды не за что было бы выпить! Вот уж воистину, бог шельму метит!

Херсонцы предложили собрать ему денег, чтобы немного поддержать материально. Ни один человек из николаевской части группы на пламенный призыв соседей не откликнулся. Другому бы и помогли, но этот так всех достал, что мы видеть его уже не могли. Пусть, думаем, теперь набирается ума на собственном горьком опыте. Но это было только начало. Он решил досадить мне по-своему.

Наш маршрут движения по Кубе перед поездкой был утвержден в Москве. А он прежде уже бывал на Острове Свободы и видимо шел по другому туристическому маршруту.

Мы выехали из Гаваны и проехали через всю Кубу в район Гуантанамо, где до сих пор сохранилась американская военная база, неподалеку от знаменитой казармы Монкада, со штурма которой, собственно говоря, Фидель и Че Гевара начинали кубинскую революцию. Там живописные места, частью дикие.
Мы ехали по дороге, потом по колено в воде шли по каким-то озерам и тащили на себе чемоданы. Были в крокодильем питомнике, ели жареное мясо этого животного, на вкус напоминающее молодую телятину – если бы нас не предупредили об истинном происхождении этого угощения, я и продумал бы, что едим телятину.

А херсонец тем временем «заводил» группу: мол, это все не то, если отъехать на сто километров в сторону, мы сможем увидеть более красивую, первобытную природу, вся экзотика именно там, а здесь – ерунда. Вижу, люди в автобусе начинают к нему прислушиваться, давят на меня: прав мужик, давайте ехать искать что-то поинтереснее. Я к переводчику, водителю, а тот отвечает: не имею права, у меня бензин по граммам, на вес золота. Куба ведь действительно бедная страна, у них, кроме сахарного тростника и бананов, ничего своего нет. Мы и так в одну сторону почти тысячу километров проехали. Оттуда мы в Гавану вернулись самолетом, а водитель автобуса занялся обслуживанием другой группы.

Но «сокол» не успокаивается: все здесь плохо, и поездка организована отвратительно, и мы свои деньги на путевки зря потратили. Ну, никак не угомонится мужик! Народ начал роптать.

Вернулись мы назад и поселились в туристическом комплексе «Варадеро» километрах в сорока от Гаваны, прямо на берегу океана. Буквально за два дня до отлета херсонец решил сделать себе стильную кубинскую прическу, чтобы покрасоваться дома. Взял напрокат велосипед и поехал в город в парикмахерскую. И вдруг опять пропал! Ждем в обед – его нет, ужин – его нет. Его херсонские товарищи взяли ему ужин сухим пайком. Я решил не портить себе нервы, раз оно такое нескладное, «як собача пісня», что тут можно сделать?!
И тут приходит он - угрюмый, чернее тучи.

Оказалось, подстригали его по всем кубинским правилам, лежа. Он лег, а когда встал, - увидел, что его велосипед возле парикмахерской украли. И полиция настаивала, чтобы херсонец полностью вернул стоимость велосипеда. Если учесть, что половину разменянной суммы он истратил на дорогу после ночной вечеринки, таких денег у летчика уже просто не было.

Я точно знаю, что на этот раз земляки-херсонцы твердо решили помочь и сбросились понемногу. Но на тот момент денег оставалось уже немного, а ведь хотелось еще купить сувениры, что-нибудь привезти домой на память и на подарки родственникам. Помогла еще и наша переводчица - русская девушка по имени Валентина. Но собранных денег не хватило, остаток суммы за велосипед доплачивали через «Аэрофлот», и я точно знаю, что когда этот орел прилетел домой в Херсон, у него были большие проблемы с начальством.
Вот так этот гонористый летчик сам себя дважды наказал.

*   *   *

Михаил Сергеевич Горбачев запомнился мне своей простотой. Он прилетел к нам в Николаев в августе 1990 года, за год до гэкачепистского путча. Тогда у нас на военном полигоне в Широком Лане проходили масштабные учения.

Сюда слетелись со всего огромного Советского Союза командующие военными округами, были и высшие адмиралы советских ВМФ. Наблюдать за ходом учений пригласили первого и единственного в истории президента СССР и его супругу Раису Максимовну. Но Горбачев прилетел сам, а Раиса Максимовна предпочла остаться в Крыму и купаться в более чистом море, чем у нас.

Прилетел он на один день, приземлился на военном аэродроме в Кульбакино, а оттуда вертолетом отправился в Широкий Лан. Я встречал его на полигоне. Столько военных, да еще и с такими высокими званиями, я видел первый раз в жизни. Но руки у меня уже не тряслись, как когда-то в армии, когда впервые в жизни увидел живого маршала – командующего ракетными войсками стратегического назначения. На этот раз я был спокоен, я к тому времени уже многое в жизни повидал.

Единственное, что поражало – это обилие маршалов. Из Сочи на персональном самолете Ту-154 прилетел начальник Генерального штаба маршал Ахромеев (рассказывают, потом он присылал сюда этот самолет с экипажем за… своей фуражкой, которую десятки маршалов, генералов и адмиралов. Полковники здесь казались пацанами, они только и делали, что бегали и словно ветряные мельницы махали руками, беспрерывно отдавая честь старшим по званию. Они, бедные, даже старались куда-то отойти в сторонку, поскольку устали поднимать правую руку к козырьку. Короче, повезло тому, кто был в гражданской одежде.
Интересно было наблюдать, как полковник, безуспешно пытаясь втянуть в себя четко обозначившийся начальственный животик, что-то докладывает генерал-майору. Тут же поодаль генерал-майор рапортует генерал-полковнику. Тот вытягивается в струнку перед маршалом, словно первоклассник. А маршалы стоят перед Горбачевым, и тот, по привычке активно жестикулируя, что-то доказывает им.

Видел я и несколько автобусов «Икарус» с зачехленными окнами. За весь день оттуда никто не вышел, даже, прошу прощения за подробность, по малой нужде. Мне сказали, что в автобусах сидели бойцы спецподразделения «Альфа» - на всякий случай.

Подходит ко мне один генерал и в приказном тоне (я и не понял, просил он меня или приказывал, но, видимо, военные в таком звании по-другому говорить с людьми уже просто не могут) предлагает сфотографировать группами участников этого представительного совещания. Я говорю: нет вопросов, вы только соберите их вместе. А тот отвечает: все уже ждут. Признаюсь, это был редкий момент в жизни, когда мне удалось покомандовать целой группой генералов и маршалов.

 

   Наводнение...

 

Стоит группа в три или четыре ряда, все солидные, с начальственными лицами, а я одному: «Товарищ маршал, чуть выше фуражку, а то солнце в зените и глаз не будет видно в тени», другому: «Товарищ адмирал, чуть-чуть левее», а потом и самому Горбачеву: «Михал Сергеич, поправьте пиджак». И более того, подошел и собственноручно поправил генсеку галстук. Это было воспринято нормально, никто за оружие не хватался, на меня не бросался и руки не выкручивал. Все было по-людски.

Как и во многих других случаях, я не сфотографировался вместе с ними. А ведь какой был бы кадр! Я и все эти маршалы, в том числе будущие члены и пособники ГКЧП. Некоторые из них ушли из жизни, другие здравствуют и поныне. Никогда уже не соберутся они вместе, да и меня не будет рядом с ними. Корю себя за то, что никому не дал в руки фотоаппарат и не запечатлелся для истории с такими людьми. Много позже, читая книгу одного московского репортера Геннадия Копосова, обратил внимание на такой момент.

Однажды он ехал в метро, уже поздно, в вагоне почти никого не было. Напротив сидела пара – парень и девушка. Потом, когда поезд подъезжал к одной из станций, они начали прощаться. Хлопец обнял эту девчонку, и как они стали красиво целоваться! У Копосова в руках была аппаратура, сиди он чуть подальше, надел бы объектив «Телевик», чтобы вытянуть кадр с большого расстояния, и заснял. Но фотографировать в упор было неудобно. Репортер сидел молча и смотрел во все глаза на эту сцену расставания. Да так и не снял. Потом, пишет Копосов, я решил: лучше снять и извиниться, чем не снять и всю жизнь жалеть об утраченной возможности. Вот и мне следовало снять, а потом будь что будет. Тем более, наверняка ничего бы и не было, а память бы осталась на всю жизнь.

