Форма входа

Статистика посещений сайта
Яндекс.Метрика

 

Лев Фёдорович Траспов

 

  Редактор, издатель, яхтенный капитан с 1983 года, член президиума Николаевской областной федерации парусного спорта и Всеукраинского союза писателей-маринистов, в 2019 – 2020 гг. командор Николаевской эскадры Черноморского Ротари-флота Украины в составе Международного  содружества  яхтсменов ROTARY FLEET. 

   Родился 4 августа 1954 года. После окончания в 1978 году  НКИ им. С. О. Макарова работал строителем судов на заводе «Океан». В 1990 году окончил Литературный институт им. А. М. Горького.   Изучает историю паруса и  мореплавания. Первый в Николаеве свободный издатель (исторический альманах «Именовать – город Николаев», 1989 г.). Составитель сборника «Морской Высоцкий» («Высоцкий В.С. Стихи, проза и высказывания о море», 2008 г.) и совместно с М. Цыбульским (США) – серии книг о жизни и творчестве великого поэта: ВВ-70 – ВВ-73.

 Отмечая 230-летие Николаева, предлагаем вниманию наших читателей вступительный очерк к изданию 2012 года «ЯХТКЛУБ: Материалы по истории парусного спорта и Николаевского яхт-клуба».

 

 

  Свой сто двадцать пятый сезон Николаевский яхт-клуб открыл 2 мая подъемом флагов на долгожданной новой мачте, однако, при полном безветрии. Как в старые добрые времена: с молебствием и водосвятием, – с большим стечением публики. Кто-то из парусной братии вскользь заметил, что мачты и кресты чем-то очень похожи.

  Стальная копия ее знаменитой предшественницы установлена 25 апреля 2012 года, изготовлена на заводе «Лиман» – усердием Игоря Чеботарёва и Сергея Исакова. И тут же проснулся ветер – как только медленно, не нарушая торжественности момента, на рей подтянулся флаг самого Яхт-клуба, которым верой и правдой служит стилизованная копия кормового флага для судов Речного яхт-клуба. Ветер был легким, почти тихим, флаги на мачте едва дышали, – потому что праздник завершала детская гонка на Спасском рейде.

   Небесный покровитель Николаева, витая над этим благолепием, в двести двадцать который раз убеждался, насколько был прав, остановив Г. Потёмкина. Яхт-клуб или монастырь – честно говоря, выбор у Николы Морского был несложным. А с такой мачтой вполне можно рассчитывать на получение олимпийской лицензии. Но, увы, только в 2016 году. Если, конечно, вовремя взяться за восстановление Т-образного пирса – знаменитого «Синего мостика».

 

*   *   *

 

 


НИКОЛА  МОРСКОЙ*

Радуйся, обуреваемых тихое пристанище;
радуйся, утопающих известное хранилище.
Радуйся, плавающих посреде пучин добрый кормчий;
радуйся, треволнения морская уставляющий.
                                                           (Икос 7)        

               

 

  Родиться в благословенном Николаеве и не задаться этим вопросом? Почему и как, добряк и филантроп, святитель и святой, ревностный защитник и поборник – «светильник веры», божественный проповедник и сосуд избранный, «незаходящая звезда пресветлого Солнца», Угодник и Чудотворец предивный, предстатель и утешитель всех скорбящих, Зимний и Вешний, Дед Мороз и Санта-Клаус, в конце концов, – как это случилось, что он стал небесным покровителем корабелов и корабельщиков? И, конечно, парусников – как хранителей высокого духа всего морского дела.

  Николаю Мирликийскому, епископу города Миры в римской провинции Памфилия и Ликия (Pamphylia et Lycia), поклоняются во всем христианском мире: православные, католики, протестанты. Как говорят, его почитают среди мусульман, и даже некоторые евреи.

  Ажно канонизация Николая должным образом остается под сомнением – неизвестна точная дата. Святым его сделала прижизненная слава бескорыстного и тайного спасителя: не открывая себя, не выставляя благотворительность напоказ. И вековая молва о его благих деяниях – людская вера в чудо доброты. «Если даже Бог умрет, Никола Чудотворец останется с нами» – в русском православии существовало поверье, что он мог стать Богом, но не захотел – предпочел спасать попадающих в беду и помогать обездоленным. Делать добро и себя не выпячивать. Делать добро и бросать его в воду. Иногда европейцы его называют русским Богом.

  Его признают своим небесным покровителем множество современных городов. И, как нетрудно догадаться, их место в списке определяется исключительно корректностью алфавитного порядка перечисления: Амстердам, Бари, Бейт-Джала (Западный берег реки Иордана), Венеция, Ливерпуль, Николаев, Нью-Йорк, Санкт-Барранкилья (Колумбия), Сан-Николя-де-Пор (Франция).

  Если рожден ты у моря… Греческий мальчик Николас (Νικόλαος – «побеждающий народ») из портового города Патары на том же Ликийском полуострове, явился на свет Божий во второй половине III века. Католические писатели определяются и более точно: в 260 году. Назван был в честь своего дяди Николая, поставленного в Патарах епископом.

  Родители его, Феофан и Нонна, отличались добропорядочным образом жизни, милосердием и набожностью. Были людьми зажиточными: то ли знатного рода, то ли владельцами рыбных промыслов. Конечно, очень бы хотелось, чтобы он был сыном моряка, но достоверно это не установлено.

  И нигде не сказано, чтобы там он сызмальства пускал кораблики в ручьях или с пристани вдаль заглядывался, или рыбу удил, свесив ноги с Синего мостика. И не бегал он после уроков в Патарский яхт-клуб.

  Напротив, в самом раннем возрасте грудной младенец Николай стал являть чудеса праведности, благочестия и подавать знаки высокого предназначения.

  «С первых же дней своего младенчества святой Николай начал строгую подвижническую жизнь, которой и остался верен до самой своей смерти. При кормлении грудью, по преданию, он принимал молоко только из правой груди своей матери, а по средам и пятницам воздерживался даже и от этой пищи и вкушал ее только однажды, по совершении обычного древним христианам правила».

  То есть только после вечерней молитвы. И в дальнейшем, краткое житие Морского Чудотворца излагается в православной традиции, по переизданию Сретенского  монастыря 2005 года: «Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России. В 2-х частях. Изд. И.Л. Тузова, СПб., 1899. Составлено Фёдором Гусевым и Андреем Вознесенским»..

  «Сохранилось предание, что во время совершения Таинства святого крещения он, никем не поддерживаемый, простоял в купели в продолжение трех часов; этим трехчасовым стоянием в купели великий младенец…» – подал первый знак своего предназначения и будущей славы.

  Святость – главное физическое свойство воды. Водой освящаются миллионы вступающих в жизнь младенцев, но только единственный из них таким вот воистину «чудом предстояния в воде» обозначил прямую связь с Божественной стихией, «естеством вод», – морем.

  А кто сомневается в этом, может и сам против течения реки времени подняться к истокам обрядов омовения, водокрестия, водосвятия, и еще выше – к Сотворению мира, чтобы убедиться: Бог и вода были всегда. И Дух Божий – ветер – носился над волнами. Увы, парусов тогда еще не было.

  И всегда была еще одна всепобеждающая стихия, с которой обручился он с раннего детства, – бесконечная как море доброта. Из того же Источника черпается, а берется в человеке от отца с матерью.

  «Добрые семена, которые они посеяли в душе своего сына, пали на плодородную почву и принесли обильные плоды. Благодаря богатым природным дарованиям отрок, руководимый Святым Духом, в скором времени настолько постиг книжную мудрость, насколько необходима она была доброму кормчему корабля Христова и искусному пастырю словесных овец».

  И на равных с книжностью он весьма преуспел в подвигах поста и молитвы, в благочестии, удивлявшем даже современников.

  «Его не занимали пустые, ни к чему доброму не ведущие беседы его сверстников. Столь заразительный пример товарищества, ведущий к чему-либо худому, для него был чужд. Избегая суетных и греховных развлечений, отрок и юноша Николай отличался примерным целомудрием и не только избегал всяких нечистых помыслов по отношению к женщинам, но, как строгий подвижник, избегал самого общества женщин, не говорил с ними и старался не глядеть им в лицо, боясь соблазна…»

  Тем более поразительным будет выглядеть грядущее поклонение такому святоше со стороны морской братии, во все времена отличавшейся прямо противоположными добродетелями.

  «Вообще, в своей юности святой Николай достиг такого успеха в добродетельной жизни, что его не беспокоили никакие свойственные этому возрасту греховные страсти: казалось, это был не юноша, а старец, отрешившийся от всего земного и всецело посвятивший себя на служение Богу». И только бесконечная доброта, как покажет его дальнейшая жизнь и посмертное бытие, сделала этого книжного юношу таким понятным и близким каждому. Потому что доброта выше святости.

  Дядя-епископ рано заприметил не от мира сего дарование, принял племянника под свое покровительство и вскорости, после быстрого прохождения низших ступеней церковного служения, «посвятил его во пресвитеры». А когда дядя отправился в Палестину поклониться святым местам, он возложил на пресвитера Николая выполнение «многотрудных, но в тоже время высоких и священных обязанностей епископского управления».

  К этому времени относится и Первое чудо Святого Николая: «Избавление трех дев от бесчестия», – и пусть оно еще не морское, без него нельзя понять ни самого Николая, ни вековую веру людей в его заступничество.

  Скончались тогда Феофан и Нонна, оставив единственному сыну богатое наследство. «Как и следует истинному христианину, на свое богатство он смотрел как на временное и скоропреходящее: он не старался всеми средствами умножить его, как делают в подобных случаях другие люди, но единственно правильное употребление земного богатства он видел в раздаянии его нищим и нуждающимся…»

   Жил в Патарах один человек, и было у него три дочери-красавицы. Когда он разорился и дошел до крайней нищеты, то додумался до жуткой мысли торговать честью своих дочерей. Проведав о греховных помыслах отчаявшегося отца, Николай трижды тайком по ночам подбрасывал в их жилище увесистый узел с золотыми монетами, «чтобы тем самым спасти его и семейство от духовной погибели». Спасенный от позора отец на это золото выдал замуж всех дочерей. Но не мог из благодарности успокоиться, и на третий раз выследил тайного дарителя. Николай же, когда попался, взял с него клятву молчания, памятуя заповедь: «Смотрите, не творите милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас (Мф. 6,1)».

  В то же утро клятва немедленно была нарушена, а крылатой молвой разнеслось по свету: есть еще такой человек. К Николаю восходит чудесная, вплоть до детских подарков под елочкой, традиция широкой благотворительности, он ее недосягаемый образец. 

  Когда дядя-епископ вернулся из Палестины, молодой пресвитер и сам решил пуститься в паломничество. Ранней весной, чтобы успеть на Пасху, он сел на корабль и совершил единственное прижизненное морское путешествие по маршруту: Патары – Александрия – Яфа (но, может быть, и Кейсария) – Патары, – протяженностью около одной тысячи миль. Несколько необычных случаев, имевших место в этом плавании, заложили основу той безграничной веры в заступничество Николы Морского, которое подтверждается чудесными явлениями вплоть до настоящего времени.

  «Во время путешествия в Палестину на корабле святой Николай проявил дар глубокого пророческого прозрения и чудотворения. Когда корабль приближался к Египту, Угодник Божий, провидя беду, возвестил корабельщикам, что в самом непродолжительном времени начнется громадное волнение и сильная буря: он даже видел, как нечистый дух взошел на корабль и пытался потопить его вместе с людьми. И действительно, небо внезапно покрылось тучами, подул страшный ветер, которым корабль стало бросать как щепку. Мореплаватели пришли в ужас и единственное средство к своему спасению видели в помощи святого Угодника, к которому обратились с мольбой о своем спасении. ″Если ты, святой отец, не поможешь нам своей молитвой ко Господу, – говорили они ему,– то мы погибнем в пучине морской″. Святой Николай успокоил их и советовал им возложить надежду на милосердие Божие. Между тем сам, став на колени, обратился с горячей молитвой к Господу. Молитва праведника была немедленно услышана. Морское волнение прекратилось, наступила тишина; вместе с этим печаль и отчаяние моряков уступили место неожиданной радости за свое чудесное спасение и благодарности Господу и Его святому Угоднику, столь чудно прозревшему морское волнение, а потом не менее чудно укротившему его своими молитвами к Господу».

  Кормчий корабля, на котором плыл Николай, и сам разбирался в приметах. Погоду понимал по множеству признаков: по «лику луны», его форме и оттенкам, по цвету восходящего и заходящего солнца. «И воздух, и само море, величина и форма облаков дают указания опытным морякам. Некоторые указания дают птицы, некоторые – рыбы». Равноденственные шторма налетают на континент с завидной регулярностью: во второй половине сентября и марта. Немудрено предвидеть бурю, но кто способен ее укротить?

  Спутники Николая, как все моряки, были людьми наблюдательными, суеверными и благодарными, и судя по всему – христианами. Не могли они не заметить, с какой точностью молодой священник предсказал шторм, и с какой легкостью он успокоил море. «Есть еще один такой человек!» – сказали себе корабельщики, потому что уже знали, кто умеет ходить по воде и укрощать волны.

  «Вскоре после этого святой Николай совершил и другое чудо. Один из матросов взобрался на верх мачты; спускаясь вниз, он поскользнулся и, упав на палубу, ушибся до смерти. Радость мореплавателей сменилась печалью. Они склонились над бездыханным телом своего товарища. Но прежде, чем мореплаватели обратились к святому Николаю с просьбой о помощи, он сам помолился ко Господу, Который, как и ранее, внял молитве Своего Угодника. Мертвый юноша воскрес и на глазах у всех встал, как будто пробужденный от глубокого сна. Присутствовавшие при чудесном воскрешении мореплаватели прониклись еще большим уважением к чудному своему спутнику.

  Корабль, охраняемый молитвами святого Угодника, продолжал плавание и благополучно пристал к берегам большого торгового города Александрии, что в Египте».

  Пока судно приводилось в порядок после опасного плавания, «святой Николай приложил заботы к уврачеванию недугов местных жителей: одних он исцелил от неизлечимых болезней, из других изгнал мучившего их нечистого духа, некоторым, наконец, подал утешение в их душевных скорбях». И в этом портовом городе оставил по себе добрую память.

  В скором времени, дождавшись ветра из африканской пустыни, корабль благополучно доставил Николая в Палестину. Здесь он провел почти четыре года в постах и молитвах, поклоняясь святым местам. Жил отшельником в пещере близ деревни Гило, что между Иерусалимом и Вифлеемом. Византийский город на этом месте позднее назвали Никополисом, а ныне – это арабский Бейт-Джала. Навсегда хотел он остаться в Святой земле. Но был призван на служение людям.

