Евгений Гордеевич Мирошниченко
Поэт назло судьбе
Под белую хоругвь, под парус корабля,
Вербуя всякий ветр, попутный – непопутный,
Вручу фантазии крутой рычаг руля
И ринусь на валы, на штурм ежеминутный…
А. Баласогло
«Он родился в 1813 году, а умер неизвестно когда. Он был литератором, но из того, что написал, напечатано менее половины, остальное либо существует в рукописном виде, в архивах, либо вообще утрачено», – так отзывается об А.П. Баласогло его биограф С. Тхоржевский.
В глухую апрельскую ночь 1849 года вместе с А. Баласогло, дворянином, потомственным моряком, 35-летним сотрудником Министерства иностранных дел, были арестованы и заключены в камеры Петропавловской крепости участники антиправительственного заговора. Лидер кружка русских социалистов-утопистов, служащий министерства М. Петрашевский, писатель Ф. Достоевский, литератор С. Дуров, поэты А. Пальм, А. Плещеев. В России разразился крупнейший политический процесс.
Александр Пантелеймонович Баласогло (1813-1893)
Он родился в Херсоне (23.10, 4.11) в семье члена интендантства Черноморского флота, обрусевшего грека генерал-майора П.И. Баласогло. Детство провел в Николаеве, Измаиле, Севастополе. Первая книжка, которая попалась ему в руки, была география. С тех пор мысль об открытиях, кругосветных путешествиях стала страстью. В пятнадцать лет, будучи гардемарином, он дважды тонул, участвовал во взятии Варны, под турецкими ядрами доставлял на флагман ключевую воду для императорской свиты.
«Свирепыми» называет он нравы, с которыми встретился на флоте. Баласогло вышел в отставку и вскоре нашел людей, способных видеть несчастья окружающих. Это были философы, поэты, любители российской словесности, убежденные ненавистники монархического произвола и крепостничества. Его лучшим другом стал писатель Фёдор Достоевский.
По результатам расследования военно-судебной комиссии все участники кружка Петрашевского (21 подсудимый) были признаны «в умысле на ниспровержение существующего государственного порядка» и приговорены к смертной казни. Дальнейшая судьба осужденных зависела от милости Николая I. Им была дарована свобода – жизнь на каторге или служба в арестантских ротах. А. Баласогло ссылался в Олонецкую губернию. Спустя шесть лет, после долгих ходатайств родителей, ему было разрешено поселиться в Николаеве.
Обложка «Черновых записок» Александра Баласогло
Пребывание в городе детства почти не облегчило участи. Репутация поднадзорного больного человека стала решающим препятствием при поиске работы. Баласогло глубоко страдал из-за отсутствия друзей, духовной среды. «Я здесь, в Николаеве, – писал он 5 апреля 1851 года, – в самом стеснительном положении… по невыносимому безденежью и безодежью, по вечной тоске, отчаянию от приема, третировки, каких я никогда не мог ожидать от своей родины…». Наконец, ему повезло, он получил разрешение преподавать историю и географию в Черноморской штурманской роте.
В 25 лет Баласогло удалось напечатать в Петербурге несколько десятков стихотворений, которые свидетельствуют, насколько глубок был разлад их автора с действительностью. Поэт испытывал драму творца:
Я, пленный в теле вихрь,
бьюсь глухо сам в себе.
Не трогают сердец мои стихотворенья:
Я математик в них, поэт назло судьбе.
Да, он оставался романтиком назло судьбе. Стало известно об открытии в Николаеве вольной типографии, и он воспринял эту новость как «неслыханное счастье», ибо теперь мог рассказать о своей жизни, своем поиске истины. 13 октября 1868 года Баласогло закончил рукопись, этой датой помечены его страницы, получившие название «Обломки». Полное их название – «Черновые записки морского содержания (1817-1867). Собрание мыслей, мнений и сочинений бывшего флотского офицера. Первый ряд литературных трудов А. Белосоколова (морская литература и литература морского края)». А. Баласогло предпочел скрыть свое авторство за весьма прозрачным псевдонимом.
Лишь в 1875 году в типографии Главного управления Черноморского флота и портов тиражом в триста экземпляров увидела свет его книжка. Он получил свою сагу, свою исповедь жизни. Это были записки современника Пушкина и Достоевского, Петрашевского и Шевченко. Он говорил беспощадную правду о пороках своего «броненосного» века, стремясь раскрыть величие имен, уроки прожитых десятилетий, пробудить в читателе чувство восхищения теми, кто, как и он, не прятался от ударов судьбы.
