Форма входа
Евгений Гордеевич Мирошниченко
Исаак Бабель – без цензуры
Можно с уверенностью сказать, что внимание к личности и наследию автора «Конармии» и «Одесских рассказов» у ценителей художественного слова было всегда, даже в последние десятилетия, когда резко сократились новые издания текстов литературы советского времени и начал сказываться упадок интереса к традиционной книге и чтению. 
Полагаю, что это не могло произойти на родине писателя, потому что южане – одесситы, николаевцы всегда считали Бабеля своим по биографическому родству: он родился на Молдаванке в Одессе, но десять юных лет провел в Николаеве, о чем говорят документы государственного областного архива.
Будущий писатель с отцом Эммануилом (Мани) Исааковичем, г. Николаев, 1902 год
Здесь сохраняется прошение отца будущего писателя члена биржевого общества мещанина М.И. Бабеля директору Николаевского коммерческого училища им. статс-секретаря С.Ю.Витте:
«Желая определить сына моего Исаака в первый класс вверенного Вам училища и предоставляя при сем метрическое свидетельство от 5 октября 1903 года за № 5498, свидетельство о привитии предохранительной оспы от 7 ноября за № 1159, копию паспорта, выданную Николаевским Градоначальником от 12 ноября 1903 г. за № 15348 и членский годовой билет Николаевской биржи на 1904 год за № 65; настоящим имею честь покорнейше просить Ваше Высокоблагородие подвергнуть сына моего Исаака надлежащему испытанию, при этом имею честь присовокупить, что на испытании прошлого года в старший приготовительный класс он выдержал экзамен отлично.
Мани Бабель
Николаев, 20 апреля 1904 года».
Заметим, в старший приготовительный класс училища Исаака не приняли с формулировкой - «за недостатком вакансии». Лишь в следующем году он был зачислен сразу в первый класс этого учебного заведения. В канун нового 1906 года Бабель переехал с Херсонской улицы в Николаеве на Ришельевскую в Одессе, где глава семьи открыл собственную контору, занял солидную должность агента международной фирмы по продаже сельскохозяйственных инструментов (Я.П.Хинрикс).
Николаев в истории семейства М.И.Бабеля – не рядовая страница хронологии рода. Здесь родилась младшая сестра Исаака, умерли старший брат и сестра. В памяти будущего писателя остались не только зеленые кручи Буга и Ингула и приготовленная бабушкой фаршированная рыба с хреном, но и нечто такое, что вызывало у впечатлительного мальчика нервные судороги. Украинский юг на рубеже двух столетий потрясали погромы.
И. Бабель, гимназист Николаевского коммерческого училища
Благодаря публикации Власа Дорошевича, корреспондента «Одесского листка», - «Еврейский погром в Николаеве (1899 г.)», вся Россия узнала о событиях 19-22 апреля в этом городе. В 1905-м двенадцатилетний Исаак увидел на улицах кровь. В рассказе «Первая любовь», где погром воспринимается глазами ребенка, он сообщает:
«Мы выехали утром на пароходе. И уже к полудню бурые воды Буга сменились тяжелой зеленой волной моря.., и я навсегда простился с Николаевом, где прошли десять лет моего детства».
Вторая новелла, созданная по самым ярким николаевским воспоминаниям, называлась «История моей голубятни». Этими двумя произведениями писатель очень гордился и мечтал поставить на первое место в книге о своем детстве.
Мы не можем отождествлять литературных персонажей Бабеля с ним самим, хотя в его текстах в изобилии присутствуют автобиографические признания участника реальных событий. Он преображал их в метафорическое, мифологическое, оставляя за собой шлейф таинственного, художественно-сакрального. Энергия обожжённых солнцем степей и черноморской волны наполняла его «южнорусские» рассказы напряжённым смыслом и правдой жизни. В благодарность за содействие имиджу города на Южном Буге николаевцы увековечили имя писателя, по решению городского совета в 2000 году на здании бывшего коммерческого училища (ныне ул. Артиллерийская, 19 а) установили мемориальную доску со скульптурным портретом И.Бабеля. Одесситы смогли сделать подобное лишь спустя одиннадцать лет.