  «Но Господу угодно было, чтобы такой светильник веры, каким был святитель Николай, не оставался под спудом в пустыне, но ярко освещал нуждавшуюся в нем Ликийскую страну. И вот, по изволению свыше, благочестивый пресвитер решил возвратиться на свою родину и для этого условился с корабельщиками, обязавшимися доставить его туда. Во время плавания Угоднику Божию пришлось испытать на себе ту людскую злобу, борьба и победа над которой была предсказана в самом его имени. Вместо того, чтобы плыть в Ликию, как обещано было святому Николаю, злые корабельщики, воспользовавшись попутным ветром, направились в совершенно другую от Ликии сторону. Заметив этот злой умысел, Угодник Божий пал к ногам корабельщиков, умоляя отправить его в родную Ликию, но жестокосердные корабельщики остались непреклонны в своем преступном намерении, не подозревая о том, какому Божественному гневу они подвергались за свой злокозненный поступок. Тогда святой Николай обратился к Господу с горячей молитвой о помиловании, которая скоро была услышана. Внезапно поднялся чрезвычайно сильный ветер, повернувший корабль и быстро понесший его к берегам Ликии. Прибыв против своего желания в Ликию, корабельщики весьма опасались наказания за свой злой умысел, но обиженный ими путник по незлобию своему не сделал им даже ни одного упрека: напротив, благословил их и отпустил с миром домой».

  Так закончилось единственное при жизни плавание Святого Николая. Корабль этот был из Родоса. Поймав попутный ветер, кормчий не смог устоять от соблазна поскорее достичь родной гавани. Хотя, конечно, так поступают только пираты. Может быть, этот случай дал повод и морским разбойникам считать Николая своим покровителем.

  И это «Чудо Родосского корабля» не осталось незамеченным, разнеслось крылатой молвой, и даже более первых двух закрепило за Николаем в памяти морских поколений немеркнущую славу чудотворца. «Он умеет управлять ветром!» – сказали себе те корабельщики, которые еще не были христианами. До Николая это умел делать только Нептун. Один из матросов даже припомнил строки из поэта-мариниста Вергилия:

Ветры! Как смеете вы, моего не спросив изволенья,
Небо с землею смешать и поднять такие громады?
Вот я вас! А теперь пусть улягутся пенные волны, –
Вы же за эти дела наказаны будете строго!

  И странным образом, но до сих пор, Нептун с Николаем на равных делят заботу о мореплавателях. Кто с этим утверждением не согласен, пусть сам попробует сказать, только у себя на борту, мол, плевать я хотел на вашего Нептуна. А мы понаблюдаем с крутого бережка, что произойдет далее!

  Вернувшись на родину, Николай жил в умеренной простоте, был кроток сердцем и смирен духом, «чужд всякой надменности и своекорыстия». Продолжал творить добро: «для плачущих был утешителем, для нищих – питателем». Его избрали епископом в Мирах Ликийских. При императоре Диоклетиане несколько лет отсидел за веру. При Константине воевал с языческими идолами, принимая их за демонов. Сравнял с землей капище Афродиты в Мирах, между прочим, тоже морской богини.

  И при жизни он никогда больше не выходил в море. Разве что во снах или дивных видениях других людей. Чем только пополнялся список морских чудес.

  Случился в каком-то году неурожай в стране Ликийской. Спасая паству от голодного бедствия, Николай приснился некоему купцу, загрузившемуся зерном в далекой Италии, вручил задаток и приказал направить груз в Ликию. Когда торговец проснулся, то увидел в своей руке три золотые монеты. Будучи честным негоциантом, он тут же привел корабль с хлебом то ли в Миры, то ли в Патары, об этом предание умалчивает. Удачно распродавшись, купец не мог удержаться, и рассказал жителям о таком удивительном сне. А те безошибочно признали в чудесном спасителе своего архипастыря.

 «Когда голод тяготил твою митрополию и когда некоторые плаватели, имевшие на корабле своем запас хлеба, намеревались плыть мимо той пристани, ты заставил их войти в оную, дав им в залог три златницы (что тотчас сделалось для всех известным), и таким образом, доставив пищу алчущему народу, отвратил от него мучение голода».

  Какого размаха достигла на море его слава защитника и спасителя еще при жизни, красноречиво свидетельствует «Чудо Ликийского корабля». Шел корабль из Египта в Ликию. Налетел страшный шторм, изорвал паруса и снасти, развернул бортом к волне, заливает трюм. Нет силы, способной удержать в руках кормило. Надежды никакой. Остается только молиться. Корабельщики эти никогда его не видели, но были наслышаны, когда-то в этом же районе тот самый Николай, что ныне поставлен епископом в Мирах, дивным образом спас Египетский корабль: усмирил бурю, остановил волны, вернул к жизни сорвавшегося с мачты. Только дело это очень давнее, теперь он в море не ходит. Но в самую безнадежную минуту стали они звать на помощь.

  «После молитвы корабельщиков, обращенной к нему, он немедленно появился на корабле, стал на корме и со cлoвами: ″Вы звали меня, и я пришел к вам на помощь, теперь не бойтесь!″ – начал править судном. По воле угодника Божия ветер стих, и на море наступила тишина. Так сильна была вера святителя Николая. <… > Верой он повелевал морю и ветру, и они слушались его. По утишении морского волнения образ святого Николая исчез. Пользуясь тихим попутным ветром, корабельщики благополучно достигли Мир и, движимые чувством глубокой благодарности к святителю, избавившему их от неминуемой смерти, сочли своим долгом лично поблагодарить его здесь».

  Они встретили его по дороге в церковь, припали к ногам своего спасителя, от всего сердца его благодарили. Он же пошел дальше, и «прозорливым духом проник в души корабельщиков и увидел, что они заражены скверной любодеяния, которая так удаляет человека от Бога и Его святых заповедей. Поэтому святитель позаботился отеческим увещанием отклонить их от этого греха и тем спасти от вечной погибели».

  Что из этого вышло, предание не доносит до грешных потомков. Судя по всему, ничего. Как подсказывает исторический опыт, «Чуда избавления корабельщиков от любодеяния» у него не получилось. Потому что эта область мореплавания находится в полном заведовании ветреной богини Венеры Ликийской. Она и поныне не простила Николаю разрушение своего капища, и всеми способами сражается за тела корабельщиков, не претендуя особо на их души. А между женскими хитростями и дьявольскими кознями нет никакой гендерной разницы.

  Таким образом, «живя еще во плоти», Святой Николай совершил нижеследующие чудеса, которые сохранились в благодарной памяти моряков и укрепили веру в его чудодейственную силу заступника и покровителя, заложили важнейшие морские традиции.

1. Родился у моря.
2. Младенцем простоял три часа в купели с водой.
3. Сам ходил в море.
4. Остановил весеннюю равноденственную бурю и спас от смерти молодого матроса на Египетском корабле.
5. Вызвал на себя сильный ветер и повернул вспять Родосский корабль, с учетом погодных условий простил корабельщикам совершенное ими зло.
6. Спас от голода целую страну, призвав Италийский корабль с хлебом.
7. Своею рукой вывел Ликийский корабль из осенней равноденственной бури, явившись на нем уже в таком ожидаемом образе хранителя.

  Становилось удачной приметой получить его благословение, и прежде чем предаться волнам, мореходцы шли к мирликийскому архиерею. Под знаком добра святитель Николай дожил до глубокой старости и удостоился легкой смерти после непродолжительной болезни, «с радостью отходя в ожидавшую его блаженную жизнь. Душу его, как великого Угодника Божия, святые Ангелы отнесли к Господу; честное же тело его при многочисленном собрании епископов Ликийской страны, клириков, иночествующих и народа, было погребено 6 декабря в соборной мирской Церкви».

  Случилось это в 345-м или 351 году, в пятницу, на чем сходятся практически все исследователи. Только на эти два года в ближайшем обозрении пятница выпадает на 6 декабря. Но что абсолютно точно: после этого дня корабли в море по пятницам не выходят.

  Посмертное бытие не оставило сомнений в святости Николая. «Господь сподобил его честное тело нетления и особо чудотворной силы. Его мощи начали источать благоуханное миро, обладающее даром чудотворений. Помазующимся им с верой в святителя Божия оно сообщает и доныне исцеление от всех болезней, не только телесных, но и душевных, отгоняя также нечистых духов, которых так часто побеждал святитель при своей жизни». Со всего христианского мира потянулись к его гробнице паломники, слава о нем обошла все края и моря, долетела до самых отдаленных пределов.

  Наиболее ранним тому свидетельством явилось «Чудо спасения корабля от потопления», которое смело можно называть и «хождением за пять морей».

  Греческий город Танаис находился на крайнем севере Ойкумены, при впадении в Меотиду одноименной реки, много позднее названной Доном. Как только с южными ветрами домчалась туда молва о блаженной кончине Николая, танаитяне снарядили надежный корабль, не забыв загрузить его пшеницей, чтобы самим отправиться в далекую Ликию, приложиться к нетленным мощам и доставить в родной город чудотворную жидкость.

  И вот уже было снимались с причала, как подошла к ним кроткая женщина, по другим источникам, такая себе благообразная старушка, и попросила доставить в Миры сосуд с елеем, и подлить его в лампадку при гробе святителя. Слаба, мол, больна, самой вот хотелось бы поклониться, да куда мне в такое дальнее плавание, а вас защитит он в тяжелой дороге. Не чуя подвоха, доверчивые корабельщики охотно взялись выполнить настолько благочестивую просьбу.

  Как раз и Борей попутный подхватил груженое судно, полной грудью вздымает ветрило. Уже за кормой остался опасный Боспор Киммерийский. Радуются они: ветром наполнен парус, благополучно начало похода. Корабль предается просторам безбрежного Понта Эвксинского. Радуются они, всё предвещает удачу.

  И вдруг налетает встречный ветер, стеной поднимает свирепые волны, жестоко терзает несчастный корабль, и не дает ему дороги вперед. Не догадываются корабельщики, какая сила их удерживает. Знают только, что корабли против ветра не ходят. И смирившись, они покоряются ветру – поворачивают домой.

  Но тут им навстречу является Святой Николай. Он идет против ветра в небольшой лодке. «Куда плывете, добрые люди?» – Ваше спасение в ваших руках, объясняет он им. Демон попутал вас в образе женщины. Выбросьте за борт злокозненный сосуд, «елей в нем смешан с бесовскими чарами, губительными для пловцов». И уходит вдаль за горизонт, указывая путь заблудшим корабельщикам.

   «Мореплаватели послушались чудного мужа и бросили сосуд с елеем в море. Внезапно оттуда поднялся чёрный  дым, пламя и отвратительный смрад; море расселось, и со дна морского поднялось клокотанье; сами капли морские обратились в огненные искры. Смертельный ужас объял мореплавателей, и они начали кричать. Угодник Божий не оставил их и теперь. Снова явившись, он велел им оставить страх и своим властным словом уничтожил диавольское наваждение. Тотчас повеяла тихая прохлада, и в воздухе распространилось чудное благоухание».

  Корабль продолжил свой бег, благополучно прибыл в Миры, поклонился святым мощам, в одну навигацию вернулся в родную гавань, а корабельщики на весь мир поведали, что сотворил святитель на этот раз.

  «Чудо Танаисского корабля» возымело несколько важных последствий, и довольно точно можно определить время его сотворения – между кончиной Николая и гибелью Танаиса. Город полностью выгорел в самом начале V века. При весьма загадочных и не выясненных до сих пор обстоятельствах. И больше никогда не возрождался.

  После дьявольского катаклизма море наше стало называться Черным. Более достоверного свидетельства, чем дым на всё море, пока никем не предъявлено. И не вопрос, было ли всё это делом рук самого адского исчадия, принявшего облик пожилой женщины, или бессильной местью демона Венеры. Женщина – сосуд греховный, тут нет никакой половой разницы. Однако, крепко обиженный, но вечно молодой демон не использует теракты для достижения своих коварных целей. Отсюда, из конца IV века, и восходит незыблемый принцип хорошей морской практики: женщина на борту приносит несчастье, если она пожилая.

  В новейшей истории тому бесчисленное множество примеров. В самом начале III тысячелетия н. э. в Николаевском яхт-клубе дважды зимовал одесский четвертьтонник «Святой Николай». Его экипаж состоял из четырех человек: кормчего, пребывающего в сане отца Никодима, и трех проворных матрон, то есть матросов женского пола. Без коих на борту яхта эта вообще не выходит в море. И всегда ей сопутствует удача и белая зависть всего Черноморского парусного флота.

 

  Приближались, однако, и невеселые для Николая времена. Спустя три века после его блаженной кончины начиналась эра ислама. Византийская империя медленно сжималась, теснимая мусульманской экспансией. В том числе и на морском театре. Первым звонком была знаменитая «Битва мачт» в 653 году (31-й по хиджре): имперский флот потерпел серьезное поражение у ликийского мыса Феникс. А в 792 году багдадский халиф Харун Аль-Рашид приказал начальнику флота Хумейду захватить остров Родос. Арабский адмирал, опустошив Родос, высадился в Ликии, имея целью разрушить гробницу морского предстателя. В пример потомству, Синдбад-мореход в эти же годы был занят мирным освоением Индийского океана.

  Чтобы утвердить превосходство на море и лишить христиан последней надежды, он «прибыв в Миры и покусившись разломать священную гробницу святого Чудотворца Николая, сломал вместо нее другую, стоявшую поблизости. Но чуть он это сделал, на море поднялась страшная буря с громами и молниями и разбила довольно порядочное количество хищнических судов, и сам богоборный Хумейд кое-как спасся».

  Средиземное море на этот раз он отстоял. Византийский флот несколько веков сдерживал натиск мусульман. Но на границах Малой Азии уже гарцевали турки-сельджуки. Южные провинции всё чаще подвергалась набегам и грабежам. В сентябре 1034 года, «когда на небе стояла комета, сарацины снова взяли город Миры». Взяли с моря, разрушили до основания, жители бежали в горы и прятались в пещерах. Ответной бури не было, мощи угодника не пострадали, их надежно спрятали под алтарем церкви его имени. Но защитить родную землю от поругания уже не мог даже Николай.

  Когда в конце XI в. турки завладели Ликией, святость Николая вот уже семь столетий повсеместно почиталась христианами. И, конечно, не только моряками. Но не было ни одной гавани, чтобы там не знали о чудесах, творимых на море и не уповали на небесное заступничество. Начиная с V века, когда у ликийских греков он уже признавался святым, изустно, а также в хрониках и летописях, передавалось житие с описанием всех чудес его при жизни и по смерти, отмечался день его памяти – 6 декабря, слагались песнопения и молитвы. К VIII в. он почитался и во всех западных церквях. Особенно в приморских городах, таких как Бари, Пиза, Венеция. От Яфы до Генуи, ни один корабль не выходил в море, чтобы не испросить у Николая доброго знака.