Особой энергией заряжены абзацы «Обломков», посвященные последней «корабельной бухте» Баласогло, его «морской колыбели» – Николаеву. «Мы уже имеем в этом городе отличную библиотеку и множество журналов, книг и газет», – с гордостью писал он, рекомендуя духовную обитель, где можно следовать за мыслью великих, познать «истинность момента».
…Старожилы города, вспоминая последнее десятилетие XIX века, рассказывали о глубоком старике, который регулярно посещал общественную библиотеку, зимой и летом ходил в ветхой флотской шине- ли. Жил он во дворе старой городской больницы, занимая маленький флигель. Возможно, это был Баласогло? Николаевским краеведам удалось обнаружить некролог о смерти Александра Пантелеймоновича. 21 января 1893 года местная газета «Южанин» поместила следующее сообщение:
«Жена и дочь надворного советника Александра Пантелеймоновича Баласогло с душевным прискорбием извещают о кончине его, постигшей 18-го января сего 1893 г. Вынос тела покойного будет из морского госпиталя 21-го января в 12 часов дня».
Поэтическая антология края
Полунищ и полусогнут,
без приятелей, один,
Александр Баласогло
по бульвару проходил.
Зябко кутаясь в шинелку,
останавливался он
у обрыва и на Стрелку
любовался, просветлён.
Волос был когда-то черен,
а теперь он – сер и вял.
Рубит рок под самый корень,
губит, братцы, наповал.
Он стоит и ямбы шепчет,
и весна над ним парит.
Верой полусумасшедшей
взор несчастного горит.
Что убожество, недуги,
что ухмылки бытия?
Жизнь положена на дуги,
други верныя своя...
От философа-поэта,
чья стезя была чиста, –
ни завета, ни привета,
ни могильного креста.
Лишь остался долг высокий –
поклониться старику,
что стоит и шепчет строки
на ингульском берегу.
Э. Январев, "Обрыв над Ингулом".
* * *
Владимир Даль: «Мичман ходил по богохранимому граду…»
Жизнь прожить, что море переплыть.
Пословица из собрания В. Даля
Имя В. Даля, моряка и ученого-лексикографа, автора знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка», в ряду выдающихся николаевцев занимает одно из первых мест. Владимир Иванович родился в Луганске (1801-1872), он подписывал свои сочинения псевдонимом Казак Луганский, но детские и отроческие годы провел в Николаеве. В мае 1805 года семья врача И.М. Даля (выходца из Дании) 
переехала в Николаев, где Иван Матвеевич занял должность главного доктора Николаевского порта и медицинского инспектора Черноморского флота. Вместе с ним в Николаев приехали члены семейства : мать Владимира – Юлия Христофоровна, урождённая Фрейтаг (немка), старшие сестры Паулина и Александра, младший брат Карл, бабушка Мария Фрейтаг.
Мичман В. Даль
Собственного дома у Далей в Николаеве не было, они снимали казенное жилье, где обычно селились чины морского ведомства. По старым архивным планам города краевед А. Золотухин установил три далевских адреса: Обертасовский каменный дом на ул. Наваринской, 7-й штаб-офицерский дом на нынешней ул. Володарского и третий – сохранившийся дом – Ходыкинский (по имени владельца) на ул. Потемкинской,115.
Обучением детей в семье Далей занималась мать, свободно владеющая пятью языка- ми. Математику и рисование преподавали педагоги местного штурманского училища. В 1815 г. Владимир стал кадетом, а спустя год – гардемарином Петербургского морского кадетского корпуса. В «Автобиографической записке» он писал: «3 марта 1819 года…мы выпущены в мичмана, и я по желанию написан в Черное море в Николаев. На этой первой поездке моей по Руси я положил бессознательно основание к моему словарю, записывая каждое слово, которое дотоле не слышал».
Даль не был безучастным и к украинским словам, ибо с детских лет усвоил малороссийскую речь, собрал значительный материал и для украинского словаря. Он крейсировал на фрегате «Флора», бриге «Мингрелия», дежурил на военной брандвахте у Очакова.
Среди флотских приятелей Даля в Николаеве сложился круг образованных друзей, которых объединяла общая любовь к российской словесности. Это были братья Рогули, мичман Ефим Зайцевский, писавший стихи; ровесник Даля астроном Николаевской морской обсерватории Карл Кнорре, лейтенант Павел Скарабелли, Анна Петровна Зонтаг, жена флаг-капитана при Главном командире Черноморского флота. В их среде находил отдохновение двадцатилетний Даль, здесь обсуждались творческие замыслы и первые литературные опыты.