Самое интересное случилось дальше. Подходит ко мне Иван Трофимович Грицай, тогдашний председатель облисполкома, представлявший Николаевскую область на этом мероприятии, говорит, что рассказал Горбачеву о том, как красив Николаев с высоты птичьего полета: живописный полуостров, с трех сторон омываемый водой, напоминающий вытянутую руку. Генсек решает сесть в вертолет и облететь город. Грицай говорит: «Быстренько бери мою машину и дуй на Кульбакино. Там нас встретишь и снимешь».

Пока мы с ним говорим, уже садится вертолет, готовый принять Горбачева на борт, а мне еще нужно бежать к машине. Если вертолетом можно пролететь через весь город до Кульбакино максимум за пятнадцать-двадцать минут, то мне нужно ехать минут сорок, а то и больше. Могу не успеть, даже несмотря на сопровождение ГАИ. Я прыгнул в машину. И вот мы летим на скорости сто пятьдесят километров, впереди ГАИ. По обе стороны проспекта Ленина стоят массы людей. Все знают, что в это время Михаил Сергеевич должен проезжать по городу. Не представляю, откуда им удалось это узнать, визит был закрытый, но «народный телеграф» сработал безошибочно. И тут я с машиной сопровождения пролетаю по перекрытому проспекту. Господи, какие почести, какое народное ликование. Сначала не понял, в чем дело. А потом дошло – это же меня за Горбачева приняли!

В тот день вечером мне позвонил мой друг Володька Ковалев и так разочарованно говорит: «Стою на проспекте, думаю, дай, помашу Михаилу Сергеичу рукой. Машу-машу, глядь, – а в машине твоя физиономия. Ну, ты, Кремко, даешь!» Сильно он тогда расстроился, что Горбачева не увидел.

Приехал я в Кульбакино, буквально перед моими глазами взлетает Ил-62 с генсеком и берет курс на Крым. Все остальные самолеты стоят. Разлетаться начали уже после того, как самолет Горбачева скрылся в облаках.

Я стоял и ждал, пока освободится областное руководство, так как не имел возможности самостоятельно уехать с военного аэродрома. Подошел к начальнику УВД Ключнику и председателю облисполкома Грицаю. Смотрят они на эти мощные самолеты, сжирающие, наверное, тонн по пятьдесят горючего, и тут один другому говорит: «Вот видите, а нам хлеб нечем убирать». И тут все почувствовали, как при взлете очередного самолета не до конца сгоревший керосин шлейфом пошел от турбин и пыльцой посыпался на наши головы.

Урожай в том году был действительно хорошим и все переживали, чтобы его успели собрать, а не оставить процентов тридцать-сорок на полях, как иногда случалось…

Но бывали и другие встречи, когда мой фотоаппарат вызывал у «великих» непонятное негодование и необъяснимое раздражение. На такие съемки я никогда не ходил самовольно. Меня приглашали в обком, облисполком, позднее – в облгосадминистрацию и предлагали участвовать в поездке. По ее результатам тогда, да и сейчас, модно было дарить только что отпечатанный фотоальбом. Так дарили и первому Президенту Украины Кравчуку, так я делал альбомы для Кучмы и премьер-министров.

Однажды делал альбом и для Лазаренко. Неприятное воспоминание…
Незадолго до его прилета у нас в регионе побывал Леонид Данилович Кучма. Тогдашний глава облгосадминистрации Николай Петрович Круглов пригласил меня для участия в этой встрече. Решили делать фотоальбом вместе с фотокором «Южной правды» Борисом Рыбаковым. Весь день прошел в суете, все быстро, бегом, мы были в мыле, словно загнанные скаковые лошади. Еле успели в аэропорт, самолет стоит, все подходят к трапу для прощания. Отдаем этот альбом Круглову. А он передает Президенту. Мы стоим в сторонке и ждем, как Кучма среагирует на наше творчество. А он берет этот альбомчик, раскрывает, начинает заинтересованно листать, лицо поначалу сосредоточенное, а потом смягчается, начинает улыбаться. Как нам было приятно, на душе сразу стало легко. Наш альбомчик, между прочим, задержал отлет Президента на несколько минут. Потом губернатор передал нам благодарность и привет от Леонида Даниловича. Это было здорово, по-человечески. А бывает и по иному…

Когда на границе Очаковского района Федор Антонович Иванов, нынешний Герой Украины, руководитель винодельческого хозяйства «Ольвия» в селе Парутино, встречавший много высоких гостей, приветствовал незабвенного Павла Ивановича Лазаренко, все выглядело совсем иначе. Во-первых, на дворе стоял февраль, и было очень холодно. Колонна опаздывала на сорок минут, и все встречающие замерзли. Девушки, в легких нарядах, которым предстояло вручать хлеб-соль, так те вообще буквально задубели. Встречают премьера, вручают хлеб-соль. А он хотя бы слово в ответ сказал. Дело идет к весне, можно остановиться, поинтересоваться, как прошла зимовка, каковы виды на урожай, будем ли в этом году с хлебом. Мало ли о чем можно было поговорить с перемерзшими людьми, ждущими тебя на морозе битый час… Да в конце концов, просто подойди и скажи им спасибо, что ждали и не разошлись.

На его холеном лоснящемся лице намертво застыла маска брезгливого недовольства. Он молча взял хлеб, швырнул его на заднее сиденье, сел в автомобиль и уехал. Позже та же участь постигла и фотоальбом: Лазаренко захватил его своей лапищей, открыл заднюю дверь автомашины и швырнул в салон, словно ненужный коробок спичек.

Какое отношение к себе может вызвать такой человек?
Думаю, что и жизнь Лазаренко вполне закономерно сложилась именно таким, а не каким-либо иным образом. Что ж, теперь у него есть время посидеть в тюрьме и подумать над своим жизненным путем. Пусть даже и в комфортабельной тюрьме – американской.

Несколько лет тому назад мы встречали на границе Николаевской области за Казанкой тогдашнего генерального прокурора Михаила Потебенько. Скажу откровенно, он мне и по телевизору никогда не нравился: злющий такой, весь какой-то сухой, нервный, раздраженный, брови насупленные, взгляд исподлобья. Смотришь на него и думаешь – не дай бог к такому попасть.

На встречу генпрокурора я приехал вместе с руководителями области: глава облгосадминистрации, председатель областного совета, прокурор области, начальник областного УВД, облвоенком. Понятно, что в такой компании я оказался не самовольно, что это моя работа, меня для этого и позвали. На огромной скорости к нам подлетает колонна генпрокурора: спереди и сзади машины сопровождения, сверкают фары, бешено вертятся мигалки, воют сирены. Можно было подумать, что приехал чуть ли не президент. Для чего вообще понадобилось это сопровождение на пустынной и перекрытой трассе?

Выходит Потебенько, сопровождающие его в поездке прокуроры, и идут по направлению к группе встречающих. Я стою впереди и жду момента, когда он подойдет к губернатору, поздоровается, они начнут о чем-то беседовать. Тогда и включусь в работу. И тут вдруг генпрокурор с озверелым лицом бежит ко мне вытянув руку, словно сержант милиции, закрывающий объектив видеокамеры, заснявшей его в непотребном виде. Я ничего не могу понять, опустил аппарат, не успев сделать ни единого кадра, ничего не сняв. И слышу вслед злой рев: «Ты еще не вздумай в газету дать!»

На этом весь «фотоальбом» и закончился. Областное руководство ни слова, никто меня защитить и не пытается, видимо, зная повышенную нервозность Потебенько. Я тихо отошел, забрался в машину председателя облсовета Валентина Семеновича Чайки. Когда он тоже сел в автомобиль, спросил его: «Валентин Семенович, вы что-нибудь поняли?» Он помолчал и говорит: «Наверно, его кто-то рассердил в той области, откуда он едет». Я понял, что в душе он думает так же, как и я, но не хочет говорить об этом вслух.
Если тебя ждут, встречают, если ты в гостях, ну веди же себя по-человечески! С репортером или с кем-то другим, с кем угодно, нужно всегда оставаться человеком.

*   *   *

В семидесятые годы на территории нашей области начинались огромные стройки. Вместе с промышленными объектами – Южно-Украинской АЭС, Николаевским глиноземным заводом, Ольшанским цементным заводом, росли ввысь новые города и рабочие поселки. Их строили в основном комсомольцы, молодежь. Стройки объявлялись ударными, жизнь кипела. Жаль, что сейчас жизнь кипит на рынках, где эти ударники и передовики, дожив до нищенской пенсии, торгуют, чтобы хоть как-то прокормиться. Эти люди остались ни с чем. Их просто обворовали.