  А он вспомнил о честном итальянском негоцианте, который когда-то, еще при жизни, откликнулся на призыв и помог спасти Ликию от голода. И он приснился некоему священнику из апулийского города Бари, ближайшего из портов на латинском побережье, и повелел: «Пойди и скажи клиру и народу, чтобы они взяли из Мир Ликийских мощи мои и перенесли в здешний город; ибо Господу не угодно, чтобы я оставался там в пустыне».

  На самом же деле, он понял, что миряне его предали. И позволил своей душе навсегда покинуть Ликию. Вослед отступило и море: древние гавани, руины Мир и Патар лежат сегодня в нескольких километрах вглубь берега под слоем ила и песка.

  Клир и народ – корабельщики, рыбаки и торговые люди, давно ждали подобного знака свыше. Набеги арабов, франков, норманнов и славян не давали поднять голову, истощали город Бари, расположенный куда удобнее той же Венеции, богатеющей на глазах и расцветающей с каждым днем.

  Как только ветры пригнали тучи черных вестей с Востока, баряне с ужасом представили, что будет, если Николай попадет в мусульманский плен или соседи-венецияне окажутся расторопнее. Они тут же снарядили три больших корабля, по примете загрузили их пшеницей, и с открытием моря ранней весной, окольным путем через Антиохию Сирийскую, чтобы не прознали вездесущие конкуренты, пустились в далекое плавание. Числом их было 47 человек, «священников, клириков и других благочестивых и богобоязненных мужей», не считая прислуги и матросов. Случилось это ранней весной 1087 года.

  Храм морского угодника в Мирах был еще цел, но город вот уже несколько десятилетий пребывал в запустении. Посланные вперед лазутчики донесли, что турок в окрестностях не видели. Желанную святыню охраняли четверо преданных старцев. Баряне смиренно вошли в храм, поклонились святому престолу, добром попросили сторожей указать им местонахождение святого тела угодника, предложили выкуп в 300 золотых. Монахи, понятно, денег не взяли и пытались бежать, чтобы призвать на помощь мирян, скрывавшихся в горах от сельджуков. Баряне связали старцев, и под страхом смерти одному из них, другой признался, где покоятся нетленные останки. Почтенный старец показал и другое: в прошлом году святитель «явился в видении трем человекам, приказывая им объявить жителям города Миры, которые боясь турок ушли отсюда на гору, чтобы они возвратились жить и стеречь город, или знали, что он переселится в другое место».

   В истории сохранилось имя юноши, который угрожал старику и вскрыл саркофаг железным молотком:

  «Тогда смельчак Матфий, не будучи в силах сдерживать долее горячность своего духа, сильно ударил по крышке и разбил ее в куски. Когда он снял ее, то увидел, что рака была полна святой влаги. Вдруг распространился такой благоуханный запах, что всем присутствовавшим казалось, что они находятся в раю. И не для одних только присутствовавших в храме был ощутим этот чудный запах, но, подхваченный ветром, он донесся до самого моря, отстоявшего на 3 мили: и здесь ощутили его прочие товарищи их и исполнились радости, так как в этом они увидели согласие Угодника Божия на исполнение задуманного ими предприятия. Смелый юноша Матфий спускается в раку и, погрузив свои ладони в находящуюся в ней влагу, находит святые мощи плавающими и превосходящими своим ароматом всякие благоухания. Сторожа, видя, что святой Угодник дает согласие на перенесение его мощей, предаются горьким сетованиям».

  Благочестивый налет закончился успешно, добыв священную реликвию, баряне в спешке отступили на корабли. Хотели еще прихватить древнюю икону Чудотворца для его новой церкви, которую поклялись построить, но не успели, «так как святой Угодник не хотел совершенно оставить Ликийской страны».

  Граждане мирские, поздно опомнившись, «в громадном количестве собрались к барским кораблям и громким плачем выражали свое горе. Будучи не в состоянии сдерживать себя, они в одежде и обуви шли в море и здесь хватались за рули и весла кораблей». Они просили вернуть заступника, если не всего, «то хотя бы часть от него дайте нам, чтобы не совсем лишиться нам такого покровителя».

  Баряне их утешали: у вас остается гроб его, полный благоухающей влаги и исцеляющая икона, – «а сами поспешно оплывают от пристани. Баряне сознавались, что почти на две мили слышен был плач стоящих на берегу мирян и что немного было самих барян, которые не плакали бы, сочувствуя их горю».

  С попутным восточным ветром, под самой надежной, изо всех возможных на море, защитой пустились они в обратное плавание.

  «Выехали из Мир баряне в апреле месяце 1087 года. Сначала, в первый день по выезде из Мир, барянам помогал плыть домой попутный ветер. Но на следующий день подул сильный северный ветер и повернул их корабль по направлению к городу Патары (родине святителя Николая). Баряне устрашились, думая, что угодник не хочет расставаться с берегами Ликии; вместе с тем они боялись преследования, потому что Патары находились недалеко от Мир. Поэтому баряне, уже утомленные дорогой, причалили на время к пристани Макри. Здесь они стали рассуждать, отчего так мало продвинулись во время трехдневного пути».

  Здесь кроется явная ошибка. Похоже, церковных историков не очень заботили реальные условия этого перехода. Не мог северный ветер погнать корабли на север. Патары расположены практически на одной широте с Мирами. Следовательно, выше маршрута барийских кораблей. Направив корабли в Патары, агиографы, похоже, пытались напустить искусственных чудес в это историческое плавание.

  На самом деле, Николай стремился быстрее покинуть Ликию, и на второй день, когда корабли обогнули северную оконечность острова Родос, он изменил восточный ветер на северный, который на отрезке до «пристани Макри» опять же стал попутным. Пройденные в первый день сто миль соответствуют и возможной скорости хода полными курсами для судов тех времен. А до штормового ветер разыгрался по другой причине.

  По «Лоции Эгейского моря», изданной ровно через 900 лет, «островок Макри высотой 100 метров находится в 1,8 мили к WSW от мыса Коприя», что на западном берегу острова Родос.

  Три дня отстаиваясь от шторма за высокой скалой, баряне ломали голову, от чего это он передумал и не пускает идти на запад, точно ли это мощи самого святителя, все ли они в наличии, «не взял ли кто из товарищей по чувству усердия и веры частицу мощей»? Благочестивую догадку решили проверить клятвой на Евангелии. «Пятеро признались в этом проступке и отдали похищенное. Тогда море успокоилось, и подул благоприятный ветер. Мореплаватели поняли, что их священный долг привезти в Бар драгоценный клад в целости, и с тех пор путь их продолжался счастливо».

  Эгейская лоция описывает и мыс Трахья, расположенный к юго-западу от Макри, и пролив между островами Алинья и Халкия, выводящий в Критское море.

 «Когда мореплаватели миновали залив Трахеи, одному из путешественников в глубоком сне явился святитель Николай и сказал: ″Не бойтесь, я с вами! Через 20 дней мы придем в город Бар″. Проснувшись, мореплаватель рассказал о видении товарищам, и они исполнились глубокой радости».

  До прибытия кораблей в Апулию еще только об одном настоящем чуде свидетельствует западный писатель Никифор Барийский, несомненный участник плавания, на хронику которого при пересказе событий ссылается издание Сретенского монастыря. Истинность этого чуда документально подтверждается примером из новейшей истории. Произошедшим на Черном море 25 июля 2006 года с рулевым 1-го класса николаевского крейсера «Альтаир» Константином Лопушанским.

  «В дальнейшем на пути произошла следующая удивительная вещь. Одна маленькая птичка села на правом руле судна, на котором везли святые мощи. Ходя по нему без всякого страха, как будто была привычной жительницей его, она тихо вспрыгнула на руку одного из мореплавателей, который в то время правил рулем. Оттуда перелетела к месту, где покоились святые мощи, и, напевая тихонько, носом своим клевала тот сосуд, в котором сокрыта была святыня.

  Ибо пение птицы было хваление, а прикосновение клювом означало лобзание, которое она верно приносила святому телу. Напевая, она облетала каждое из судов и всех людей и видна была всем, воздавая хвалу блаженства им за то, что они везли такого велелепного и дивного пастыря. Исполнив долг своего послушания, она отлетела и скрылась из виду».

  Строго через двадцать дней, в субботу 8 мая, корабли пришли в родную гавань. Но только следующий день вошел в историю великим праздником: «перенесение мощей с берега в Бар-град произошло 9 мая, и именно в воскресенье, каковые число и день действительно совпадают в 1087 году (Пасха была 28 марта), но не в один из близлежащих годов».

  И в новейшей истории на эту дату выпадает Великий День, связанный с именем Николая – именем Победы. Кто обладает мистическим мышлением, наверняка согласится, что ради приведенных выше совпадений можно пренебречь дьявольскими уловками календарных стилей или на один день перейти в католичество.

  «Наконец, после продолжительного путешествия баряне 8 мая пришли в пристань святого Георгия, Христова мученика, отстоявшую на 4 мили от города Бара. Отсюда они дали знать жителям Бара о скором прибытии в их город мощей знаменитого Чудотворца Востока, а сами занялись приготовлением деревянного ковчега, в который и были положены мощи святителя.

  Между тем, молва о прибытии барян с мощами великого Чудотворца разнеслась по всему городу, и на следующий день, 9 мая, на столь чудное и желанное зрелище стеклась огромная толпа народа». 

  Николай воспрянул. Тотчас же по прибытии мощей «от них потекли многочисленные исцеления». Через неделю хронист Никифор сбился со счета, ежедневно фиксируя, сколько и от каких недугов: в первую ночь – 47 человек, а всего их было 111, – выздоровело после прикосновения к святыне. Верные моряки напомнили согражданам, что в Мирах обещали Святителю воздвигнуть ему достойный храм.

  Святой престол подхватил начинание. Уже со следующего года папа Урбан II включил «обретение мощей» в число официальных праздников, а в 1089 году «он со своим священным собором пришел в Бар-град, освятил новую церковь во имя святителя Николая и своими священными руками положил в новую раку честные мощи Угодника Божия». С первого же мгновения и по сей день от них выделяется чудодейственная целительная жидкость – «манна от мощей святого Николая, истекающая, как вода».

  Когда начиналось строительство, Николай ответил барянам достойным морским чудом. Новую церковь решено было утвердить на 26-ти мраморных колоннах, 25 из которых были выставлены, а на оставшуюся никак не могли сыскать мрамора, и построение храма остановилось.

  «Строители и весь город были повергнуты в сильную печаль. Но вот спустя несколько дней чудесным промыслом Чудотворца и святителя Христова Николая явился мраморный столб, который вне города плавал в море, как сухое дерево. Когда увидели его рыбаки и другие люди, то хотели поймать, но лишь только хотели коснуться его, он погружался в глубину, после же опять выплывал, так что принуждены были оставить его. В самую полночь, когда все спали, в городе вдруг стали звонить колокола сами собой, когда никто к ним не прикасался. В это время святитель Николай с двумя Ангелами перенес плававший столб с моря в город, принес в строившуюся церковь и поставил на приготовленном для него месте. Тотчас же в городе все пробудились и поспешили в церковь, и те, которые прежде пришли в нее, ясно видели, как святитель Николай с двумя Ангелами поставил столб и затем сделался невидим».

  Столб этот сегодня огражден решеткой и «обладает целебной силой, особенно для страдающих головной болью». Решетку установили после того, как «многие для исцеления начали отсекать от него части железными орудиями».

  Барийская церковь Святого Николая хранит и другие тематические реликвии: «висящее изображение корабля, который святитель избавил на море от потопления» и огромную китовую кость, «толщиной в человеческую ногу и длиной в две сажени», прикованную железной цепью. Лампада у чтимой иконы Николая изображает святителя сидящим в лодке.

 

  «Один из тамошних рыбаков закинул сеть в море на имя святителя Николая, будучи уверен, что в таком случае его труд не пропадет даром. И тотчас поймал чрезвычайно большую рыбу, так что сам никак не мог вытянуть ее и поэтому молил того же скорого помощника, который дал ему эту рыбу, помочь ему и вытащить ее, опасаясь, как бы она не утащила его самого в морскую бездну. И только с большим трудом, убив рыбу первоначально в воде, вытащил ее мертвую. Затем, взяв одну кость из ребер, принес ее в церковь Святителя Николая и перед всеми исповедал славное его чудотворение».

   И совсем недавно к морским реликвиям добавилась икона Фёдора Фёдоровича Ушакова, который со своим флотом, как известно, освобождал южную Италию от захватчиков-французов. Высадил десант, взял штурмом Бари, при жизни встретился с Николаем и получил рекомендацию на грядущее причисление к сонму святых. «Где Ушаков – там Победа!»

  Последнюю тысячу лет католические баряне и множество паломников, большей частью русских православных, а также туристы со всего мира, что съезжается в город к этому дню, празднуют 9 мая не только всенощной молитвой. Как сообщают нетленные интернет-хроники, «в честь святого устраивается грандиозный фестиваль, который длится 3 дня: с 7-го по 9 мая. Восьмого числа мощи святого помещаются на борт лодки, которая дрейфует перед городом в сопровождении кортежа из множества других лодок (Festa a mare)». Можно договориться с местными рыбаками и помолиться статуе Николая XIV века в открытом море.

  День Николы Морского 9 мая еще сто лет назад признавался, по сравнению с Днем памяти 6 декабря, более значительным праздником и в Римской католической, и в Русской православной церквях.

  А вот греческое православие вовсе его не празднует. Так и не смирилось с переносом мощей, считая его разбоем. Забывая при этом, что святыня фактически была спасена от уничтожения вместе с Мирликийским храмом.

  И не мусульмане разрушили обитель. Случилось это только в XVI веке, когда в результате землетрясения селевые потоки с горного озера и разлив реки Мирос затопили древние стены грязью, илом и глиной. Кто наслал бедствие, легко догадаться, но это уже не имеет отношения к мореплаванию, парусному спорту и Николаевскому яхт-клубу.

  Великая морская держава Венеция по заносчивой самоуверенности несколько запоздала на старт гонки за мощами Святого Николая, но триумфальным заходом в Бар-град его последнее плавания далеко не закончилось. Только через тысячу лет было научно доказано, что венецияне таки заполучили реликвию – факт, который вплоть до наших дней не признавался ни барянами, ни православными.

  Венецияне, в отличие от барян, имели с морским заступником более давние и доверительные отношения. Уже с VII века упоминается в хрониках венецианская церковь Сан-Николо деи Мендиколи (Mendicoli по-итальянски – попрошайки). Название лишний раз напоминает, что добро предваряет все другие его чудеса, в том числе и по морской части.