Мемориальная доска И. Бабелю в Николаеве на доме на пересечении улиц Шевченко и Артиллерийской
«Перед ним молва бежала, быль и небыль разглашала». Молва сопровождала Бабеля и после его смерти. Полемика с самим командармом Буденным, дружба с эмиссарами Сталина - чекистами, насильственная смерть рождали мифы, они до сих пор окружают образ создателя «Конармии». Свою правду о великом деде недавно рассказал его внук – Андрей Малаев-Бабель, американский режиссер и актер, который не застал деда при жизни, но хорошо запомнил воспоминания о нем бабушки – Антонины Пирожковой, жены Исаака Эммануиловича.
На встрече с журналистами в Одессе Андрей много говорил о правде и вымысле в современных биографиях писателя, о справке из НКВД 1954 года, которую выдали вдове Антонине Николаевне. Там указана неверная дата смерти писателя – март 41-го года, её до сих пор повторяют некоторые издатели литературных справочников. И.Бабеля расстреляли 28-го января 1940 года, останки деда, полагает Андрей, были сожжены в крематории на месте нынешнего Донского кладбища в Москве. А еще внук писателя выразил уверенность, что «где-то в закромах Кремля и сегодня хранятся изъятые при аресте рассказы Бабеля». «Это была бы находка века», - добавлял он.
Трудно представить, что такое может случиться, хотя в истории литературы есть примеры находок казалось бы навсегда утраченных сочинений. Вспомним сенсацию 90-х годов, когда обнаружилась часть рукописи романа Михаила Шолохова «Тихий Дон», давшая повод к новой дискуссии об авторстве произведения. Вместе с архивным поиском сегодня важна и параллельная работа с доступными источниками, которые и без упования на счастливый случай могут открыть глаза на жизнь писателя и судьбу его творческого наследия. До сих пор недостаточно изучены региональные материалы, журнальные публикации 20-30-х годов. Они могли бы помочь пробиться сквозь мифы и создать достойный очерк жизни и смерти Бабеля.
Исаак Бабель с супругой Антониной Николаевной Пирожковой
Мы почему-то без всякого недоверия читаем его рассказы, забывая, что перед нами страницы, пропущенные через фильтры советской цензуры и редакторских запретов. Он одержимо работал, его эпоха ушла в прошлое, но к нам по-прежнему приходят искаженные бабелевские тексты. Что-то не приходилось читать, слышать доклады о работе исследователей по очищению авгиевых конюшень наследия писателя. Видно не наступило еще пора героев, легендарного Геракла, который совершил такой подвиг за один день. Но ворота свободны, очищающий поток правды должен заново открыть подлинную ценность бабелевского творчества. Причем этот санитарный труд по плечу не только историкам литературы, но и всем подлинным почитателям таланта писателя.
Легко догадаться, что у этих размышлений есть своя мотивировка и вызвана она самым заурядным занятием – чтением прижизненных публикаций И.Бабеля. О его необыкновенной и заслуженной популярности известно много. Новые произведения писателя стремились заполучить издательства родной Одессы, в столице ему готовы были выплатить гонорар и за страницу обещанного рассказа. Новеллы И.Бабеля печатал и журнал «Бурав». Это было русско-украинское ежемесячное издание, которое выходило в течение двух лет (1924-1925) в качестве литературного приложения к газете «Красный Николаев».
Во главе журнала стоял журналист поэт Яков Городской, участник 1-го Всеукраинского съезда пролетарский писателей (1927) и делегат первого Всесоюзного съезда советских писателей (1934), один из бывших редакторов ныне здравствующего русскоязычного киевского журнала «Радуга». Следует заметить, что «Бурав» не замыкался в кругу местных общественных проблем, а стремился выйти за рамки провинциальной жизни. Об этом свидетельствует круг его авторов. С журналом охотно сотрудничали Владимир Сосюра, Василь Чечвянский, Павел Усенко, Иван Микитенко, Степан Крыжановский. На его страницах публиковались стихи и проза Эдуарда Багрицкого и Валентина Катаева, Михаила Светлова, Семена Кирсанова, Василия Казина, Федора Гладкова, Мариэтты Шагинян. В своих воспоминаниях Я.Гордской приоткрывает завесу над временем, пишет о николаевских встречах с Э.Багрицким, поездке на писательский съезд в Москву.
«Соль» и «Сказка про бабу» были напечатаны в августовском выпуске «Бурава» за 1924 год. В этом же номере можно прочесть статью Я.Городского «Певец «Конармии», ставшую своеобразным комментарием к публикации рассказов. Приветствуя «маленького Гоголя», как называл Бабеля московский журнал «Печать и революция», Городской отмечал «потрясающую» силу воздействия бабелевской прозы, смелость в изображении картин гражданской войны – «без пустой агитационности, без провалов в рассужденчество, без выкрутас словесного порядка».