Вспоминаю свою маму. Она всю жизнь проработала. И умерла при нищенской пенсии. Мы с братом Валерой старались помочь, чтобы хоть как-то скрасить ее старость. Хотелось угостить ее чем-то вкусненьким, чем-то порадовать.

Моя теща, восьмидесятилетие которой мы недавно отметили, тоже проработала всю жизнь, в том числе и на хороших, «хлебных должностях». Достаточно сказать, что она была главным бухгалтером базы треста столовых и ресторанов.

Казалось бы, на такой должности старость себе обеспечить можно. Но она человек совсем другого, старого склада, не то, что сейчас. Они никогда не работали «налево», даже подумать боялись о воровстве, жили очень скромно, но достойно, и все время повторяли: главное, чтобы не было войны. Они пережили суровые, голодные годы, и потому знали истинную цену жизни.

Мама всегда горой стояла за Брежнева, на которого старики просто молились. Попробуй только сказать что-нибудь против него. Как говорила мама: «Не трогай голубя мира». Это мы уже потом узнали всю правду об этих «голубях», которые, в отличие от своего народа, действительно жили при коммунизме, о котором все остальные только мечтали.
Помню, как Хрущев обещал к восьмидесятому году построить коммунизм. Мы с нетерпением ждали назначенного срока, но вместо коммунизма в восьмидесятом году к нам пришла московская Олимпиада. Довелось мне поснимать и на этих спортивных соревнованиях, за что я благодарен комсомолу. Побывать и увидеть такое прекрасное чудо, снимать звезд мирового спорта – это незабываемо.

В дни Олимпиады умер Владимир Высоцкий. Власти старались замять, сделать незаметной смерть человека, которого любила вся страна. Но Москва достойно проводила своего кумира в последний путь.

Семидесятые и восьмидесятые годы были необычными в плане жизни и человеческого общения. Жили мы скромно, небогато. Лишнего у нас не было, но мне кажется, что сами люди были другими. У нас не было личных машин и дач, но их нам с лихвой заменяла искренняя дружба. Часто мы собирались компаниями, ходили друг к другу в гости, вместе проводили выходные дни. Летом утром выходного дня собирались у Варваровского моста, садились на попутные грузовики и ехали до Коблево, чтобы день-другой отдохнуть на море.

У нас в квартире на все праздники и дни рождения собирались наши друзья. Они говорили, что Кремко живет в центре и квартира у него большая, а потому сам бог велел собираться именно здесь. Я не возражал, мне было приятно, что друзьям нравится наша семья, наше жилище, а потому старался их не разочаровать своим недостаточным гостеприимством. Жена сейчас сама удивляется: как она тогда могла готовить сразу на двадцать человек? А ведь не уставала, да и получалось неплохо. И ведь тогда продуктов в магазинах почти не было. Сейчас пойди в супермаркет - и за полчаса можно накрыть любой стол на любом уровне, были бы деньги. Тогда таких возможностей не было. Но мы с друзьями все равно старались поставить на стол все, что у нас было.

Среди наших близких друзей того времени были Володя и Валя Ковалевы, Женя и Галина Демьяновы, Юра и Лариса Еремеевы, Слава и Галина Полтавцевы, Николай и Татьяна Пинчуки, Василий Чередниченко, Галина Тазарачева и многие другие. Я хочу сказать, что всем им благодарен за то, что они рядом. А если кого и не назвал, пусть не обижается – я всех по-прежнему люблю и ценю.

Наверное, 1973 год – самый счастливый год моей жизни. В апреле у меня родилась долгожданная дочь, которую мы с женой решили назвать Аленой. До мельчайших подробностей помню все детали, всю свою радость. Даже в первые недели доця была красавицей.

Обычно мужики мечтают о сыне. Но мне с самого начала хотелось девочку, и жена мне ее подарила. Такую радость в жизни испытывает всякий, у кого рождается долгожданный ребенок. Моя маленькая девочка с первых дней была милым созданием. Она очень быстро подрастала в круговерти и суете нашей сумасшедшей жизни. Очень жалею, что тогда я не уделял ей достаточно внимания. Но такой уж была моя работа. Часто приходил поздно вечером – она уже спит, уходил рано утром, чтобы по редакционному заданию выехать в область – еще спит. Придешь на обед, а она в детском садике. Было обидно.

Но зато на выходных мы обязательно вместе шли гулять. Дочка росла смышленым маленьким человечком. С первого класса английской спецшколы №2 она была круглой отличницей и впоследствии окончила школу с золотой медалью. Нас за десять лет не то что не вызывали из-за каких-то проблем, напротив, мы сами чуть ли не напрашивались пообщаться с учителями и директором А они успокаивали: да не волнуйтесь вы, все у вашей дочери в порядке, были бы другие такими же, как ваша Алена, мы бы вообще проблем не знали. Директор школы Зоя Витальевна Габрук была знакома мне еще по обкому комсомола, где она работала до того, как возглавить учебное заведение.

На родительские собрания я ходил с удовольствием, зная, что ее будут хвалить. Алена росла очень ответственным человеком по отношению к своим одноклассникам, друзьям и учителям. Все домашние задания она готовила очень быстро, буквально за полчаса. Очень многое запоминала прямо на уроке. Любила читать, коллекционировала марки. Очень хорошо знала английский, причем настолько, что на уроках ей было просто неинтересно: зачем сидеть и учить то, что ты и так давно знаешь? Когда Алена в первый день пошла в школу, то хотела взять с собой куклу. Но мы ей объяснили, что делать этого нельзя.

Отсидев четыре урока, она с непривычки устала, и когда пришла домой, заявила нам: «А можно, я утром снова в садик пойду?»

Мы никогда ее не будили. Дочка сама исправно поднималась, быстро собиралась. Все было рассчитано до минуты, и я был счастлив наблюдать, как она идет в школу в белоснежных гольфиках, в чистенькой школьной форме с накрахмаленным белым передником. На собственном опыте зная, что такое больной желудок и как нетрудно его испортить неправильным питанием, я каждое утро бросал ей в портфель два яблока и несколько печений.

Из школы она возвращалась поздно. Каждый день сидела до четырех-пяти вечера. Я очень боялся за ее здоровье и укорял, что дочка чересчур ответственно подходит к учебе и общественной нагрузке, в то время как нужно побольше отдыхать. А она объясняла, что надо заниматься с отстающими ребятами, работать в учкоме школы, председателем которого ее избрали.

В школе ее любили и дети и учителя. Мальчики засматривались на Алену. Особенно она приглянулась однокласснику по фамилии Павлович. Это был известный школьный сорвиголова, такой «боец» по дисциплине и успеваемости, что, казалось, хуже уже некуда. Раз в восьмом классе по окончании родительского собрания ко мне подошла его мама и вполне серьезно заявила, что он собирается жениться на нашей дочери. Я оторопел. От такой неожиданности у меня даже температура поднялась. Я прибежал домой и говорю: «Представляешь, жениться собираются!» Как оказалось, этот Павлович решил подшутить. Аленка ему очень нравилась, и он пустил такой слух о женитьбе, чтобы больше никто из мальчишек на нее не засматривался.

Хорошо запомнил, как Алену, окончившую школу с золотой медалью, прямо на площади Ленина поздравил и обнял ректор Николаевского кораблестроительного института Михаил Александров. Это был обаятельнейший человек, наш сосед, всегда улыбчивый, приветливый, добродушный. Когда он увидел дочку с медалью на шее, обнял ее и заявил: «Все, теперь она моя студентка». Я про себя вздохнул с облегчением: слава богу, пусть идет в НКИ и остается в Николаеве. Уж очень жалко было ее от себя отпускать. Но жена заявила: «В НКИ ребенок поступит только через мой труп». Она сама заканчивала этот вуз и решила, что Алене туда идти не следует.

Фотожурналист Александр Кремко и директор Николаевского зоопарка Владимир Топчий

 

Долго мы судили-рядили, куда нашей девочке поступать. Я хотел отправить ее в Киев на журналистский факультет, но там вступительные экзамены требовалось сдавать на украинском языке, которого Алена в школе, к сожалению, не изучала. Зато свободно владела английским.
В итоге дочь решила поступать в Одесский институт народного хозяйства. Экономика тогда была модной специальностью, и мы решили, что с таким выбором можно согласиться.

Смущало только то, что она будет жить в другом городе.
Блестяще сдав единственный экзамен, как золотая медалистка, она поступила в этот институт. Вначале пережить это было непросто. Мы стали искать ей в Одессе квартиру, в первое время ездили к ней практически каждую неделю.