  Венеция задолго подготовилась к мирликийскому делу. В 1044 году дож Доменико Контарини построил на острове Лидо, прикрывающем Лагуну от моря, церковь Сан-Николо ди Лидо – и более полувека терпеливо ждала она хозяина, а моряки уходили в плавание, призывая его в молитвах.

  В Первом же крестовом походе, под видом морского разбоя, рачительные венецияне подобрали в многострадальных Мирах оставшуюся часть святыни, которую в спешке не взяли суетливые баряне.

  Николай пришел в Венецию 6 декабря 1099 года и плечом к плечу со Святым Марком, Георгием Победоносцем встал на защиту республики от морских невзгод, склочных соседей и алчных иноземцев.

  Лев с книгой, символ евангелиста Марка, главного покровителя города, по-видимому, один не справлялся. Если только упомянуть всех святых и блаженных, которых собрала у себя дальновидная Венеция, то перечисление займет не менее страницы. В порядке вещей считалось, что чем больше, не вдаваясь в анатомические подробности – мощей, соберется в окрестных храмах, тем надежнее город и порт будут защищены от всяческих бед и напастей. А на кого еще положиться? Вся Европа азартно гонялась за реликвиями. «Священное воровство» – FURTA sacra – признавалось Римской церковью благодеянием.

  И, кстати, в начале IX века богоугодным воровством Венеция обрела и мощи самого апостола Марка. У Александрии, после ее завоевания арабами. Когда венецияне на 10-ти кораблях, как бы поторговать, а на самом деле это был почетный эскорт, прибыли в Египет, им пришлось обвести вокруг пальца не только ненавистных сарацин, но и братьев по вере христиан. Вместо мощей святого апостола они подложили в раку его александрийского храма мощи святой Клавдии. И молчит предание, откуда они взялись в Александрии, если Клавдия приняла мученическую смерть в Риме. Неужели с собой привезли на бартер?

  С басурманами куда проще: «тело евангелиста было положено в большую корзину и сверху покрыто свиными тушами, к которым не могли прикоснуться сарацины даже при таможенном досмотре». А корзину для надежности спрятали в парусах. 

  Эти венецияне и Марка "обморячили"! На переходе из Египта и он сотворил морское чудо. В ночном видении явился монаху и предупредил об опасности наскочить на камни вблизи какого-то острова, если вовремя не убавить парусов. Моряки прислушались, на малом ходу осторожно прошли незнакомое место, а утром убедились, насколько был прав апостол. В родную лагуну корабль прибыл в День памяти Святого Марка, 8 мая. Такого торжественного приема, какой Венеция устроила Марку, впоследствии удостаивался только Николай.

  Его черед пришел спустя два века. Венеция дождалась удобного момента, и в Первый крестовый поход выставила 200 кораблей. В Палестину, однако, не очень спешила. Епископ Венеции Энрико, сын дожа Контарини, молясь перед выходом в море на острове Лидо, дал священный обет вернуться с мощами святителя. Проходя барийский рейд, венецияне не заметили выстроенной у соседей новой базилики. Настолько успешно баряне скрывали пребывание у них хранителя моряков. Иначе крестовый поход мог бы закончиться взятием Бари, а не Иерусалима.

  Еще целых полгода венецианский флот ходил вокруг да около. Перевозил крестоносцев, поставлял снаряжение и продовольствие, на всякий случай, разгромил у Родоса флот конкурентов-пизан, – перед тем, как нагрянуть в Ликию. Венеция так разбогатела, что на семь веков стала владычицей средиземноморскою, – благодарности в адрес Николая не было предела.

  А в Мирах – никаких чудес. Обычный налет: высадились как все – с моря, как намедни баряне, запустили лазутчиков, убедились, что вокруг никого, что плохо лежит. Город разрушен, но храм устоял. Его стерегла та же четверка верных служителей, лет на десять, правда, постаревших. Стали их про Николая допытывать. Один сразу признался, зная по опыту, что очередного паломничества всё равно не избежать. С вероятностью в двадцать пять процентов можно утверждать, что им оказался тот же монах, который и перед барянами не устоял, глядя как мучают его товарища. И он указал на гробницу, где и покоилась часть мироточащих мощей, оставленная вечно спешащими и невнимательными барянами. Которые последнюю тысячу лет категорически отрицают свою халатность – они выгребли всё подчистую.

   Но так было только в действительности, а на самом же деле, и это записано в хрониках, в том числе и в «Истории Венецианской республики» Джона Норвича, венецияне «высадились, ворвались в церковь и скоро обнаружили три гроба из кипариса. В первых двух находились останки святого Теодора и дяди святого Николая, третий, принадлежавший самому святому, оказался пустым. Они допросили церковных служителей, даже пытали их, стремясь выяснить, где святыня. Несчастные могли лишь сказать, что мощей у них больше нет, несколько лет назад они были вывезены купцами из Бари. Но епископ не мог в это поверить. Упав на колени, он громко молился, просил, чтобы ему открылось место погребения святого. И только собрались они покинуть здание, как в отдаленном углу церкви появилось свечение, и они увидели еще одну могилу. В ней – как рассказывает легенда – лежало неповрежденное тело святого Николая. Он сжимал в руке пальмовую ветвь, свежую и зеленую, которую принес с собой из Иерусалима. Все три тела были торжественно перенесены на корабли. Венецианцы завершили свою миссию и отправились наконец-то в Палестину».

  Николай пребывал с веницианским флотом до последнего дня кампании, пока 25 июля 1099 года не был взят славный морской город Хайфа, и совершенно очевидно, кому обязаны крестоносцы своими невероятными успехами.

  Епископ Энрико сдержал слово, но до 6 декабря спешить было некуда: в этот день дож, клир, патриции и граждане с ликованием встречали корабли в Порто-де-Лидо, мощи Николая и двух других святителей были с великими почестями положены в освященной его именем церкви.

  Тысячу лет Венеции никто не верил! Баряне, понятно, обвиняли ее в подлоге. Православная церковь дипломатично отмалчивалась вплоть до конца XX в. Только в 1992 году католические ученые, с верой в Господа, с применением радиоуглеродного метода и анализа ДНК строго доказали, что честные мощи Святого Николая хранятся в обоих городах. Распределены между совладельцами в примерном, чтобы не считать до косточки, соотношении три четверти к одной, – в пользу Бари. Но главный довод, к чести Венеции: кто бы ей позволил стать невестой моря и так удачно выскочить замуж, допусти она «священный подлог». Как бы там ни было, до прихода Николая обряд обручения Венеции с морем – Sposalizio del Mar – носил характер скромной помолвки в рыбацкой деревне. На праздник Вознесения дож и епископ, отслужив мессу в соборе Сан-Марко, выходили на рейд острова Лидо в открытое море на небольшой барже. Дож обращался с молитвой: «Господи, даруй нам и всем тем, кто поплывет вслед за нами, спокойное море». Епископ, окропив дожа и корабль, остаток святой воды выливал за борт.

  Как средство защиты от штормов и наводнений ритуал сложился в память о победе над долматинскими пиратами, после которой уже никакие земные силы не могли помешать владычеству Венеции. Флот вышел в море 9 мая 1000 года – в миллениум праздник Вознесения выпадал именно на эту дату. Но венецияне тогда еще не обладали мистическим мышлением, поэтому главный морской праздник они празднуют не в День Победы, а на Вознесение.

  Покровитель мореплавания занял в Венеции самое ответственное место. «Остров Лидо является естественной преградой, защищающей венецианский залив от ветров, наводнений и нашествий врага. Церковь Сан-Николо находится на самом входе в бухту рядом с фортом, преграждавшим путь в лагуну, и святой Николай, находясь при вратах града, как бы оберегает его жителей».

   Доныне ходят враки, будто он даже пытался подсидеть самого апостола Марка и сделаться главным покровителем Венеции, но это всё злые происки языческих сил природы. Как свидетельствует в 1101 году анонимный хроникер, единство небесных заступников Царицы морей незыблемо и строго распределено по заведованиям: «Счастлива и блаженна ты, о Венеция, потому что есть у тебя Евангелист Марк как лев для твоей защиты в войнах и отец греков Никола как кормчий кораблей. В битвах поднимаешь знамя Льва, а в морских бурях ты защищена мудрым греческим Кормчим. С таким Львом ты пронзаешь неприступные порядки противника, с таким Кормчим ты защищена от морских волн…»

  Чудесной работы ему предстояло выше уровня моря. Кто-то очень завидовал, и постоянно испытывал Венецию высокой водой. Начиная с XII века, под давлением языческих демонов и натиском сирокко, нагонных штормов, дождей, лунных приливов, сейшевых колебаний уровня ветреной Адриатики ежегодный ритуал всё усложнялся, приобретал более пышные формы, но только с постройкой первого Бучинторо превратился в полноценную свадебную церемонию, достойную всех ее участников.

  До обручения с морем додумался папа Александр III, принимавший личное участие в празднике 1177 года. Этот находчивый Папа снял с пальца дожа дорогой перстень и предложил бросить его за борт. Обескураженный дож не посмел ослушаться, и только оторопело, потеряв всякую гендерную ориентацию, пробормотал: «Море, мы женимся на Вас!» – как утверждают католические историки.

  Извините, обещать – не значит жениться. Сделай себе ковчег, для начала напомнил им Николай. Венецияне услышали, и к столетию казуса, в 1277 году, спустили на воду первую ритуальную барку. Она и стала Венецианским  ковчегом – Бучинторо – на последующие 500 лет.

   Чем еще уконтрапупить эту языческую шатию?

  Распоясались чада Эола. Наводняют штормами лагуну, плоти жаждут, и крови – для Эрикса, сына Венеры с Нептуном. Не залетные гости, по маринисту Вергилию, метят на роль прародителей праздника моря. 

В жертву Эриксу трех тельцов заклать повелел он, 
В жертву Бурям – овцу, – и отчалил в должном порядке.
Сам вдали на носу, листвой оливы увенчан,
С чашей в руках он стоял и бросал в соленые волны
Части закланных жертв и творил вином возлиянье.
Ветер попутный догнал корабли, с кормы налетевши,
Взрыли влагу гребцы, ударяя веслами дружно.

  Самое страшное в ее истории бедствие настигло Венецию 15 февраля 1340 года, когда все демоны моря, на время оставив распри, – кому бык, кому овца, – в угоду древним обычаям сговорились поглотить самый морской в мире город.

  Ураган невиданной силы на куски разрывал побережье. Водяные валы захлестывали Лидо. Остров гасил волну, но вода затопила лагуну и, не смея вернуться в море, уже подпирала Сан-Марко. Рыбаки теснились на паперти и молили святого о защите. Отступать было некуда. И был дождь.

   Марк вышел, когда ветром сорвало с фронтона барельеф крылатого льва. Он выбрал самого опытного и смелого рыбака, сел в его лодку и по бурным водам лагуны переправился к острову Сан-Джорджо Маджоре. Вызвал из храма Георгия, на случай битвы с морскими драконами. Втроем они подошли к острову Лидо и призвали на помощь Николая. Рыбак вывел лодку в море.

  И поднялись они – Евангелист Марк, Никола Морской и Георгий-Победоносец – в рыбацкой лодке на гребень девятой волны и стали молить Господа успокоить бурю.

  В ответ воссияло солнце, в небе повесилась радуга, и пошла назад вода. Лодка вернулась на Лидо, Сан-Джорджо и по тихой воде причалила к площади Сан-Марко. Апостол расплатился с рыбаком золотым кольцом. Честный труженик моря вернул кольцо хозяину. И только теперь дож, бросая кольцо в воду на рейде у церкви Святого Николая, имел право сказать: «Море, мы сочетаемся с тобой браком в знак истинного и вечного обладания», – теперь это было венчание.

  Государственная литургия начиналась с рассветом в день Вознесения. После мессы в соборе Сан-Марко, убедившись, что море достаточно спокойно, дож и свита на корабле Бучинторо, в окружении множества мелких судов, направлялся к выходу из лагуны. Венеция провожала процессию колокольным звоном. На подходе к церкви Сан-Николо галеру встречал Патриарх на пиате – разукрашенной флагами плоскодонной лодке. Патриарх поднимался на борт. Пиата обходила Бучинторо защитным кругом, а Патриарх в это время благословлял Корабль и всех, кто на нем, – оливковой ветвью окропляя их водой. Армада судов выходила на рейд острова Лидо. Патриарх отдавал морю его долю святой воды, а дож – золотой перстень. Затем они причаливали к церкви Святого Николая, церемония завершалась торжественным молебном, и Бучинторо поворачивал назад к площади Сан-Марко.

  Бучинторо (от венецианского «burcio d'oro» – баржа в золоте) – Золотая Барка. На русский лад – Золотая Ладья. Этот великий корабль заслуживает более пристального внимания, чем позволяет беглый очерк. Каким чудом церемониальная галера – Символ Венеции – оказалась главным элементом герба Николаева, доподлинно известно разве что самому Николе Морскому. Остается ожидать откровения.

  В новейшее время его мощи продолжают торжествовать в Бари и Венеции. Со счетом 3:1, как упоминалось выше. Его душа живет в море и витает над кораблями, не имея собственного пристанища. Заморское государство Турция заморочило головы туристов, заверяя честной люд, что душа Николая вернулась, что развалины Мирликийского храма в Демре обладают мощной энергетикой и защищены от стихий четырехмильным пляжем. Где Демре – а где море! Люди едут прикоснуться к чуду. «Да исполнится сие чаяние верных и неверных, ибо и они уважают память святителя, хотя и теснят его достояние…»

  И не то чтобы в шутку, но и не без кощунства, Турция настойчиво добивается возвращения останков Ноэль-Бабы – «Отец Рождества», так его зовут по-настоящему – на историческую родину: он жил, трудился и умер на нашей земле. На что блистательная, но продажная Италия легко соглашается, но только в обмен на Стамбул: хорошо, тогда верните наш Византий. А Николай разрывается, и носится душа его неприкаянно над волнами окрестных морей и океанов.

  В доказательство прав на земляка Ноэль-Бабу, демряне в 1981 году установили парковую скульптуру перед Мирликийским храмом во имя святителя Николая. Надо признать, в лучших традициях восточной дипломатии: Дед Мороз в одеждах христианского странника, с мешком подарков от Фонда Санта-Клауса на плече. Самоотверженная ребятня грудью защищает доброго дедушку от туристов-паломников, чтобы те чего-нибудь не поломали – чтобы не отсекали от него части железными орудиями.

  Случилось как-то на вторичный миллениум, порт пяти морей Морсква подарил побратиму, порту пяти океанов Мирам Ликийским, невиданное чудо: памятник на водном шаре.

   

  «В 2000 году в ознаменование Международного фестиваля дружбы и веротерпимости администрация Московского Южного округа подарила турецкому городу Демре статую Николая Чудотворца, выполненную скульптором Григорием Потоцким. Дело в том, что Демре – это и есть бывший город Миры Ликийские, епископом которого был Николай Чудотворец».