Толковый словарь живого великорусского языка В.И. Даля
В Российской государственной библиотеке (бывшей ГБЛ) сохраняются созданные в Николаеве две одноактные комедии Даля: «Невеста в мешке, или Билет в Казань» (1821) и «Медведь в маскараде» (1822). Есть также наброски еще одного незавершенного произведения с пометкой о том, что одна из комедий была поставлена на николаевской любительской сцене.
В послужном списке 28-го флотского экипажа мичмана В. Даля имеется судебное дело, которое повлекло обстоятельства, вынудившие его оставить родной город. В рапорте аудиторскому департаменту А. Грейга содержались обвинения мичмана в сочинении «подметного письма» – пасквиля, затрагивающего личную жизнь вице-адмирала. По распоряжению военного суда Даль был разжалован в матросы. Спустя полгода аудиторский департамент отменил приговор, В.И. Даль был переведен на Балтику с присвоением очередного звания – лейтенанта. 12 апреля 1824 года он был освобожден из-под ареста и вскоре покинул Николаев.
Характерные черты молодого флотского города на Южном Буге с весьма узнаваемыми приметами двадцатых годов ХІХ века обнаруживаются в автобиографической повести В. Даля «Мичман Поцелуев, или Живучи, оглядывайся» (1841). Его главный герой, как и автор произведения, окончив кадетский корпус, едет служить на флот, в Николаев. Оставаясь представителем натуральной школы русской литературы, Даль объективно воспроизводит общественный быт своего времени. Живучи, оглядывайся, не будь прекраснодушным, не доверяйся каждому – к таким выводам приходит мичман Поцелуев, испытывая удары судьбы.
Владимир Иванович Даль
Этот же смысл несут краткие Далевы притчи, собранные в двухтомный сборник «Пословицы русского народа»:
«В городе жить, так и по городу слыть», «И в напраслине, что в деле, люди погибают», «Не море топит корабли, а ветры».
Десятки страниц повести посвящены описанию Николаева, его памятным местам, его истории. Здесь присутствует «знаменитый бульвар» с чудесным видом на слияние Буга и Ингула, Адмиральская улица, сцены спуска корабля в окружении собравшегося люда. Даль любил южный причерноморский край. О герое своей повести он писал так: «Мичман ходил по богохранимому граду Николаеву, распахнувши врата сердца своего настежь…» В.И. Даль оставил характеристику языка южнорусского наречия начала ХІХ века. Размышляя о своей национальной принадлежности, часто вспоминал малую родину – Украину. Лишь за год до смерти разыскал документальные свидетельства того, что его предки – русские старообрядцы, вынуждены были бежать в Данию, спасаясь от религиозных преследований. Владимир Иванович был убежден, что сам человек должен определять свою принадлежность к народности.
«Кто на каком языке думает, тот к такому народу и принадлежит», – писал он.
В Николаеве память об авторе «Мичмана Поцелуева» и «Толкового словаря» увековечена в названии улицы. К 190-летию со дня рождения В.И. Даля областное отделение Фонда культуры Украины изготовило памятную медаль, посвященную николаевскому периоду его жизни. В дни 200-летия со дня рождения писателя по старому далевскому адресу (угол ул. Наваринской и Спасской) была установлена мемориальная доска с барельефным изображением В.И. Даля.
Поэтическая антология края
Гарнизонный ноябрь.
Офицерши страдают мигренями.
Командирские ставни сечет ледяная крупа.
Выступают в поход офицерики с брига «Мингрелия»,
им уездные барышни дарят прощальные па.
..................................................................................
От любви и простуды перцовой горилкой подлечишься,
и окажется мичман, тебе этот город – родней:
тут в матросских харчевнях евреи толкуют по-гречески,
и чубатые хлопцы заморенных поят коней.
В юном городе, мичман, Николиным именем названном,
продувном, просквоженном насквозь, от макушки до пят –
завезенные розаны тырсой укутаны на зиму,
даже в церкви слыхать, как сосновые мачты скрипят.
Здесь исполненным долгом имперское сердце утешится,
подрастив мастеров во главе корабельных ватаг.
Государственный город, где дальнему дыму Отечества
не дает застояться крестатый андреевский флаг!
В. Пучков, "Мичман В.И. Даль в Николаеве (1823)".