Алене на новом месте помогали наши друзья Людмила и Юра Григоренко. Раньше они жили в Измаиле, и мы с еще маленькой дочкой часто ездили к ним. Дядя Юра, который тогда работал в КГБ и курировал реку Дунай, устраивал нам пышные встречи, церемонные приемы на теплоходе «Айвазовский». Мы ездили к ним, как на праздник.

В период учебы в вузе наша дочка закончила специальные курсы по английскому языку, так что уже на втором–третьем курсах преподаватели, если отлучались, оставляли ее проводить занятия со студентами по английскому.

Алена жила у коренной одесситки Екатерины Борисовны – прекрасной женщины, преподавательницы университета, типичной одесской еврейки, оставшейся одной в четырехкомнатной квартире после смерти мужа. Она очень любила детей, любила и нашу дочку. В итоге мы с ней крепко подружились, и общаемся по сей день.

Общепризнанно, что евреи - прекрасные кулинары. Неудивительно, что Екатерина Борисовна готовила очень вкусные блюда, которыми потчевала и нас. За дочкой она смотрела, как за собственным ребенком: витамины, свежая пища, правильное питание, режим дня. Видя, что наша девочка в надежных руках, мы стали спокойнее.

Алена очень любила нашу квартиру, свой дом, в котором выросла. У нас до сих пор на пианино стоят все ее куклы. Но судьба играет человеком по-своему. В 1992–93 годах в украинских городах появились первые христианские миссионеры из Америки. Алена сдружилась с американскими миссионерами сначала в Николаеве, а потом и в Одессе. Она помогала им с переводом на русский язык. Этих ребят мы запомнили хорошо.

Алена приводила их к нам в гости: Деби, Эд, Тэмми и парень, которого все называли Васей. Ему так понравилось, что он и сам стал называть себя на русский манер, а потому его настоящее имя мало кто знал. Этот Вася очень любил борщ. Бывало, съест тарелки две и просит: «Есче чут-чут». Симпатичный хлопец.

А Деби, родом из Филадельфии, два года жила в Одессе, хорошо выучила русский язык. На вид типичная пышная украинка, не скажешь, что американка. Она очень сдружилась с Аленой. Деби мне часто говорила: «Алесандро, Алена должна учиться в Америке», на что я ей неизменно отвечал: «Знаешь, до вашей Америки еще надо долететь». Чтобы там учиться, нужно платить не меньше двадцати тысяч долларов в год. У кого из нас могли быть такие деньги? Это и по сегодняшним временам очень крупная сумма, а для начала девяностых – вообще фантастическая. Но Деби не унималась, все настаивала.
Перед своим отъездом обещала нам помочь решить вопрос обучения Алены в США. И улетела.

Прошел почти год, мы уже начали забывать об американской подружке нашей Аленки, уже близилась защита диплома, встал вопрос о поиске места работы. И вдруг в институт приходит увесистый пакет из Штатов с приглашением нашей Аленке от американской церкви бесплатно посетить международный студенческий лагерь в Чикаго. Позже выяснилось, что, приехав в Америку, Деби переговорила по поводу Алены со своим отцом. Семья у них небогатая, и пригласить девушку из Украины за свой счет ему было бы накладно. Но он помог сделать и оплатить приглашение через церковь.

Мы знали, что дочка через месяц вернется, что у нее здесь есть жилье, подыскивали работу. Словом, все планировали наперед. Однако жизнь внесла свои кардинальные коррективы в наши планы. И получилось все иначе…
Я заранее начал готовиться к встрече рейса Чикаго – Киев, на котором она должна была возвращаться из США в Украину.

В 1994 году были большие проблемы с бензином, пришлось запасаться им впрок. Я привязал несколько канистр на крышу своего автомобиля. Мы полностью собрались и ждали звонка, чтобы выезжать в Киев. И она позвонила… Но только для того, чтобы сказать: «Папа, я остаюсь».
Хорошо, что мы с женой в этот момент сидели, а не стояли.

Представить, как она может остаться в Америке, оказалось очень сложно. Дочка улетела в одной футболке и шортах, не взяла с собой почти никаких вещей, ни копейки денег. Как же она будет там жить?
В то время мы еще не могли пользоваться электронной почтой. Письма шли до трех недель и больше, часто терялись.

Мы не могли дождаться письма, чтобы прояснить для себя ситуацию, жили в полном неведении, осознавая то, что мы не в силах чем-либо помочь нашей Аленке. Я бы последнее отдал, чтобы взять билет и полететь к ней. Но чем бы я помог и как?

Дальнейшую судьбу Алены опять-таки помог устроить отец Деби. Он был хоть и небогатым, но очень уважаемым человеком, пастором христианской церкви. Этот человек переговорил со своим другом Морганом Дэвисом – миллионером, членом совета директоров Лос-Анджелесского университета, и тот согласился помочь дочке с оплатой ее проживания и учебы в университете. Дай ему Бог здоровья и процветания его бизнесу - за то, что он с честью выполнил свои обещания и в течение пяти лет помогал дочери учиться.

Многие знакомые и друзья не верили, что дочка смогла найти спонсора на оплату своей учебы, который безвозмездно выложил в общей сложности около ста тысяч долларов на ее университетское образование. Но это не выдумки о добром дядюшке Сэме, а истинная правда. В Америке очень ценят таких людей, как мистер Дэвис. За его меценатскую помощь Алене его освободили от уплаты налогов на сумму, значительно превышающую ту, которую он затратил на обучение девушки из Украины. Уже окончив университет, Алена его поблагодарила и спросила, должна ли она возвращать ему деньги? Он ответил: «Нет. Теперь ты должна сама найти себе достойную работу и свое место в жизни». На фирме мистера Дэвиса не было рабочего места для Алены, он работал совсем по другому профилю, нежели ее университетское образование. Поэтому она устроилась работать в иное место. Но с Морганом они остались друзьями, Алена приезжает к нему в гости, поздравляет с праздниками. Словом, поддерживаются нормальные добрые отношения.

Работу дочка нашла через Интернет, куда поместила свое резюме. Ее пригласили в Сан-Хосе – город с миллионным населением, расположенный в сорока минутах езды от Сан-Франциско и в тридцати минутах - от Тихого Океана. Здесь расположена знаменитая Силиконовая Долина – родина компьютеров. Алена попала в серьезную компьютерную компанию с молодым коллективом и с обаятельным приветливым президентом – китайцем по происхождению. Но что-то у них не заладилось. В период известных событий сентября 2001 года, когда террористы-камикадзе уничтожили обе башни Международного торгового центра в Нью-Йорке, наступил спад деловой активности, и эта компьютерная фирма обанкротилась.

Проработав меньше года, дочка скопила денег на билеты из Украины и обратно, чтобы мы смогли прилететь в Калифорнию и увидеть, как она работает и живет. Так я оказался на берегу Тихого океана в Сан-Франциско и «посмотрел» в сторону Находки, как в свое время с берегов Находки смотрел в сторону американского побережья Тихого океана.

 

     А. Кремко с супругой Натальей

 

Из Николаева я летал на Дальний Восток, а потом через Западную Европу в Калифорнию. Осталось перелететь через Тихий океан и у меня, как у Гагарина, в активе будет один полный виток вокруг Земли. Хотя, если быть точным, Гагарин летал на космическом корабле и намного выше.

*   *   *

Первый раз мы были в Америке около двух месяцев. Алена радовалась и стремилась нам показать как можно больше. Она уже купила машину, которую водила сама. Это нас удивляло и где-то беспокоило, тем более что американцы по трассам ездят на больших скоростях – не меньше ста километров в час, гоняют по хайвэю в пять-шесть рядов. Когда едешь вечером, видишь одни только огни автомобильных фар. Для них проехать пятьсот километров только лишь для того, чтобы иметь возможность искупаться в океане, – плевое дело. Или поехать из Калифорнии – края вечной весны, где никогда не бывает снега, куда-нибудь в заснеженные горные долины. Нас возили в Лас-Вегас, Лос-Анджелес, Санта-Барбару, Санта-Монику, Сан-Диего. В Сан-Диего мы увидели базу военных кораблей, где стояли авианосцы -похожие на те, что строились у нас в Николаеве. Стоял декабрь, но погода была солнечной и теплой.
Вокруг все цвело и благоухало.