  Турестические власти в ответном порыве веротерпимости, пытаясь как бы уравновесить бестактность Третьего Рима, еще одного из участников фестиваля, учудили и со своей стороны. Лет через пять, стоило Николаю на ночь отлучиться, – бывают же случаи, когда монументы покидают постаменты по своим делам и к рассвету возвращаются, – как его место тут же занял, надо признать, такой же добрый, но вдобавок и весельчак, пластиковый дедушка Санта-Кола. Город радовался, проснувшись под малиновый перезвон его надувного колокольчика. Последовавшее поутру чудо явления бронзового Николая на задворках собственного храма, наши заморыши объяснили реставрацией, как исторической необходимостью. Петля на шее – в знак протеста. Как у людей голодовка, когда они возмущены и не знают, куда подеваться. А водный глобус сам туда закатился.

  Надувательство с Дедом Морозом длилось целых три года. Санта-Колю на чистую воду вывела исламистская пресса, заклеймив его «европейским культурологическим шпионом, который внедрился, чтобы растащить по кусочкам вековые традиции мусульман». Его не забросали камнями из добродушия, сказалась всё ж таки неприкосновенность повыше дипломатической, а с позором депортировали, вероятнее всего, в Лапландию. И водным путем, потому что такое и впрямь, и в плавь – не тонет.

  Свято место в одну декабрьскую ночь 2008 года занял правоверный рыбак, спасающий в море детей на византийском драмоне. С большой вероятностью – 19 декабря. Демряне поднаторели в мирликийском деле с памятниками. А вот с именем рыбака турецкая эклектика зашла в тупик. И не вмешайся Украина, на стороне Турции, естественно, его бы так и назвали, как предлагали газеты: от «Дедушки Рамадана» до Хаджи Насреддина, – и ничего смешного. Но запорожские яхтсмены написали открытое письмо турецкому премьеру и подсказали в закрылатых выражениях, как это называется правильно.

  Ближайшим фирманом справедливость будет восстановлена – это памятник адмиралу Синдбаду, за то, что он не участвовал в грабеже Мирликийского храма в 792 году. 

  Вы спрашиваете, куда деваться бедному Николе? В дальних окрестностях Мир Ликийских имеются сразу два порта-убежища, готовые предоставить кров небесному покровителю мореплавания.

  Одесса – красавица почти как Венеция, только не тонет – построила Церковь на Морвокзале во имя Святого Николая. И не дождется крестового похода. А когда прокопает Гранд-канал по древнему руслу от моря до Хаджибейского лимана – Венеции и рядом не стояло.

  Ну, а с города корабелов спрос особый. У крестоносцев в Яхт-клубе паруса всегда наготове.

– Чей город? – спросят ликийские корабельщики, когда зайдут на Спасский рейд.

– Ясное дело, чей, – ответят им с Синего мостика, – Николаев!

*   *   *

 

  * Журнальный вариант. Публикуется по изданию: ЯХТКЛУБ: материалы по истории Николаевского яхт-клуба. – Николаев: издатель Лев Траспов, 2012. – 600 с.:ил.   

  Издание приурочено к 125-летию Николаевского яхт-клуба, книга построена как разножанровый сборник. Воспоминания, письма, путевой дневник. Летопись первого полувека: от сословной замкнутости Речного яхт-клуба до массового спорта 30-х годов ХХ века.

  Исторические и современные републикации, документы, фотографии. Содержит более девятисот иллюстраций, в подавляющем большинстве публикуемых впервые. Прослеживает становление и развитие парусного спорта, преемственность поколений под объединяющими символами – Море, Парус, Яхт-клуб.

 

 

      Из книги стихов Вячеслава Качурина «Океан впадает в небо», 2012 г.

  

 

 

Category: Николаевская старина

Андрей Витальевич Шинкаренко  

   Инженер, предприниматель, моделист, коллекционер. В 1995 г. окончил Украинский государственный морской технический университет по специальности "Проектирование и монтаж судовых энергетических установок", а в 1998 г. там же аспирантуру. С 2004 г. инициатор создания и руководитель интернет-проекта "Николаевский Базар", форума "Скамейка" и фотогалереи "Капсула времени", посвящённых истории города Николаева, техники и событиям наших дней. 

 

 


Капсула времени Николаева*

 

Книгоиздатель Ирина Гудым о книге Андрея Шинкаренко "Капсула времени Николаева"

*   *   *

 

 


Минная война в Николаеве и Севастополе

  Терроризм и находки боеприпасов Второй мировой абсолютно ни при чем.

  В своем историческом развитии два города — Николаев и Севастополь — неразрывно связаны между собой крепкими узами на протяжении последних столетий: вначале именно в Николаеве находился штаб черноморского флота, канцелярия и главная база, жил Николаевский и Севастопольский военный губернатор, и лишь в самом конце XIX столетия все перечисленное было перенесено в Севастополь. Эти города принимали активное участие в Крымской войне 1853-1856 гг., которая значительным образом повлияла на развитие этих крупных морских военных центров Российской империи. Николаев и Севастополь еще роднит и то, что в них практически одновременно строили фортификационные сооружения и загадочную сеть подземных сооружений, о которых и пойдет речь дальше.

  К началу Крымской войны общая площадь Севастопольских подземных сооружений превысила 25 тысяч квадратных метров. В первую очередь, они служили для размещения в них пороха, ядер и продовольственных складов. Кроме того, это было надежное укрытие для гарнизона и гражданского населения при осаде города.

  Одним из важнейших эпизодов севастопольской обороны стала так называемая «минная война». После безуспешных попыток союзнических войск овладеть городом посредством артиллерии и пехоты, противником была начата грандиозная подземная война, целью которой являлся прорыв при помощи минных галерей. Однако она не принесла ожидаемого результата, так как перед севастопольскими укреплениями под руководством военного инженера Э.И. Тотлебена была создана мощная подземная оборонительная система.

  Эдуард Иванович Тотлебен родился 20 мая 1818 года в г. Митава. Военный инженер, граф (1879), российский инженер-генерал (1869), почетный член Петербургской Академии наук (1855); руководил инженерными работами при обороне Севастополя и Николаева. В 1863–1877 — фактически глава военно-инженерного ведомства. В русско-турецкую войну 1877–1878 гг. руководил осадой Плевны (ныне — Плевен), в апреле 1878 — январе 1879 — главнокомандующий действующей армией. Э.И. Тотлебен считается первым инженером в летописи русского военно-инженерного искусства, потому что именно благодаря его идеям была основана признанная во всем мире Русская фортификационная школа. Э.И. Тотлебен скончался 1 июля 1884 года в Зодене, близ Франкфурта-на-Майне. Похоронен в Севастополе.

  Важно отметить, что он отличался среди прочих офицеров своей активностью и решительностью при решении ответственных задач.

  Вот как Э.И. Тотлебена характеризовал участник обороны Севастополя, командующий войсками князь А.С. Меншиков: «Это весьма деятельный офицер, с военным взглядом, который ставит его выше обычных кирпичных дел мастеров». А об интенсивности работ под руководством Э.И. Тотлебена можно узнать со слов коменданта Севастополя адмирала В.А. Корнилова (который, кстати, тоже причастен к истории города Николаева) в его письме-журнале от 4 сентября 1854 г: «За неделю сделали больше, чем прежде делали в год».

  Тем не менее, важно остановиться на способностях Э.И. Тотлебена и его современников применять фортификационные сооружения во время боевых действий, поэтому для более полного представления о способе ведения минной войны хотелось бы обратиться к статье из книги М. Шварте «Военная техника современности».

  Главной целью минной атаки было разрушение неприятельской позиции на поверхности земли; средством для достижения этой цели и побочной целью являлось сбитие с пути подземного противника. В качестве технического и тактического средства к тому развились взрывы горнов, дающих изрытие на поверхности земли, равно как и камуфлетов; вспомогательным средством для этого служили минные галереи и служба прислушивания. Так, мало-помалу, возникали целые минные системы, состоявшие из расположенных рядом и одна над другой, направленных к неприятелю, боевых и слуховых галерей, идущих параллельно окопу, которые соединялись между собою.

  Профессор В.В. Яковлев в своей книге «Эволюция долговременной фортификации» так пишет о минной войне в Севастополе: «Своевременное развитие обороной мощной контрминной системы, приведшей к 7-месячной грандиозной минной войне, приемы которой были регламентированы и введены не только в русское, но и в иностранные наставления по специальному образованию инженерных войск».

  Как видим, заблаговременная подготовка к ведению противоминной войны позволила коренным образом изменить ход боевых ствий при обороне Севастополя, и это несмотря на то, что основные оборонительные сооружения не были полностью подготовлены к долговременной осаде. По выражению летописца, с сухопутной стороны Севастополя ко дню высадки союзников существовали одни фортификационные намеки, местами же эти намеки не существовали и на планах.

  Работая в Севастополе, Э.И. Тотлебен получил колоссальный опыт ведения подземной минной войны, и, вероятнее всего, именно этот опыт был положен в основу строительства николаевских фортификационных сооружений.

  В.В. Яковлев указывал, что Николаев после Севастополя был важнейшим стратегическим пунктом на всем Черноморском побережье. Здесь находились обширное адмиралтейство, верфь, множество зданий морского ведомства и склады корабельного леса. В городе насчитывалось до 40000 жителей; кроме того, здесь имелась переправа через р. Южный Буг. С занятием союзниками южной стороны Севастополя важность Николаева возросла еще более, и наступало время обеспечить от атаки неприятеля этот важный пункт, который до 1855 г. не был укреплен.

  По проекту Э.И. Тотлебена, к осуществлению которого приступили немедленно, укрепления, прикрывающие Николаев с сухого пути, состояли из линии люнетов и батарей; на случай же возможного прорыва неприятельского флота были устроены земляные батареи для обстреливания Буга. В начале ноября эти батареи были уже вооружены, а доступы к ним со стороны реки защищены подводными минами; вслед за этим начато и вооружение сухопутных укреплений, где были устроены прочные пороховые погреба и блиндажи на 15000 человек.

  Как видим, при строительстве оборонительных сооружений Николаева производится колоссальный объем работ под руководством Э.И. Тотлебена: строится целая сеть редутов и люнетов на подступах к адмиралтейству. В акватории реки Южный Буг был насыпан искусственный остров, и на нем устроена Константиновская батарея. Вероятно, успешный опыт ведения минной войны в Севастополе, а именно противодействие противнику при помощи сети подземных галерей, обусловил появление подобных сооружений и в Николаеве.

  После Крымской войны пересматриваются коренным образом принципы крепостного строительства, и законодателем мод выступает именно Э.И. Тотлебен. Он отказывается от строительства крупных фортификационных сооружений в пользу рассредоточения их по местности с целью распыления сил противника.

  При строительстве оборонительных сооружений Николаева в 1850-1856 гг. батареи располагались недалеко от нынешнего Ингульского моста, на мысе Порохового погреба, в Спасске, на Лесковой косе в коммерческом порту и т.д. Возможно, они соединялись подземными ходами с целью оперативной переброски боеприпасов, вооружения и войск.

  Другим предназначением подземных галерей под городом, вероятнее всего, была подготовка к ведению долговременной минной войны. Подтверждение этому можно найти в книге, изданной Гипроградом в 1931 году, в которой николаевские катакомбы тоже называются минами, о направлении которых сказано, что они идут от здания Окрсуда (бывшее Морское собрание) — к Сухому Фонтану и далее по берегу Буга на запад к Лесковой косе. У Сухого Фонтана за Допром начинаются катакомбы, ведущие по городу к гавани.

  Для того, чтобы понять, как именно производились подземные работы при строительстве минных и контрминных галерей, вновь обратимся к статье генерала М. Шварте, к той части, где описывается непосредственно технология работ. «Все галереи и колодцы, кроме как выделанные в скале, приходилось одевать для предохранения от обвалов грунта при стрельбе артиллерии... Удаление земли производилось почти исключительно земленосными мешками, которые тащились вручную, или при помощи минных тележек, или посредством подъездных путей до поверхности земли или через отверстия колодца. В минных спусках удаление земли производилось при посредстве висячих или скользящих дорог, в колодцах — при помощи каната с бадьей. Для вентиляции первоначально служили ручные вентиляторы с зубчатой передачей... В качестве воздухопроводных труб лучшими оказались картонные, обернутые непромокаемой материей».

  Безусловно, книга написана спустя 70 лет после строительства николаевских оборонительных сооружений, но к тому времени технология проведения работ еще не претерпела существенных изменений.

  Ознакомиться с некоторыми фрагментами описанных сооружений возможно и в нынешнее время. Так, например, периодические провалы на улицах города показывают, что большинство подземных сооружений города Николаева облицовано камнем, а некоторые входы в подземные галереи имеют вид вертикальных колодцев. Кроме того, при проникновении в подземную галерею во время исследовательской экспедиции 1992–1993 годов были обнаружены остатки деревянного желоба, который был уложен вдоль одной из стен. Возможно, именно он и служил для подачи воздуха строителям минных галерей.

  Важно отметить, что известный мастер фортификационных сооружений оставил о себе след не только на примере конкретных сооружений, но и в литературе. На основе опыта, полученного при строительстве оборонительных сооружений Николаева, в 1855 году Э.И. Тотлебеном была издана «Записка о вооружении укреплений г. Николаева и вообще укрепленных позиций, предназначенных выдержать осаду», в которой выражены идеи, явившиеся основой Русской фортификационной школы.

  Таким образом, строительство севастопольских и николаевских оборонительных сооружений во время Крымской войны не только сыграло важную оборонительную роль, но и заложило основу дальнейшего совершенствования стратегии и тактики ведения боевых действий, оказав существенное влияние на развитие военно-инженерного дела в России и за рубежом.

 *   *   *

 

 

 

Исследования Шуховский водонапорной башни

  Исследования Шуховской водонапорной башни через отверстия смотровых люков. Тем не менее, мы увидели не только аккуратно сложенные из ракушечника стены и арки, но и надписи, сделанные над некоторыми трубами. Они указывали на номера колодцев николаевского водопровода, откуда подавалась вода к башне. Оказалось, что колодцев, подключенных к ней, было восемь. Трубы чугунные, соединение между собой — фасонное, наверное, именно поэтому они продолжают стоять целыми и сейчас.

  Интересно, что даже сегодня со стороны города они находятся под давлением, это видно на снимках заглушек, через сальники которых просачивается вода.

  Очень интересным оказался и водомер на одной из труб. Вообще эта часть башни — просто музей.

  Ничего не изменилось там за всю вековую историю. И кладка, и трубы, и маркировка, и даже специальные деревянные дощечки, прикрывающие места прохода трубопроводов сквозь каменную кладку, остались невредимыми за 100 лет эксплуатации.