Исаак Бабель с женой Антониной Пирожковой и дочерью Лидией, 1937 год.
Достоинство рассказов «Соль», «Письмо», «Смерть Долгушова», которые вошли в книгу «Конармия», критик видел в том, что писатель силой творчества «очеловечил зверство» и тем самым оправдал Болмашева, расстрелявшего «спекулирующую солью» женщину, оправдал злобу и кровь революции. «Бабель знает, что великая борьба не может быть проделана руками в перчатках, - писал Городской. – Есть кровь. Есть злоба. И вот их-то надо оправдать». Однако, как мы это сегодня хорошо знаем, Бабель не был сторонником исторического оправдания насилия, не был он и восторженным певцом революции.
Его внимание к образам «солдат революции», стихии народной жизни обусловлены тревогой за судьбу революции. Всякая жестокость, вспоминал К.Паустовский, вызывала у Бабеля молчаливую грусть и оборачивалась творческой апатией. Он не мог не видеть того, что злоба, небрежение к личности пронизали общество, стали системой, рождавшей в людях усталость и безразличие. «У нас перестали плакать на похоронах», - с горечью писал он. В его конармейском дневнике 1920 года можно встретить и более экспрессивные сентенции: «Будь проклята солдатчина, война. Сколько молодых, замученных, одичавших, ещё здоровых людей…».
Публикация рассказа «Соль» в региональном издании обнаруживает весьма существенные разночтения с теми редакциями произведения, которые увидели свет уже в начале 30-х годов. Шла острая идеологическая полемика, политическая оппозиция Сталина боролась за власть в Кремле, пламенный оратор, создатель Красной армии Л.Д.Троцкий уже был выслан из СССР (1929).
И.Бабель, заключённый Лефортовской тюрьмы, 1939 г.
В фокус авторского зрения писателя не могли не попасть исторические фигуры первых десятилетий ХХ века. Публицисту из «Бурава» был хорошо понятен пафос рассказа «Соль», гнев его героя, красноармейца Никиты Балмашева, выстрелившего в женщину. Он был обманут в лучших революционных чувствах. Выдав куль соли за дитя, мешочница ко всему ещё позволила оскорбить словом вождей революции:
- Я соли своей лишилась, - говорила женщина, - я правды не боюсь. Вы за Расею не думаете, вы жидов Ленина и Троцкого спасаете…
- За жидов сейчас разговора нет, вредная гражданка. Жиды сюда не касаются… Между прочим за Ленина не скажу, но Троцкий есть отчаянный сын тамбовского губернатора и вступился, хотя другого звания, за трудящий класс. Как присужденные каторжане вытягивают они нас – Ленин и Троцкий – на вольную дорогу жизни…
Этот развернутый сюжетный диалог подвергся основательной цензурной правке, фамилии вождей из него исчезли, стилистическое своеобразие произведения были нарушены.
Редактирование прозы Бабеля шло по соображениям идеологической заданности, издатели требовали компромиссов в угоду новой социальной педагогики. Бабелевский текст, вобравший в себя городские и этнонациональные признаки юга, зачищался схоластической метлой.
В работах исследователей можно встретить множество размышлений по поводу творческого кризиса писателя. Об этом говорил на встрече в Одессе и его внук. Великое молчание дало о себе знать уже к 1927 году. Бабель жаловался на трудности в освоении «философии» бурного движения жизни, объяснял отсутствие новых произведений особой ответственностью перед читателем. Прежним он уже быть не мог. Говорил так: «Все то, что было мной написано раньше, мне разонравилось. Я не могу больше писать так, как раньше, ни одной строчки. И мне жаль, что С.М.Буденный не догадался обратиться ко мне в свое время за союзом против «Конармии», ибо «Конармия» мне не нравится».
«Сказка про бабу», вошедшая в цикл «Одесских рассказов», впервые увидела свет в одесском журнале «Силуэты» в 1923 году, её повторная публикация состоялась через год в «Красной нови» и журнале В.Маяковского «Леф». Одновременно её прочитали в Николаеве.
В последующие десятилетия издатели наложили на «Сказку» табу. Пугала эротика. Нормативное искусство не допускало изображения плотских чувств и страстей. Изящная новелла мастера обнаруживала заветные уголки вечной темы - мужчина и женщина. За ней стоял ироничный, мудрый и обреченный художник.
* * *
Евгений Мирошниченко о николаевском периоде жизни И. Бабеля