Больше всего нас поразил университет в Лос-Анджелесе, в котором училась Алена. Прошло почти два года с тех пор, как она его закончила, но создавалось впечатление, что здесь нет человека, который бы ее не знал. С ней приветливо здоровались и студенты, и преподаватели, останавливались, разговаривали. Она представляла мне профессоров, которые интересовались, как она устроилась после окончания университета. Я и представить себе не мог, что моя дочка пользуется здесь такой популярностью.

Нас очень удивил читальный зал университетской библиотеки. Здесь стоит до сотни компьютеров, на каждом столе по монитору. По компьютерной сети ты можешь найти необходимое издание и узнать, где оно хранится. Вообще через компьютер узнать любую информацию. У нас тогда персональные компьютеры только входили в повседневную жизнь, а для американцев они были столь же привычны, как и обычный телефон.

Алена предложила нам посмотреть ее дипломную работу, которая в числе лучших дипломов была оставлена на хранение в университетской библиотеке. Она подошла к компьютеру, быстро что-то набрала, и на экране появился адрес, указывающий место хранения ее работы, номер стеллажа и полки. По этим координатам нашли ее дипломную работу в красивом твердом переплете. Когда мы поднялись в административный корпус, я увидел огромный стенд, на котором висят персональные памятные доски с выбитыми на них золотом именами лучших студентов университета, учившихся здесь за всю историю с момента его основания. Всего их немного, десятка два или три. И одна из них - наша, посвященная студентке Алене Кремко. Мы с женой не смогли пережить этот торжественный для нашей семьи момент без слез.

В университете занимается две с половиной тысячи студентов со всего мира. Из них Алена оказалась единственной студенткой из Украины. А когда на праздники во время торжественного шествия студенты шли колонной и каждая группа несла флаг своего государства, наша дочка, по ее собственному выражению, несла флаг и за себя, и за всю нашу страну. Когда она пришла на работу в компьютерную компанию «Молодая луна», то познакомилась с парнем, который родом из Вьетнама, но уже двадцать пять лет живет в Америке и давно имеет американское гражданство. Зовут его Дэниел.

Он красиво за нею ухаживал, опекал, и я понял, что Дэниел по-настоящему полюбил мою дочку. Значит, у нее есть близкий человек, который о ней заботится и помогает во всем. На душе
и сердце сразу стало спокойней.

Честно говоря, сначала я узнал о Дэниеле из ее писем и, пока его не увидел, боялся одного: все вьетнамцы такие маленькие, низкорослые. Когда-то я их посадил восемь человек в один «Москвич». Нужен ли Алене такой коротышка? Зато когда мы пригласили его на традиционный украинский борщ и вареники, которые приготовила в Штатах моя жена, я был приятно удивлен. Он высокий - моего роста, стройный, с черной, как смоль шевелюрой, очень симпатичный парень, еще и с нехарактерными для вьетнамцев большущими глазами. Все мои сомнения относительно его внешности тут же развеялись.

К тому же, для меня немаловажен тот факт, что Дэниел оказался хозяйственным парнем и хорошим водителем. Он подменял Алену за рулем, когда они возили нас по американским городам и местам, известным своими достопримечательности. Ездили и за двести километров, и за шестьсот. Алена с Дэниелом предлагали сесть за руль и мне, но я ехать по скоростной трассе побоялся: вокруг «крутые» машины, огромные скорости, уж лучше я в сторонке посижу. Посмотреть в Америке есть на что. Мы были уже два раза, а видели только самую малость. Ну, ничего, даст Бог, еще увидим.

Однажды я попросил Алену организовать мне встречу с президентом фирмы «Молодая луна», в которой она тогда работала. Президент оказался молодым симпатичным китайцем, приветливым и очень простым в обращении. Я хотел подарить ему бутылку «Козака» - качественной украинской водки в очень красивой бутылке, изображающей украинца в шароварах. К моему удивлению, дочка активно запротестовала против такого презента, мол, у них такое не принято, меня могут неправильно понять в коллективе. Я возмутился: «Ну, как же, я приду и скажу, что приехал из Украины, вот вам настоящая украинская горилка. Подарок от чистого сердца, что здесь плохого?» Но дочка твердо стояла на своем: нельзя. Что же, ей виднее, ведь я только приехал, а она живет здесь уже несколько лет.

А тут меня еще и оштрафовали. К фирме «Молодая луна» я подъехал на дочкиной «Хонде». Загнал машину на парковку и, как положено, кинул в парковочный автомат два доллара. Оказалось, не в тот. В итоге - я кому-то оплатил стоянку, а сам попал в нелепую ситуацию. Выхожу из офиса, а у меня на стекле висит квитанция: штраф 28 долларов. И нужно сразу оплачивать, иначе будут большие неприятности. Там народ очень законопослушный и эти квитанции никто не игнорирует.

Там вообще нет такого, чтобы дать гаишнику десяточку, и мирно разойтись. Там за такую «десяточку» можно получить шесть месяцев тюрьмы, поскольку суд квалифицирует ваше подношение как попытку унижения полицейского. Незадолго перед отъездом Алена позвонила мистеру Моргану Дэвису, который оплатил ее обучение в университете. Он когда-то выразил желание познакомиться с нами, ее родителями, и вот, наконец, такая возможность выдалась. Дэвис по телефону назначил день и время, когда мы должны прибыть в его виллу, расположенную в шикарном районе под Сан-Франциско, где живут только миллионеры, примерно в часе езды от Аленкиного дома.

Ровно в двадцать ноль-ноль, как и было назначено, мы были у виллы на высоком холме, откуда, как на ладони, виден весь Сан-Франциско. Вилла просторная, комнаты – огромные. Супруги Дэвисы живут здесь вдвоем. Жена у Моргана чудная: полная, дородная, суетливая – копия наша украинка в летах.

Единственное, что отличает, так это совершеннейшая непосредственность. У большинства американцев вообще нет особой закомплексованности, а у миссис Дэвис и подавно. Она бегала, чирикала по-английски, рассказывала и показывала нам все вплоть до последних мелочей.
Еще подъезжая, услышали приятный запах жареного мяса, разносившийся на всю округу. Значит, миллионер готовится.

И действительно, к столу были подано мясо-барбекю с картофелем, приготовленным, как бы у нас сказали, «в мундирах». Примечательно, что угощение он готовил сам. Как оказалось, несмотря на тугой кошелек, мистер Дэвис не чужд обычных радостей человеческого бытия, в том числе питает определенную слабость к кулинарии. Впрочем, как и его жена. Она приготовила замечательный овощной салат. Отмечу, что у них в приготовлении блюд используется масса овощей, о которых я, например, никогда и не слышал. Все эти овощи нарезаются, перемешиваются в огромном тазу. Казалось бы – ерунда, а на самом деле приготовлено так, что пальчики оближешь. Можно питаться одним салатом и быть сытым. Особенно приготовленным миссис Дэвис. Теперь я и в шутку, и вполне серьезно могу сказать, что у меня поваром в Америке были миллионер и его супруга.

Американцы любят одеваться очень просто и свободно.
Когда мы собирались на эту встречу, я достал костюм, сорочку, галстук. Все-таки, думаю, иду не куда-нибудь, а к настоящему американскому миллионеру. Тут залетела дочка, приехавшая с работы, и не терпящим возражений тоном заявила: «Все снимай, и надень вот это». «Это» представляло собой джинсы и огромных размеров футболку, болтавшуюся у меня в районе колен и с плечами, сползающими на локти. Наряда я такого, откровенно говоря, побаивался до последней минуты. «Увидит, - думаю, - мистер Дэвис, и решит, что к нему оборванцы из нищей Украины приехали». Представляете, каково было мое удивление, когда у ворот меня встретил улыбающийся белоснежной американской улыбкой мистер Дэвис в джинсах и… точно такой же невероятных размеров футболке. Как по мне – что-то жуткое, а для американцев – полный кайф. Именно так здесь любят одеваться.

Чуть позже Алена мне перевела его первые слова в наш адрес: «А я думал, что ваш отец явится к нам в костюме и при галстуке, словно член Политбюро». В принципе, он почти угадал, и если бы не Аленка…
Мистер Дэвис знает о нас, жителях постсоветского пространства, буквально все, наверное, даже такое, чего мы и сами не знаем. Дело в том, что он вместе с женой долгое время работал в Москве. Естественно, общаться с нами, находить общие темы для разговоров, ему было намного проще, чем среднестатистическому американцу. Было видно, что встреча организована от души, ему от нас ничего не нужно. Просто решил посмотреть, что за родители у Алены. Что ж, интерес вполне объяснимый.