  Лишь кто-то разбил стекло на водомере, стащил с него стрелку, да автогеном прорезали трубы подачи воды на башню.

  После подземной части мы осмотрели и надземную. Она пострадала куда больше. В годы Второй мировой войны башня была взорвана немецкими оккупантами, а затем, после освобождения города, поднята и восстановлена.

  Спустя восемь лет после нашей экспедиции, с 6 по 10 августа 2012 года, башня была исследована европейскими специалистами. Были выполнены деформационные измерения, оформлена фотодокументация основных узловых элементов и установлена объективная картина всех повреждений.

  А 10 августа 2012 года специалисты собрались за круглым столом в горисполкоме и обсудили проблемы и перспективы нашей достопримечательности — водонапорной башни Шухова, старейшего сооружения в Украине, построенного по проекту всемирно известного ученого.

  Как утверждает доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой коррозионно-водяной деградации и защиты материалов Физико-механического института имени академика Г.В. Карпенко Г.М. Никифорчин, применение электросварки при восстановительных работах в 1944 году было большой технической ошибкой, так как металл, из которого изготовлена башня, по своим свойствам не предназначен для электросварки. Поэтому сегодня эти швы практически пришли в полную негодность. Коррозия разрушает металл не только рядом со сварными швами, но и сами швы корродируют очень сильно и в некоторых местах просто отсутствуют.

  Сегодня башня требует капитального ремонта. Нет, никто не планирует использовать ее по прямому назначению, но сохранить ее для потомков — это наша прямая обязанность.

  Как рассказал руководитель интернационального проекта «Инженерное искусство раннего модерна. Стратегии В.Г. Шухова в проектировании легких металлических конструкций», научный сотрудник Мюнхенского университета А.И. Кутный — башня «по факту» отличается от конструкторской документации, находящейся в архиве Николаевводоканала, возможно, это следствие ее восстановления в 1944 году, а возможно, — сам инженер В.Г. Шухов вносил изменения в процессе изготовления. На заводе Барри встречаются пояснительные записки к чертежам, в которых описаны изменения и их причины, но к нашей башне таких записок пока не найдено.

  В каком же состоянии башня находится сегодня? Безусловно, в плохом, но запас прочности, заложенный гениальным инженером, продолжает удивлять даже специалистов. Практически без всякого ухода башня находится вот уже 40 лет, тем не менее она устойчива и прочна. Вероятно, при взрыве во время ВОВ была нарушена геометрия башни и некоторые ее конструкции не имеют идеально круглой формы, а имеют форму эллипса. Тем не менее, при условии эксплуатации башни без заполнения ее резервуара водой эти изменения никак не повлияют на ее прочностные характеристики. Необходимо восстановить клепанные соединения, некоторые конструкции, но ни в коем случае не менять их полностью.

  Ценность нашей башни еще и в том, что она аутентична, т.е. практически полностью сохранилась за свою вековую историю.

  Специалисты Физико-механического института готовы не только восстановить сам конструктив, но и выполнить покрасочные работы, причем в качестве первого слоя предлагается нанести специальный состав из эпоксидной смолы и алюминия, а уже потом наносить декоративную окраску. На свое специальное покрытие специалисты дают гарантию — 50 лет. Но, кроме проблем чисто технических, существуют и другие: башня не находится на балансе водоканала, и поэтому за столько лет специалисты не могут ее даже покрасить. У башни практически нет конструкторской документации, за исключением архивных документов, относящихся к периоду строительства башни. Их отсутствие не позволяет даже составить смету на ремонтно-реставрационные работы.

Андрей Шинкаренко о водонапорной башне Шухова в Николаеве

 

  Однако сделанное специалистами в августе 2012 года — первый камень в фундамент процесса по сохранению и восстановлению этого уникального памятника инженерной мысли, способного стать не только украшением нашего города, но и его визитной карточкой.

 

*   *   *

 

 * Журнальный вариант. Публикуется по изданию: Андрей Шинкаренко «Капсула времени Николаева». Историческо-краеведческая литература. Николаев: Издательство Ирины Гудым, 2019 — 140 с.

  Книга рассказывает об истории города через призму интересных и малоизвестных фактов, собранных автором на протяжении 15 лет. Рассмотрена судьба памятника адмиралу Грейгу и результаты его поисков. Интересные факты и легенды о катакомбах Николаева, водонапорной башне и первом Спасском источнике. Отдельный раздел книги — «Дневник восстановления Турецкого фонтана» — это и история самого сооружения и документальный подробный рассказ о его реставрации.  Некоторые, на первый взгляд, обычные инженерные сооружения, такие как Ингульский и Варваровский мосты, плавучий док, построенный еще для линкора «Императрица Мария» и продолжающий работать до сих пор, система смазки кремлевских курантов — дают представление об огромном научно-техническом потенциале города. Взгляд на столетнюю историю николаевского трамвая представлен через призму истории билетов на проезд в нем и судьбе человека, незаслуженно забытого горожанами — директора трампарка Евгения Николаевича Штемберова. Рассказ о кораблях — это история известного многим николаевцам учебного судна «Георгий Седов» и судьба некоторых кораблей николаевской постройки, как построенных, так и недостроенных в Николаеве.

 

Category: Николаевская старина

   

Олександр Ярославович Лагошняк

   Народився 8 жовтня 1957 р. в Росії, та невдовзі уся сім’я переїхала на постійне проживання до України.  За фахом О. Лагошняк – інженер. Працював на різних посадах в Миколаївському кораблебудівному інституті. Автор книг: «Історія одного роду», «Від Старої переправи до Варварівського мосту», «Таємниці Трихатського мосту».

  Публікував статті історичного і краєзнавчого спрямування в газетах і журналах, приймав участь в етнографічних конференціях. Автор ряда біографічних розвідок про історію появи давніх переправ і мостових споруд на українських річках. Учасник клубу «Золотая ладья» і миколаївського товариства «Просвіта». 

 

 

 

 

Таємниці Трихатського мосту

(історичний і технічний нарис) 

 На календарі 1855 рік. Закінчувалась Кримська війна Росії з Туреччиною. Останній допомагали Англія і Франція. Попри героїзм рядових захисників Севастополя, вийти переможцем у цій війні Росія не змогла. Її поразка в кримській кампанії 1853–1855 років, яку вона сама й розпочала, примусила царський уряд шукати причини військових невдач. Серед основних були названі: віддаленість театру воєнних дій від центральних районів імперії, відсутність необхідної інфраструктури, непроїзні шляхи у весняно-осінній час. Названі чинники фатально вплинули на постачання армії усім необхідним. В таких умовах увесь тягар війни ліг на південні українські території, а винести його на своїх плечах прифронтовим губерніям вже не було снаги. Виснаження окремих регіонів імперії у воєнні роки, яке позначилося у широкій мобілізації до війська рекрутів, вилученні селянських возів і тяглової сили, дефіциті фуражу й зерна, всебічному збіднінні населення, нарешті, відстороненні останнього від домашнього господарювання і призвело до занепаду економіки на довгі роки.

  Закінчення Кримської війни співпало зі смертю царя Миколи І, його наступником став Олександр ІІ. Це дало можливість проводити необхідні реформи. Було скасовано перебування селян у стані військових поселенців, відмінено кріпосні відносини. Отримали свободу деякі політичні в’язні, зокрема, декабристи і Т. Шевченко. З наданням колишнім кріпакам права громадянства постали питання у необхідності місцевих адміністрацій, і з 1864 р. в імперії стало можливим обирати народних представників для нагляду за освітою, здоров’ям, утриманням шляхів та ін. Земства отримали нове значення – їх члени стали відбиратися з числа виборців. Ці зміни стали сигналом для розвитку країни. Але за умовами повоєнного мирного договору, заборона для Росії будівництва на Чорному морі власного флоту позбавила роботи багатьох мешканців приморських міст. Особливо це відчули на собі миколаївці. Миколаївські верфі простоювали, населення міста стрімко скорочувалось. Миколаїв поступово набував ознак невеличкого другорядного містечка.

Та коли керманичем флоту і губернатором міста став Богдан Глазенап, усе швидко почало змінюватися. Його призначення на цей пост було великою вдачею для міста. На відміну від його попередника – адмірала Лазарєва, який зовсім не дбав про розвиток Миколаєва, Глазенап став тим, хто фактично врятував місто від занепаду. Завдяки його клопотанням було знято обмеження на захід у місто іноземних суден. Почали працювати комерційний порт і митниця, пожвавлювалась торгівля, підприємницький люд почав повертатись до міста. Миколаїв, який усі роки лихоліть потерпав від солдатських постоїв, зміг нарешті зосередитись на власному розвитку. Ще наприкінці війни замість Варварівської переправи через Південний Буг був наведений наплавний міст, який привернув до міста товари з правобережних поселень й істотно підняв торгове значення Миколаєва. Через декілька років після реформи 1861 р. селяни просто завалили місто зерном. Миколаїв переставав бути поселенням біля верфі – він перетворювався на велике місто, що відтоді нерозривно буде пов’язане з прилягаючою величезною густонаселеною територією, яка назавжди забезпечуватиме його порт постійною роботою.

Важливим кроком для поєднання Центру імперії з віддаленим Півднем стало рішення уряду про будівництво залізниць. Промисловість Росії не була достатньо розвиненою, тож, рішення було скоріше стратегічним. Та наразі воно отримало й економічний характер, адже в останні роки швидко зростало сільськогосподарське виробництво і виникала потреба у транспортуванні збіжжя до морських портів. Як би там не було, будівництво сітки залізничного сполучення стало, фактично, головною ідеєю імперії на довгі роки. Впродовж п’ятдесяти років Росія проводила одну з небагатьох у власній історії вдалих модернізацій своєї економіки. Стимул був високим, адже один потяг міг доставити у короткий термін стільки вантажу, скільки перевозили 400–500 возів. І якщо для кожного такого возу потрібен був візник, – а перевезенням на далекі відстані ще з прадавніх часів займались чумаки, – то для обслуговування паротяга необхідно було лише два машиністи. Рух потягу не залежав від поганої погоди і розбитої дороги, а його склад вимагав лише вчасного змащення колісних пар та інших деталей.

На початковій стадії побудови залізниць Росія взялась реалізовувати цю ідею за рахунок коштів з казни й під чиновницьким управлінням. Та життя швидко показало, що без залучення ентузіазму підприємців мало що вдасться. Тому згодом вирішили вести будівництво шляхом надання концесій. Під це випускались акції й облігації, а уряд гарантував їх дохідність. Невдовзі з’ясувалося, що за браком коштів акціонерні організації також не зможуть відбутись. Наприклад, двічі видавалась концесія на спорудження лінії з Одеси до Києва, та будівництво розпочали лише після того, як необхідні суми були виділені урядом. 

Перша залізниця на українському Півдні у 1865 р. з’єднала Одесу з Балтою (220 км). Вона діяла автономно і не поєднувалась з іншими коліями до 1867 р., доки не відкрили рух на ділянці Балта – Голта (Первомайськ) – Єлизаветград (Кіровоград).

Уряд продовжував будувати, а принагідно вивчав досвід інших країн у залученні коштів для будівництва залізниць. Згодом він прийшов у цій справі до видачі «попередніх посвідчень для пошуку капіталу». Підряди на будівництво доріг надавались лише після збору необхідних сум, а тоді вже підрядник створював акціонерне товариство (АТ). Щоб заохотити підприємців до нової і ризикованої справи, уряд надавав чималі пільги, наприклад, дозволив їм випускати власні облігації під гарантії казни. Ті сміливці, які одними з перших Фрагмент карти південних залізниць станом наприкінці ХІХ ст. спробували прикластися до будівництва залізниць, згодом стали заможними людьми. Найчастіше то були люди, наближені до міністерських кабінетів або пов’язані з петербурзькими посадовцями родинними зв’язками. Вони створювали АТ, випускали акції, а потім розповсюджували їх поміж своїх вкладників.

Хоч за законом усі акціонери мали право впливати на діяльність АТ, та насправді рішення приймали лише ті декілька осіб, в чиїх руках знаходилось багато акцій. Вони вирішували справи від імені загальних зборів, затверджували необхідні постанови, залучали додаткові кошти і, врешті, розподіляли прибутки. Дрібні власники акцій, так звані «мінорітарії», фактично, не впливали на політику АТ (проблема мінорітарних власників не вирішена у світі до сьогодні, але не секрет, що їхні голоси інколи намагаються застосовувати в нечесній конкурентній боротьбі). Але так чи інакше, та лише незначна кількість доріг будувалась без участі казни. Зазвичай, великі кошти з державного бюджету надходили на будівництво. Підрядники при тому отримували шалені прибутки, суттєво завищуючи вартість будування, інколи – в п’ять разів. Величезне значення набула можливість отримати концесію на прокладення залізничної гілки.

А через 2–3 десятиліття від початку створення залізниць основні підрядники вже навіть не займались власне питаннями будівництва – їхнім завданням було отримати концесію. Опісля вони передавали право на будівництво доріг численним субпідрядникам, яким також було дуже вигідно займатись цією справою. Держава не могла завадити значним крадіжкам на залізниці, оскільки, з одного боку, державне управління концесіями було неефективним, а з іншого, вкрадені кошти знову повертались через хабарі до можновладців, збагачуючи їхні кишені.

 

Аварія царського потягу під Харковом у 1888 р. (21 загиблий)

 

Траплялося, що окремі залізничні гілки, раніше збудовані за рахунок казни, пізніше віддавались у приватне управління. Так, лінії Одеса – Балта, Балта – Єлизаветград – Кременчук у 1870 р. були викуплені акціонерним товариством «РОПиТ» (Российское общество пароходства и торговли, рос.). Причому, уряд отримав за них не гроші, а лише облігації. Щоправда, в 1894 р. казна знов вступила у володіння цими дорогами. Неефективною була й система обрахунків за будівництво. Вони проводились «поверстно», тому будівельники поспішали вкладати шпали і рейки, а інфраструктура і придорожні об’єкти одразу не будувались. У подальшому перевищення вартості побудови доріг основними і другорядними концесіонерами позначиться на безпеці руху потягів. Адже розробляючи проекти і складаючи кошториси, підрядники заявляли високу якість колії, декларували можливість руху потягів по дорогах на високих швидкостях і, при тому, надмірно завантажених. Насправді ж, дерев’яні шпали часто вкладались вкороченими і не просмоленими, а баластна «подушка» із гравію була недостатньо об’ємною. В результаті такий шлях не міг гасити потужні коливання, які виникали при проході потягу. Рухомий склад для залізниць закуповувався застарілий, наприклад, вагони у Російській імперії були двоосні, тоді як в інших країнах у той час вони випускались вже чотирьох і шестиосними. Сходження потягу з рейок і аварії у ті роки не були дивиною.