За дружеским столом мы подняли по бокалу прекрасного сухого вина и произнесли краткий тост за супругов Дэвис и за все, что они сделали для нашей дочки. И кто знает, как сложилось бы ее судьба, если бы не Морган Дэвис. Он, в свою очередь, пообещал помогать и дальше, в случае, если у нашей Алены возникнут какие-либо жизненные трудности. «Пусть Алена обращается к нам по любым вопросам, - сказал Морган Дэвис, - а вы, родители, можете быть уверены: у вашей дочери все будет хорошо».

У них такое человеческое отношение не принято даже по отношению к самым близким людям, даже к детям. Как правило, в обычной жизни дети американцев выплывают сами, не надеясь на своих родителей, сами ищут работу, учатся, сами преодолевают возникающие на их пути трудности. Нам воистину несказанно повезло, что нашелся человек, который так помог нашей дочери. Спасибо ему за все хорошее, что он сделал.

Мы оживленно общались, используя дочку в качестве переводчика. Аленка и поесть не могла нормально, весь вечер помогала нам понять друг друга, ведь я не знаю английского, а у него тяжело с русским. Ужин уже подходил к концу, когда мистер Дэвис заинтересовался, как там поживает «Юкрэйн». У нас как раз прошла волна: одного посадили, другого выпустили, третий под подозрением. И все это в высших эшелонах власти. Ну, я возьми и брякни ответ: «Да чем там живет Украина, воруем потихонечку. А кое-кто так и на полную катушку».

Когда дочка перевела, Морган чуть не выпал из кресла. Он из тех людей, кто внимательно следит за новостями, - а таких, скажу вам честно, в Америке не так уж и много. И в ответ на мое заявление сообщает: «Ваш самый главный вор – мой сосед». Я в полном недоумении: «Кто?». Он отвечает: «Ваш экс-премьер Лазаренко. У него вилла от моей всего в нескольких минутах езды, на самой верхушке холма».
Мне, как человеку с фотоаппаратом, пройти мимо такого факта сложно. А уже десятый час вечера, вокруг темно. Как же быть? Говорю дочери: «Алена. Скажи ему, что хотелось бы приехать днем и посмотреть на виллу Лазаренко». В ответ мистер Дэвис охотно кивает: «О кей, в воскресенье в час дня будьте у меня, и я вас подвезу».

Мы так и сделали. Подъехали в воскресенье, ровно в час пополудни. Морган Дэвис и его жена встретили нас на огромном сверкающем джипе. «Пересаживайтесь, - предложил он, - подъем крутой, место высокое, ваша «Хонда» слаба для такой высоты, этот путь может не осилить».

Действительно, когда мы прибыли к вилле нашего незабвенного Павла Ивановича, а она оказалась на самой вершине крутого холма, - высокие калифорнийские облака плыли у нас под ногами. Есть вкус у Лазаренко! Вилла в трех ярусах на склонах холма, с отдельными гостевыми домиками, фонтанами, с таким богатым убранством, которого у нас в Украине вовек не сыщешь. Я походил, поснимал. Никто даже не вышел, хотя у них святое отношение к частной собственности, и мои действия американцы могли расценить как вмешательство в приватную жизнь важной персоны. Но, на удивление, фотографировать мне не запретили. Видимо, «персона» сидит в тюрьме, и ей все равно, кто глазеет на эту виллу.

Когда мы вернулись вниз, нас встретила огромная собака, помесь овчарки с другой породой, причем и сам мистер Дэвис толком не мог сказать, с какой именно. Вдруг Морган кричит: «Рубль, Рубль!» Я, грешным делом, подумал: «Наверное, здесь так принято, надо им наш рубль, точнее сказать, гривню, дать на память». Уже и в карман было полез. А оказалось Рубль - это кличка животного. Рубль – пес огромный, мог стать на задние лапы, а передними облокотиться Моргану на плечи. Животное умное, все понимает. А глаза грустные, тоскливые, словно у человека. Особенно взгрустнулось Рублю, когда он услышал русскую речь. Он привык к английскому, но, услышав наш язык, уши не опускал целый вечер. Ловил каждое слово, и старался по-своему, по-собачьи понять, что это за люди приехали, говорящие по-русски, с какой целью?

Оказалось, что собака родом из Москвы. Когда Дэвис, работая в Москве, прогуливался с женой в Сокольниках, к нему подошел человек и предложил купить щенка за рубль. Видимо, по внешности мистера Дэвиса сразу определил, что это как раз тот человек, которому можно доверить животное. Морган купил собаку за рубль. И в память о той случайной встрече с незнакомцем назвал собаку Рублем.

Тот московский мужик не ошибся: собака попала в надежные руки. Улетая домой в США новый хозяин купил ей билет на самолет за 400 долларов, приобрел какую-то специальную клетку для транспортировки животных, - не каждый на такое пойдет. История с Рублем лишний раз подтверждает порядочность и доброту мистера Дэвиса, его человечное отношение к окружающим.

Пока мы ужинали, Рубль лежал под столом на моих ногах. Я чувствовал тепло его верного и преданного собачьего тела, очень непросто было уезжать, глядя в грустные глаза Рубля. А как он старался выполнить все мои команды на русском языке: «Ко мне! Лежать! Стоять! Сидеть! Лапу!» Наверное, Рубль в этот момент думал, что если сдаст эти нехитрые собачьи экзамены, его заберут и опять отвезут на Родину, в Москву, в Сокольники. Лишний раз я убедился, что собаки тоскуют не меньше нашего.

Могила Марка Лисянского на Ваганьковском кладбище в Москве. Цветы возлагают мэр Николаева В. Чайка и Голова Николаевского землячества Москвы В. Христенко. Фото Александра Кремко

Мы привезли сувениры, в том числе хохломскую роспись, которую, как подсказала Алена, он любит и высоко ценит. В числе других сувениров был фотоальбом «Николаев», который, уезжая, я подарил ему на прощение. Наш город был закрыт, и его не то что в мире, но даже и в СССР толком не знали.

Далеко не каждый мог заехать сюда и увидеть эти мощные судостроительные заводы, стапели, краны. Поэтому, отправляясь в странствия, я взял за правило запасаться альбомами, демонстрирующими наш родной город, его редкую южную красоту и огромный потенциал: человеческий, производственный, научный. Достался альбом и Моргану Дэвису. Когда тот начал его листать, его внимание привлекла страница с фотографией двух мощных финских кранов «Конэ», в свое время установленных на нулевом стапеле Черноморского судостроительного завода специально для строительства авианесущих крейсеров. Я тут же рассказал, что вместе они могут поднимать грузы весом до 1800 тонн. Мистер Дэвис в ответ заохал, заговорщически подмигнул и закатил глаза, давая понять, что поражен и восхищен. Если такие краны стоят, то в Николаеве живут люди, рукастые и квалифицированные, которые могут строить мощные военные корабли. Ведь во времена Советского Союза им в Америке все преподносили по другому: в СССР живут одни пьяные недоумки в ушанках, не имеющие представления о современном научно-техническом прогрессе, а по улицам чуть ли не медведи разгуливают. Тут я его добил окончательно, сообщив, что именно здесь строились крупные советские авианосцы. Дэвис искренне полагал, что корабли такого класса строились только в США. А тут, в какой-то Украине, о которой большинство американцев и не слышало никогда, - и вдруг настоящие авианосцы, причем не хуже, а даже лучше американских!
Я еще и пошутил: «Мы не только многое умеем делать, но еще и кадры свои вам поставляем», - и показал на дочку. Все добродушно рассмеялись.

Пока мы жили в Америке, моя жена Наталья каждый день что-то готовила. Здесь вообще не очень-то готовят, предпочитая фаст-фуды и полуфабрикаты быстрого приготовления, которые за несколько минут можно разогреть в духовке. Поэтому когда супруга стряпала что-то вкусненькое, да еще и каждый день новое блюдо, все были в восторге. Собственно, вкусы американцев мы изучили еще в Николаеве, когда к нам в гости ходили друзья Алены – американские миссионеры. Они очень любили украинский борщ, суп с фрикадельками и вареники с самой разной начинкой. Даже когда Алена уехала, они по привычке приходили к нам в гости, веселые и беззаботные, с отменным аппетитом, съедали по две порции. Им скоро возвращаться домой, у них в Америке родители, а каково живется моему дитю? Я не знал, даст ли ей там кто тарелку супа, и в те годы эта безвестность угнетала больше всего. Выходит, что Бог отблагодарил нас за то добро, которое мы делали для этих американских детей.
Помню, они жили по разным квартирам, и когда приходили ко мне, я давал им ведрами и ящиками овощи и фрукты со своей дачи и то, чем меня угощали во время командировок в хозяйства области. Миссионеры недоумевали, как можно брать продукты бесплатно: «Александр, сколько это стоит? - спрашивали они не раз. – Мы не будем бесплатно брать у тебя все это». А я думал: вы здесь возьмете, а моей дочке в вашей стране тоже кто-то даст. Так и вышло.