Як уже йшлося, з приходом до керівництва Глазенапа, Миколаїв являв собою місто з високим рівнем безробіття і порожньою казною. Про будівництво суден, а отже, про поповнення міського бюджету, давно забули. У місті не було жодної замощеної вулиці, якщо не вважати такими узвози до мостів через Інгул і Південний Буг. Глазенап розробив і почав реалізовувати програму відродження міста. З відкриттям порту Миколаїв став розвиватись стрімкими темпами. У місті почала друкуватися газета «Николаевский вестник». Вона висвітлювала різні сторони життя миколаївців, розповідала про те, як розвивається місто, наголошувала на необхідність залізничного сполучення з ним. До зростаючого Миколаєва вело 5–6 степових доріг, які могли бути непроїзними по півроку. Вантажі все ще доставлялись до міста чумаками на волах, поштова служба щоденно заганяла коней, а зерно, в основному, сплавлялось водними артеріями. Разом з тим, сусідня Одеса, до якої вже прийшов поїзд, стрімко розвивалась.

Потім в Одесі збудували завод для переробки вугілля на газ, і вулиці вечірнього міста засяяли світлом. Одеса почала швидко розростатись. Тоді Глазенап поставив собі за мету: прокласти залізницю до Миколаєва. Він порадився з Земством і міською громадою. Більше 70% мешканців сорокатисячного міста належали до військово-морського середовища, а отже не мали права голосу. Але більшість з тих, хто мав таке право, а це десята частина, підтримали губернатора. Відтоді багато сил Глазенап поклав на реалізацію цієї ідеї, а питанням прокладення залізниці в місті став опікуватись Біржовий комітет. Щоб уникнути будівництва вартісних мостових переходів через річки, Біржовий комітет запропонував прокласти лінію від Миколаєва у межиріччі Інгулу та Інгульця зі з’єднанням з лінією Балта – Єлисаветград у найближчій точці. Земство ж пропонувало тягнути лінію до Кременчука, причому, воно домовилось з купцями про участь у будівництві. Проти варіанту Земства було міністерство шляхів сполучення (МШС).

Треба було прийняти компромісне рішення. Тоді депутація із Миколаєва вирушила до Петербургу, щоб у Сенаті відстоювати право міста на залізницю. До столиці паралельно поїхав і Богдан Глазенап. Хоч представники конкуруючої Одеси усіляко протидіяли Миколаєву, намагаючись завадити отриманню дозволу, все ж цей вояж губернатора увінчався успіхом. Рішення з’єднатись з дорогою Балта – Кременчук в найближчій точці (в районі Знаменки) було прийняте, а майбутню дорогу стали іменувати Знаменсько – Миколаївською. За сприяння графа Строганова і барона Штиглиця утворили АТ, яке отримало концесію на будівництво. Та окрім утворення концесії потрібні були й кошти. Їх активно шукав уряд, шукала миколаївська влада. Енергійну участь брали миколаївські купці Бухтєєв і Клатковський. Хліботорговці ж, в чиїх руках зосереджувались на той момент чималі капітали, не поспішали вкладати гроші в «повітря». Із залученням коштів і купівлею акцій у Миколаєві пов’язано декілька афер.

Деякі підприємці, як наприклад, німецький колоніст Сторр або граф Браколліни, на основі закону «Про користування сирітським капіталом» закладали сирітське майно, брали кредити в банках й купували акції АТ. А згодом, коли кредит набував статусу неповернутого, майно сиріт опинялося у володінні банкірів. «Свій» зиск отримали й столичні концесіонери Строганов і Штігліц, які невдовзі від’їхали до столиці (С. Гаврилов, Ю. Любаров. Николаеву 220 лет. Очерки истории жизни города Н., 2009). На початку 70-х років, вже не маючи можливості розміщувати облігаційні папери з будівництва залізниць на внутрішньому ринку, уряд вирішує звернутися до зовнішніх запозичень. У березні 1872 р. для побудови лінії Знаменка – Миколаїв випускають облігації на суму 15 млн фунтів стерлінгів, а ще пізніше їх випустять також у пруських талерах, притягнувши і германський ринок. Темпи будівельних робіт були високими. Активну участь в них приймали мешканці Миколаївщини. За шість років будівництво Знаменсько-Миколаївської залізниці було завершене. У Миколаєві влаштували товарну та пасажирську станції, біля станції замостили шосе – 4 000 кв. саж. У 1873 р. відкрився рух потягів. Це стало знаменною подією для Миколаєва й усього Півдня. Завдяки залізниці Миколаїв суттєво піднімався у рейтингу крупних полісів, а миколаївський порт за обсягами вантажоперевезень поволі ставав одним з найбільших в імперії.

У той період інші великі міста України також вже мали залізничне сполучення. Інтенсивно велось спорудження ліній на західноукраїнських землях. Ще у 60-ті роки перші поїзди від Львова прийшли до Станіславу (Івано-Франківськ) і Чернівців, були прокладені рейки до російського кордону. На підросійській Україні особливо багато уваги приділялось поєднанню дорогами великих міст. Велось будівництво доріг Балта – Київ, Київ – Харків. Великі кошти вкладались у спорудження магістралі Москва – Харків – Азов. До 1870 р. на цих лініях відкрився рух. В 1875 р. поїзди з Харкова прийшли в Крим (Сімферополь, Севастополь), а ще через два десятиліття на кримському півострові запрацювала гілка східно-західного напрямку Феодосія – Джанкой. В 70–90 роки ХІХ ст. активно велась прокладка ліній в Донбасі. Спершу Донбас не мав виходів до морських портів, тільки до маріупольського, який вважався дорогим у порівнянні з чорноморськими.

В 1884 р. збудували перемичку Донбас – Катеринослав – Кривий ріг – Долінська. Тоді не лише донецьке вугілля поєдналось із криворізькою рудою, а і для Донбасу відкрилась можливість через ст. Долінську діставатись зручного миколаївського порту. Таким чином, до кінця ХІХ ст. ключові магістралі були прокладені, до більшості крупних міст прийшли поїзди. В той же час на початку ХХ ст. велике сусіднє місто Херсон вважалось центром губернії, а Одеса і Миколаїв були у його підпорядкуванні. Натомість, саме Херсон залишався одним з небагатьох губернських осередків, який не мав залізничного зв’язку з іншими містами. Особливим подразником для херсонців був Миколаїв – більш щасливий і удачливий сусід.

Віддача першості Миколаєву і Одесі викликали занепад економічного життя міста. Херсонські керманичі усіма силами намагались довести доцільність побудови залізничної колії з заходом у Херсон. Сотні херсонських делегацій відвідали столицю. На це пішло майже три десятиліття. Лише на початку ХХ ст. нагорі відгукнулись на клопотання херсонського керівництва. Було запропоновано з’єднати Херсон з Миколаєвом і Одесою. Реалізація цього кроку дозволила б завершити процес створення мережі залізниць північного Причорномор’я. Від Херсону до Миколаєва відстань 62 км і тут, окрім основного полотна, необхідно було будувати для переходу через Чорнобаївську, Білозерську і Вірьовчану балки принаймні три штучні споруди. Побудова їх не викликала якихось складнощів, хоч найбільша з них – перехід через Вірьовчану балку – мала немалий отвір 125 м.

 

Карта Херсонської губернії в 1884 р. з сіткою залізниць * Ліски, Спаське, Соляні, Водопій, Урочище – райони міста Миколаєва. 

 

Якщо місцевість між Херсоном і Миколаєвом пролягала степовою рівниною і не передбачала спорудження значних мостів через річки, то щоб далі дістатись Одеси, потрібно було будувати великий мостовий перехід через Південний Буг. Питання стояло в тому, у якому місці цей перехід перетне судноплавну водну артерію. З самого початку було задумано, що колія з Херсону дійде до миколаївської станції, а від неї з району Лісків* перетне річку і далі, через селище Варварівку, по лінії існуючого гужового тракту дістанеться Одеси. Цей варіант активно підтримувала міська влада Миколаєва, сподіваючись, що по зведеному капітальному залізничному мосту можна буде пустити також і гужовий транспорт й, таким чином, місто вирішить вічну транспортну проблему. Такий розвиток подій був би найвдалішим для миколаївців, адже існуючий на той момент дерев’яний наплавний міст через Південний Буг часто розбивало штормами, подорожуючі з-за того потерпали від незручностей, а часто – ризикували життям. Тож, міська влада увесь час думала про те, як покращити становище.

Можливість побудови металевого залізнично-гужового віадуку, який би перетнув Південний Буг по лінії Спаське – Варварівка або ж Ліски – Варварівка, активно проговорювалась у Миколаєві на той час ледь не щодня. З побудовою залізниці від Херсона до Одеси це питання могло вирішитись. У 1901 р. були проведені початкові проектні роботи на предмет спорудження мостового переходу. Відтоді ніщо, крім браку коштів, не заважало розпочати роботи найближчим часом. Будівництво залізниці і мосту могло початись уже в 1903 р., хоча реалістам добре відомо, що у російській імперії від проголошення ідеї до реалізації планів треба чекати десятки років. І дійсно, лише у лютому 1905 р. знов повернулись до ідеї побудови залізничного мосту. Миколаївський градоначальник тоді доручив директору-розпоряднику Спілки суднобудівних, механічних і ливарних заводів продовжити вишукувальні роботи на берегах Південного Бугу.

З настанням тепла група, у складі якої були інженери шляхів сполучення В. Латт і К. Гриневич, приступила до роботи. Вдруге були виконані проміри глибин Бугу, проведені бурові роботи, виконані інші заходи. Ці ж фахівці повинні були розробити проект мостового переходу, на який миколаївці з нетерпінням чекали (ДАМО. – Ф. 229. – Оп. 1. – Спр. 956). Щоправда, Морське відомство, яке опікувалося будівництвом військових кораблів у Миколаєві, одразу попередило, що яким би високим міст не був, розташовувати його зі Спаського урочища воно згоди не дасть. Причина була зрозуміла: зайві хвилювання під час виходу у відкрите море великих суден з Адміралтейської верфі*. Тому, щоб уникнути можливих незручностей, відомство запропонувало: майбутню залізничну лінію з Херсону з’єднати з існуючою Миколаїв – Харків не в місті, а біля роз’їзду № 12 на південно-східній околиці Миколаєва.

За цією пропозицією, від роз’їзду № 12 лінія повинна була прямувати на північ, перетинати мостом р. Інгул, потім йти через селище Тернівку, проходити повз Соляні, а за ними переходити другим мостом через Південний Буг і далі тягнутися до Одеси. Тобто військові пропонували направити лінію в обхід Миколаєва. Звістка про запропоновану Морським відомством нову траєкторію майбутньої залізниці зчинила паніку в миколаївських кабінетах, адже руйнувались усякі надії на зведення у Миколаєві капітального мосту через Буг. Міські чиновники категорично наполягали в потребі тягнути залізницю саме через місто і річку до Варварівки. Ніяких обходів навколо Миколаєва вони не признавали.

Аргументували це тим, що 100-тисячне місто розташоване на площі 10 кв. км з центром, який склався. Вони доводили, що новий залізничний вузол, який так чи інакше виникне при злитті двох залізничних колій біля роз’їзду № 12, з часом утворить біля себе другий центр. А два центри, на відстані декількох кілометрів один від одного на негусто населеній території, на їхню думку, є річчю неприйнятною. Крім усього, тоді ще необхідно буде будувати станцію, два мости і зайвих 10 км рельсової колії. Погодимось, що їхні доводи були слушними. У Миколаєві на той момент і справді сформувався доволі значний центр міста. Міська управа заробляла великі суми за рахунок «півкопієчного» збору від товарів, які експортувались за кордон (200–250 тис. руб за рік). На ці кошти місто будувало каботажну гавань, міський водопровід, освітлювало вулиці і замощувало їх бруківкою. За рахунок іншого збору – портового – до казни надходило щорічно ще 100–150 тис. руб. Існував також якірний збір за стоянку суден. Фінансовий стан міста за таких умов поліпшився. Миколаїв готовий був реалізовувати амбітні проекти. Серед депутатів лунали навіть закиди: чи не розпочати за кошт міста деякі роботи з будівництва мосту? Та коли економічна ситуація в країні погіршилася, усі портові збори були відмінені урядом. Відтоді стан фінансів миколаївської управи ледь дозволяв зводити кінці з кінцями.

 

План Миколаєва початку ХХ ст. * Адміралтейство – суднобудівна верф, яка пізніше почала називатись «Руссудом», а у радянські часи – Заводом ім. 61-го Комунара.

 

Та Миколаїв не полишав надій. Тепер гроші на спорудження віадуку можна було чекати лише з центральних джерел, тобто від уряду. На жаль, місто на той час не мало впливового градоначальника, який би міг вирішувати такі питання в столиці. За останні роки їх змінилося на цій посаді четверо. Містяни навіть прізвища не встигали запам’ятовувати. Хоча губернська влада час від часу робила заяви, підтверджувала доцільність спорудження залізниці через місто з високим мостом через Південний Буг. Серед інших аргументів нею наводився приклад мосту на північно-германському каналі, в якому для пропуску великих суден передбачався підйом центрального прольоту. Цей варіант також пропагував миколаївський підрядник Юстусь, а Голембієвський на його замовлення навіть спішно виконав проект бузького мосту. Згідно з проектом під мостом вільно проходили крейсери і панцирники Адміралтейства.

В результаті Морське відомство погодилось із доказами і таки дало згоду на будівництво мосту з Лісків. Противників спорудження віадуку на Варварівку більше не було. Здавалося, що й фінансова сторона ось-ось вирішиться. Миколаївці з надією чекали початку побудови переходу, а власник Варварівської економії граф Ламберт – людина розумна і рішуча, відчуваючи економічні вигоди від майбутнього мосту, навіть мав на руках контракт із Земством на будівництво місцевої вузькоколійної залізниці з розгалуженням по вулицях Варварівки. Ще один миколаївський підприємець – купець Бішлер – у 1906 р. відкрив у Варварівці прекрасний парк з ресторанами, концертним залом, естрадою, й налагодив постійне катерне сполучення. Жити в містечку на правому березі Бугу ставало більш привабливо, і його населення почало зростати.

Проте проекти побудови капітального залізнично-гужового мосту та варварівської вузькоколійки так і не були втілені в життя. Причиною було те, що вкотре змінилась думка керівників Морського відомства стосовно доцільності побудови мосту в межах Миколаєва. Суднобудівний завод «Руссуд», який у 1911 р. став правонаступником Адміралтейства, знову виказав категоричну незгоду з ідеєю побудови залізничного мосту в районі Спаського або Лісків, в черговий раз засмутивши миколаївців. Ну а лінію Херсон – Миколаїв таки побудували у 1907 р. За правилами, побудовані штучні споруди на цій лінії належним чином пройшли випробування. Їх проводили шляхом навантаження зведених містків вагою трьох паровозів і ста завантажених вагонів. Після того споруди пройшли ще й динамічні іспити, і лише 18 серпня 1907 р. комісія дозволила рух поїздів. Херсон домігся своєї мрії, та для продовження лінії до Одеси бракувало волі. Питання в черговий раз було відкладено.