Хочу отметить не только американцев, но и наших земляков, которые живут там. Это Галина и Володя Хаиты, Нина Абрамовна и Яков Владимирович Кразы, семья Гефтов из ЛосАнджелеса, Виктор Ляпис из Сан-Франциско. Кстати, Ляпис – прекрасный врач – когда-то работал в николаевской больнице скорой медицинской помощи, и в 1984 году обнаружил у меня язву двенадцатиперстной кишки. Он и сейчас не остался равнодушным к моему здоровью. Во время каждого моего визита в Америку, он меня приглашает к себе и внимательно осматривает, консультирует, дает рекомендации.

Когда мы, наконец, вылетели на родину, в самолете предстояло провести 14 часов. Все впечатления от первого визита в Америку прокручивались словно видеопленка. Но радовало то, что мы собственными глазами увидели жизнь своей дочери и остались довольны. К тому же за нее можно быть вдвойне спокойно – она не одна, у нее есть Дэниел. Он привязался к нам, и в аэропорту, провожая нас, неожиданно расплакался.

Дочка попыталась пошутить, но расплакалась вслед за своим женихом. Получилась очень трогательная сцена расставания, которую невозможно забыть, как и многие другие свои впечатления от увиденного и пережитого там.

Но оставим эмоции и обратимся к вещам сугубо материальным. Добирались мы рейсом авиакомпании КЛМ. Сначала по маршруту Сан-Франциско – Детройт. Там пересели на большой самолет, в котором из 340 пассажиров, наверное, 330 были индусами, летевшими через Амстердам на Бомбей.

В Детройте наш самолет задержался, и мы уже начали волноваться, что можем не успеть на киевский самолет в Амстердаме. И в самом деле, в аэропорту Амстердама мы приземлились в тот момент, когда уже близилась к завершению посадка в самолет Амстердам – Киев. Кое-как успели прыгнуть, что называется, на подножку.

При посадке в Киеве выяснилось, что весь наш багаж – четыре чемодана – благополучно улетел в Бомбей. Времени после посадки самолета в Амстердаме оставалось настолько мало, что служащие аэропорта даже не пытались открывать грузовые люки. Что поделаешь, пришлось в аэропорту Борисполь сделать заявление, что вещей у нас нет. В Николаев поехали налегке на машине товарища, который приехал нас встретить. Дома оказались примерно в час ночи. И сразу телефонный звонок: дочка из Америки звонит, волнуется, как мы долетели. Я ответил, что хорошо, но вот если бы нам еще и вещи вернули, было бы совсем замечательно. Аленка сначала подумала, что я пошутил, но уяснив, что это не шутка, сообщила, что в Сан-Франциско находится штаб-квартира авиакомпании КЛМ, и пообещала: «Сейчас позвоню туда. Ну, я им дам!»

В Киеве нам гарантировали, что все вещи вернут в сохранности. Самолет из Бомбея полетит в Вену, а оттуда наши вещи переправят в Одессу, и мы можем получить их в этом городе.
Я сразу сказал: «Знаю, что такое Одесса. Отправите туда вещи – мы их больше никогда не увидим. Такой вариант мне не подходит».

Когда дочка позвонила в офис КЛМ, там к моей проблеме отнеслись совершенно по-иному. Через сутки после прилета где-то в шесть утра раздается звонок. Кто-то голосом, похожим на голос робота, говорит: «Стою у знака поворота на Матвеевку. Как мне добраться к вам?» Я ничего не понял. Человек объяснил, что он агент компании КЛМ и везет мои вещи, благополучно снятые с бомбейского самолета, автомобилем из Киева. Думаю, человек не местный, зима, ночь, нужно поехать и встретить. А он в ответ: «Не положено, я сам должен доставить вещи точно по указанному адресу». Я дал адрес, но сам не выдержал и выбежал на Ингульский мост. Машин в это субботнее зимнее утро было мало. Поэтому я без труда вычислил их автомобиль, сел рядом, и показал, как проехать к дому. Представитель компании отказался от помощи, и сам доставил чемоданы в нашу квартиру.

Я подумал: вот фирма, и наших служащих уже выдрессировали! Мои чемоданы, побывав в Бомбее, в целости и сохранности вернулись в Николаев. А все потому, что авиакомпания дорожит своей репутацией, а ее служащие – предоставленным им рабочим местом.
Нам до такого еще долго идти, да и вообще неизвестно, дойдем ли. Удивляет одно: в такой нищей стране, с очень низкими показателями развития, и вдруг такая разница в уровне доходов людей! Одни нищие, в помойных баках роются, а другие жируют, не знают, на что бы им еще свои деньги истратить…
Итак, мы вернулись после первой поездки в Америку и окунулись в свои повседневные будни. Великое дело – работа, когда ею занимаешься, получаешь большую радость.

*   *   *

Вскоре после нашего отъезда Алена и Дэниел поженились.
У них была очень красивая свадьба в Лос-Анджелесе, собрались только самые близкие друзья и родственники со стороны жениха. Семья у него большая – пять братьев и шесть сестер, а своих внуков и внучек его отец и мать и по именам, скорее всего, всех на память не назовут. Дочка мне сказала, что когда на день матери у родителей Дэниела собираются все: сыновья, дочери, невестки и дети, получается стол человек примерно на сорок. Конечно, не все они живут в Лос-Анджелесе и не все смогли приехать, но кто смог – тот пришел.

У нас свадьбы гуляют совершенно по-иному, особенно в деревнях. Пока весь самогон не выпьют, всех кур не переловят, пока тещу в каком-нибудь болоте не искупают, где она еще и болячку, не дай бог, подхватит. А если морды друг другу не набьют, так это и вовсе не свадьба, а так, скромная вечеринка. Там это намного краше и приятней. Посидели за столиками с фруктами, шампанским и мороженым, утопающими в море цветов, пообщались. И даже если свадьба была совсем скромной, никто никого не осудит.

  В январе 2002 года у нас появился внук. Назвали его необычным именем Итан. Чудный малыш. Его первые снимки, полученные нами в Николаеве, сделаны в роддоме, когда ему было всего два дня. В Америке рожают всей семьей. Муж присутствует при родах, видит муки, в которых рождается новая жизнь, не без его, кстати говоря, помощи, и потом вряд ли уже забудет. Может, в том числе, и поэтому и отношение к любимому человеку там заметно отличается от нашего.

 

       Александр Александрович с внуком Итаном

 

Дня через четыре после родов Алена была уже дома. У нас в голове прочно засела мысль: как можно скорее увидеть своего американского внука. Тем временем жизнь Алены и Дэниела заметно усложнилась. После событий 11 сентября 2001 года в Штатах наступил экономический спад, ударивший и по сфере компьютерных технологий. Распадались многие фирмы, сокращались штаты. Лопнула и фирма «Молодая луна», где работали наши молодые родители. В Америке обычно так не делают, и позже дочка с мужем поступили умнее: она устроилась в одной компании, он – в другой. Но сначала они оба остались за воротами фирмы и примерно полгода жили на пособие по безработице. По нашим меркам это большая сумма – 1300 долларов на каждого человека. Но для самих американцев это не деньги. Ведь любая молодая семья мечтает о хорошей квартире, а она влечет за собой затраты полторы-две тысячи долларов ежемесячно. Детский сад – тысяча долларов, если взять няню на дом – две тысячи. Плюс огромные налоги.
Первой нашла работу Алена – через несколько месяцев после родов. Но крохотный малыш… Желательно, чтобы на фирме об этом никто не знал – уволят сразу. Это они по телевизору такие гуманные и человечные, а на самом деле американские работодатели очень прагматичные и до жестокости расчетливые. Фирме не нужен работник, который будет бегать кормить дитя, смотреть за ним, думать о своей крошке.
Им нужна только работа с максимальной отдачей, деньги, прибыль. А если у тебя в семье прибавление – до свидания.
Разбирайся со своим грудничком сам.

Алена украдкой бегала домой, чтобы покормить малыша.
Часто ей приходилось по работе летать в Техас и Флориду. Как могла, им помогала мама Дэниела. Но мы понимали, что им все равно очень тяжело. Тем более что новая работа была не в пример сложнее предыдущей. Рабочий день начинался в семь утра и продолжался до позднего вечера. В итоге я уговорил жену ехать помогать Алене, благо, что в первый приезд нам дали американскую визу сразу на три года.

Супругу я отправил в начале мая. Она полностью посвятила себя внуку и дочке с мужем, кормила их, выполняла домашнюю работу. Им стало значительно проще. Вечером Алена приходила домой, принюхивалась и радовалась: «Ах, как вкусно пахнет у нас в доме. Что нам бабушка приготовила на этот раз?» А то ведь до этого привыкли бегать по кафе и ресторанам, а там, мало того, что дорого, так и не всегда особенно вкусно и полезно. Готовить же дома не принято, да и времени нет.

Впрочем, в ресторанах я увидел и свои положительные моменты. Если у нас туда идут исключительно выпить-погулять, то в Америке, как правило, действительно поесть. Очень часто идут всей семьей, даже с грудными детьми. Садятся, заказывают, ужинают. Самое интересное, там почти не пьют, ну может быть кто-то возьмет себе бутылку пива. Если кто чего не съел, официант собирает блюда в специальные пакеты и вручает посетителям на выходе, чтобы могли потом перекусить дома. Многие с таким расчетом и заказывают: часть съесть в ресторане, а остальное - унести домой. Их это устраивает.

…Жена и дочка звонили почти каждый день, уговаривали скорее приезжать. Я приехал в конце сентября и пробыл там почти два месяца. Потом мы улетели в Украину вместе с женой. От цветущих роз и магнолий, в нашу зиму, которая в 2002/2003 гг. была небывало суровой, длилась почти до апреля, и повлекла за собой страшный неурожай зерновых. Теперь, когда я пишу эти строки, мы собираемся к концу 2003 года ехать вновь, чтобы встретить в Америке день рождения нашего внука.

Он, любознательный симпатичный мальчик, растет буквально по часам. Помню, как мы в Сан-Франциско прогуливались, он в десять месяцев уже всем улыбался серьезной улыбкой взрослого мужика и радостно зыркал по сторонам. Совершенно незнакомые люди останавливались и засматривались на наше маленькое чудо, разговаривали, трогали за ручки. Я с гордостью шел рядом с ним. Он уже немного говорит, дочка рассказывает, что он находит фотографии, которые я снимал в Америке, целует и кричит: «Деда! Деда!» Как сказал дочке один знакомый: Алена, таких детей должно быть много. Будем ждать, может, у нас появятся новые внучата.

Так что мы дали Америке не только квалифицированного специалиста – нашу дочку, но и еще одного маленького гражданина. Помню, как зять меня спросил: «Если вам так нравится в Америке, зачем же вы возвращаетесь в Украину?» Я ответил: «Сынок, это наша родина. А приеду я к вам навсегда, если мой внук станет президентом США». Посмеялись, конечно.

Кстати, президентом этой страны и в самом деле может быть только гражданин США, родившийся на территории своего государства.

При всем желании, несмотря на сорок лет стажа, стабильную работу, на свои звания Заслуженного журналиста Украины и почетного гражданина г. Николаева, на неплохой, казалось бы, заработок, мне поехать в Америку к дочке совсем непросто. Даже деньги на перелет мы с женой накопить можем с большим трудом, не говоря уже об оплате проживания там, питании, каких-либо подарках для близких и знакомых.

На Западе добросовестная работа человека оценивается суммами совершенно иного порядка. Как однажды сказал мне один английский лорд, листая «Вечерний Николаев» (этот англичанин, владелец нескольких газет, был в нашем городе проездом, и решил зайти в редакцию «Вечернего Николаева», чтобы ознакомиться с работой ведущей городской газеты), фоторепортер такого уровня в Великобритании получает примерно 150 тысяч фунтов стерлингов в год. А у меня в том месяце, за который смотрел газеты британский гость, было опубликовано в газете более сотни моих авторских снимков – обычное для меня дело. Конечно, при таких заработках – а у американцев они не меньше, чем у британцев, – можно позволить себе, не напрягаясь, летать в другое полушарие. А нам с визитом в США помогала дочка - спасибо ей! Сами бы никогда не осилили все траты, связанные с такими поездками.

*   *   *

 

Конечно, жили мы не только поездками в Штаты. Я, помимо работы в «Укринформе», где не выпадаю из пятерки лучших фотокоров уже более двух десятилетий, сотрудничаю с газетами. В последние годы работаю с газетой «Вечерний Николаев». Кроме того, изданы фотоальбомы, буклеты, комплект открыток и большой перекидной календарь с моими работами. В большинстве это снимки, отражающие жизнь нашего города, показывающие его красоту и самобытность, его жизненный потенциал. За прошедшее время был организован ряд моих персональных выставок. Одна из них в 2003 году открылась в Москве. Другая выставка – рассказ о нашем зоопарке – была открыта в Николаевском горисполкоме, позднее экспонировалась в выставочных залах города и должна отправиться в Москву. Посмотреть есть на что, ведь наш зоопарк признан одним из лучших в СНГ и, безусловно, лучшим в Украине.

Последние работы – очередной альбом «Николаев» и туристический альбом, также рассказывающий о моем любимом городе. Безусловно, сам бы я не потянул издание таких дорогостоящих альбомов. Я благодарен городскому голове Николаева Владимиру Дмитриевичу Чайке за помощь, оказанную в финансировании тиражей последних альбомов.

Самого Владимира Дмитриевича знаю уже больше тридцати лет. Наш мэр – человек, на всю жизнь сохранивший комсомольский задор юности, с пониманием и уважением относящийся к моим творческим замыслам, помогающий воплотить их в жизнь. При его содействии за последние годы изданы мои фотоальбомы общим тиражом свыше шестидесяти тысяч экземпляров. Одна из главных целей издания таких альбомов – повышение авторитета Николаева в Украине и за ее пределами. Сейчас наши альбомы разошлись по многим странам СНГ и Европы, попали и в Америку, и в Австралию, и на другие континенты. Если узнаю, что человек едет за границу, я порой просто дарю ему свои альбомы: берите, показывайте иностранцам, рассказывайте, ведь Николаев – база для строительства военных кораблей - всю жизнь был закрытым городом, хотя мы заслуживаем того, чтобы нас знал весь мир. Наш город прекрасен, но многие в мире еще о нас ничего не знают, или еще хуже, считают, что здесь люди живут на деревьях, а по улицам бродят медведи.

Сегодня местные власти принимают усилия, чтобы повысить известность и инвестиционную привлекательность Николаева. Значительные подвижки налицо. Еще двенадцать-четырнадцать лет назад иностранцы в наших краях были большой редкостью, а нынче мэрия и областные власти ежегодно принимают до 150 иностранных делегаций. И если в наш город приезжали с ознакомительными визитами, как говорится, на разведку, то сегодня бизнесмены из других стран уже начинают вкладывать деньги в Николаев, открывают и успешно ведут здесь свой бизнес. Каждый приезжающий имеет возможность увезти с собой такой альбом, чтобы показать его у себя на родине, тем самым, повышая интерес к нашему городу, расширяя круг людей, знакомых с его историей, культурным наследием, промышленным потенциалом.

Вручение А.А. Кремко звания "Почётный гражданин города Николаева". 2002 год.

 

 

…В 1994 году я получил звание Заслуженного журналиста Украины, а совсем недавно решением сессии городского Совета мне было присвоено звание Почетного гражданина города Николаева. На личном опыте я убедился, что получать звания легче, чем потом соответствовать этому званию, держаться на плаву, на высоком уровне. Ты же не один – вокруг коллеги, причем такие ребята, которые умеют работать, и подчас ничуть не хуже тебя. Ты, получив звание, обязан работать еще лучше, чтобы никто не показывал на тебя пальцем, мол, все это липа и Кремко «стал заслуженным незаслуженно». Поэтому звание - это с одной стороны почет, а с другой - груз ответственности.

Не хочу показаться напыщенным, но считаю, что пока мне удается с честью нести этот груз. Считаю, что в целом моя жизнь удалась. Есть любимая работа, прекрасные жена и дочь, множество друзей, есть награды и регалии. Чего хотел – добился, многое смог сделать, а может, что-то еще смогу сделать в будущем. Будем жить!

Время покажет.

*   *   *