 

Схема залізничного мосту через балку Вірьовчану. 1907 р.

На початку ХХ ст. карта залізниць Херсонської губернії умовно мала вигляд неправильного квадрата: Одеса – Балта – Єлизаветград – Херсон, кути якого були з’єднані залізничними лініями. Лише одна сторона цього квадрата залишалась незамкнутою, бо між Миколаєвом та Одесою не було зв’язку. Натомість, всередині його залишався величезний простір Очаківського степу, де пролягали тільки ґрунтові дороги і не було залізничних сполучень. А між тим, це був істотний хлібородний район. У міжсезоння за відсутності проїзних доріг виробники зерна не могли дістатись місць збуту своєї продукції. Вознесенська управа постійно привертала увагу на необхідність проведення колії з Одеси на Вознесенськ і далі – на північ. У той час Миколаїв не проявляв особливої ініціативи з приводу ідеї побудови діагоналі Одеса – Вознесенськ – Північ, але й не намагався протидіяти їй. Бурхливий розвиток міста завдяки перенаправленню хлібних потоків до його порту, цілком влаштовував міське управління. Після відкриття комерційного порту і появи залізниці Миколаїв переманив з Одеси чимало іноземних суден. Одеса ж переживала не кращі часи.

Після революційних виступів 1905 р. сталися події, які похитнули економічні устої півмільйонного полісу. Кількамісячні страйки на заводах і в порту знищили останні ознаки розквіту міста. Банки стали відмовляти міському управлінню у наданні кредитів. Обіг готівки впав, кращі магазини Одеси у ті дні по декілька годин не бачили покупців. Майже всі галузі зовнішньої торгівлі звузили свої темпи. Експорт цукру скоротився до нуля, хоч у останні роки Одеса щорічно відвантажувала 2–3 млн пудів (Одесские новости. – 1907. – 18 ноября). Показники у торгівлі зерном зменшувались за рахунок зростаючих оборотів сусідніх чорноморських портів. Одесі загрожувала небезпека залишитись позаду інших міст. Особливо непокоїв одеситів зростаючий миколаївський порт. Як не хвилювалась Південна красуня з приводу бурхливого зросту амбіційного сусіда, та вдіяти нічого не могла. А Миколаїв, знай собі, додавав балів в хроніку зернових операцій. Раптом дізнались одесити про проект побудови магістралі Одеса – Вознесенськ – Черкаси – Північ. Вони одразу збагнули, що ця лінія може спасти Одесу. – А подайте нам на розгляд проект нової дороги, – заявили члени одеського біржового комітету.

На той час Одеса була напряму зв’язана залізницею з північно-західним районом. Що стосується північного напрямку, то тут лінія представляла собою криву, і це відзначалося зайвими витратами. У разі побудови діагоналі Одеса – Вознесенськ – Північ, відстань від Одеси до Москви скорочувалася на 175 км, до Харкова – на 109 км. Скорочення шляху давало зниження залізничного тарифу, отже – суттєву економію перевезень. Одеські біржовики неабияк зраділи від таких переваг (Николаевская газета. – 1907. – 5 июля.). Ідея про з’єднання Одеси з внутрішньою Росією заволоділа головами одеситів. – Ну тепер ми покажемо тобі (Миколаєву), дорогий сусіде. Віднині весь північний район Херсонської губернії замкнеться на нашому (одеському) порту, – тріумфували одесити.

Після того фінансові кола Одеси стали основним лобістом нової магістралі. За три роки в 1912 р. залізнична діагональ Одеса – Вознесенськ – Бахмач була побудована. Вона поєднала м. Вознесенськ з центральними районами імперії, а з південної сторони – з морським портом. Та як з’ясується пізніше, цим кроком південна Пальміра лише підіграла своєму одвічному конкурентові – Миколаєву. Тепер зернові потоки з північних Голти, Любашівки і ст. Помошна залізницею відправлялись до ст. Вознесенськ, там перевантажувались на баржі з подальшим сплавом Південним Бугом до Миколаєва, тоді як раніше ці вантажі спрямовувались до Одеси через Балту. А причиною такого скомбінованого маршруту був лагідний річковий фрахт*, менш витратний у порівнянні з невигідними залізничними тарифами. Таким його змогли запропонувати місцеві власники річкових суден. Та про це пізніше. * Фрахт – це плата за перевезення вантажу згідно договору. 

Херсон же, який знаходився внизу умовного квадрату, хоч і з’єднався залізницею з Миколаєвом у 1907 р., проте так і не отримав прямого сполучення з Центром. З тієї ж причини, яка загальмувала питання про спорудження залізничного мосту через Південний Буг, Херсонською управою стала проговорюватись ідея побудови окремої лінії із Херсону до Харкова з проміжною вузловою станцією в Апостолове. Оскільки будівництво планували провести концесійним порядком, то і обговорення велось за участю тих губерній, через які повинна була проходити дорога.

Згодом на небосхилі з’явились бажаючі прикластися до цього проекту – то були купці Чмутов і Андріанов. Знаючи, що залізниця не в змозі конкурувати з водними шляхами по Дніпру і Інгульцю, якими щороку сплавлялось 45 млн і 6 млн пудів зерна відповідно, вони заявили про доцільність тягнути лінію якнайдалі від водних артерій, а саме – по водорозподілу цих річок. Траєкторія дороги мала б пролягати степовою рівниною, не порізаною глибокими балками, та, врешті решт, лінія повинна була у якомусь місці перетнути р. Інгулець. Купці запропонували зробити цей перехід біля с. Баратівка, а вже на правому березі утворити залізничну станцію Галаганівка*. Станція мала би вигідне розташування – до Миколаєва 50 км, а до Херсона – 30. Але цей план було відкинуто, адже якраз саме у тому місці Інгулець судноплавний і має широкі розливи, отже потребував би зведення вартісного мосту.

Наступним, і вже остаточним варіантом, було ухвалено: перетнути Інгулець вище по течії – там, де судноплавство вже не здійснювалось. Згідно нового варіанту дорога мала проходити повз значні торгові посади Березнегувате і Висунськ. Заможним землевласникам цих містечок було запропоновано фінансово підтримати будівництво дороги, та вони не виявили зацікавленості у цьому проекті. Саме їхня байдужість позбавить у майбутньому мешканців цих населених пунктів отримати залізницю – вона пройде на відстані в 12 км від них. Траса начебто було узгоджена, та ідея будівництва залізничної дороги з Херсону до Харкова у ті роки викликала багато заперечень. І не тому, що дорога, яка мала протягнутися вздовж правого берега Інгульця довжиною в 100 км, перетинала балки і тому потребувала б побудови деякої кількості штучних споруд.

Справа в іншому. Херсонський порт поступався сусіднім портам багатьма критеріями. Якщо у Миколаєві при незамерзаючому лимані на той час існував великий елеватор, то у Херсоні при щорічному замерзанні річки – його не було. Тож, для зберігання зерна там потрібно було будувати ще більше сховище. В економічному відношенні херсонський порт, у порівнянні навіть з миколаївським, не кажучи вже про Одесу, не витримував конкуренції. Дніпровський канал до Херсону був доволі мілким і звивистим, а океанські зерновози потребували глибини каналу не менше 9 м. Для його поглиблення необхідно було витрачати щорічно 250 тис. руб., тоді як для миколаївського – лише 12,5. Для повного облаштування херсонського порту необхідно було 5 млн руб. і це суттєво підвищувало накладні витрати.

Економісти того часу це добре розуміли. Серед них була створена спеціальна група, яка підрахувала прогнозовані видатки. Вони виявились удвічі переважаючими над миколаївськими. Херсон не був готовим до прийому вантажів, які мали прибувати майбутньою залізницею, оскільки необхідно було будувати зернові магазини й інші належні споруди. Крім того, 95% експорту зерна, яке проходило через херсонський порт, завжди сплавлялось водними артеріями, і майбутня залізнична лінія не могла отримати нові вантажі з районів, які вона прорізала. Баржі, спускаючись Дніпром та Інгульцем, перевантажували хліб у порту прямо з рейду, що осаджало накладні витрати, до зниження яких завжди спрямовувались підприємці. За підрахунками групи, вартість фрахту до Миколаєва складала на 1 коп. з пуда менше у порівнянні з доставкою зерна в херсонський порт. Здається, що то мізерна цифра. Але при перевезенні вагонами 90 млн пудів зерна до Херсону підприємці втрачали б щорічно 900 тис. руб. у порівнянні з миколаївськими. Погодьтеся, що то вже величезна цифра. (Для порівняння: миколаївські наплавні мости, проїзд по яким був завжди платним, приносили щорічний дохід в 20 тис. руб., а будівництво «з нуля» нового великого мосту, яким був Варварівський, обійшлось би на той час не більше, ніж 200 тис. руб.)

 

Миколаївський порт

 

Тож, мало хто зміг би заперечити, що на момент вирішення долі майбутньої залізничної магістралі миколаївсь-кий порт знаходився у більш привабливому становищі. Загальна довжина його берегової лінії складала 3,2 км, а причальна – 2,6 км. Порт мав гранітну набережну в 1,17 км і дві набережні по 300 м. В порту одночасно могло стояти лагом (бортом) і завантажуватись чотирнадцять великих океанських суден. Крім капітального елеватора на 1,5 млн пудів в миколаївському порту знаходилось сім плавучих елеваторів. Будувалась підвісна дорога, яка б дозволила завантаження хліба повітряним шляхом в трюми трьох зерновозів одночасно (ДАМО. – Ф. 229. – Оп. 1. – Спр. 1592).

Таким чином, усі обстеження вказували на те, що будувати лінію до Херсону не може бути рентабельною справою. Але імперії все ж таки потрібен був ще один транспортний коридор до моря. Необхідність будівництва диктувалась наростаючим видобутком і експортом руди з Криворізького басейну, а проектована лінія якраз і прорізала райони його розташування. Крім того, навіть мріяти про фабрично-заводську промисловість у причорноморських безлісих краях без дешевого палива не було сенсу, тож потрібно було поєднати щедрі чорноземами південні землі з вугільними районами. Тому у 1913 р. рішення про побудову залізниці Харків – Новомосковськ – Катеринослав – Апостолове – Снігурівка – Херсон за проектом Чмутова було прийнято. Такі аргументи остаточно схилили уряд до рішення про необхідність прокладення окремої залізничної лінії до Херсону. Вартість будівництва разом з мостом через Дніпро обраховувалась у сумі 56 млн руб. Миколаївські керівники, спостерігаючи за боротьбою Херсону за право отримати окрему залізницю, намагались зберегти вагоме значення за своїм портом у Поповій балці, яке він міг би втратити з віддачею частини вантажів на Херсон. Це б спровокувало простої портового обладнання, що, в свою чергу, позначилось би підвищенням накладних витрат у збиток тим підприємцям, які тяжіли до миколаївського порту.

Не в змозі вплинути на економічні втрати у разі прокладення прямої залізничної лінії до Херсону, Миколаївська міська управа вирішила переорієнтувати частину вантажів з Криворізького району до свого порту. 21 березня 1912 р. вона звернулась до МВС з обґрунтованою пропозицією з’єднати майбутню залізничну лінію Апостолове – Херсон у її наближенні до існуючої магістралі Миколаїв – Знаменка 35-кілометровою перемичкою, врізавшись в неї біля роз’їзду №11 поблизу ст. Лоцкино.

Свою ідею вони аргументували тим, що цей відрізок пройшов би через багаті хлібородні степи й міг би суттєво поповнюватись новими вантажами. Пропозиція була насправді слушною і впродовж довгого часу обговорювалась у високих кабінетах. Але МВС все ж таки відхилило її, посилаючись на те, що цей короткий відрізок дороги, на погляд міністерства, буде проходити повз малолюдні населені пункти. Натомість, ним було запропоновано побудувати перемичку трохи південніше, з’єднавши зростаюче селище Снігурівку з Миколаєвом. Залізничну дорогу Херсон – Харків почали будувати з Херсону у напрямку на північ. До Снігурівки перший поїзд прийшов у 1916 р.

Основні роботи від Снігурівки до р. Дніпра були виконані напередодні Першої світової війни. На окремих ділянках тут перевозили матеріали для будівництва, хоч повністю дорогу збудувати не встигли. Відрізок Катеринослав – Новомосковськ був готовий вже у 1915 р., а лінія з Харкова до р. Дніпра (до Катеринослава) – у 1918 р. Пасажирське сполучення від Херсону до ст. Апостолове запрацювало у 1925 р., а з побудовою мосту через Дніпро (1932 р.) було продовжене до Харкова. 

Щоб завершити процес створення мережі залізниць українського півдня, і замкнути умовний квадрат, залишалось нанести на карту останню залізничну лінію, яка б з’єднала Миколаїв з Одесою. Ця магістраль одразу отримала назву Південнобузька. Проект її обговорювався на початку 1914 р. на засіданні Київського біржового комітету. Агенти конкуруючої Південно-Західної дороги, тобто одесити, усіляко намагались провалити позитивне рішення. Тоді миколаївцям вдалося втриматись на позиціях завдяки відсутності на засіданні найбільш промовистих представників Одеси. Проект дороги 19 голосами проти 9, на радість миколаївської делегації, був прийнятий за умови, що від перетину лінії Одеса – Вознесенськ – Бахмач буде збережена однакова відстань, як до Одеси, так і до Миколаєва. Це означало, що майбутня дорога з’єднається з існуючою в районі місцевості Колосівка. У цьому варіанті для Миколаєва відкривався непочатий Уманський район, а також ставали досяжними північні повіти Одещини (Николаевская газета. – 1914. – 18 января). 

Вагома роль Миколаєва для хлібного експорту на той час вже була визнана не лише урядом, але й цілим світом. Завдяки природним ресурсам прилягаючого регіону Миколаїв зі своїм портом за короткий час притягнув до себе усі торгові потоки, утворивши т. зв. Миколаївський хінтерланд*. Цей хінтерланд був набагато хлібороднішим і більш густонаселеним, у порівнянні з Одеським і Херсонським районами.

 

Фрагмент карти 1869 р. у місці майбутнього мостового переходу через р. Південний Буг * Хінтерланд – (з німецької «позаду край») – район, який прилягає або тяжіє до промислового центру, порту.

 

Завдячуючи цьому, з відкриттям свого часу порту для заходу іноземних суден, Миколаїв отримав блискавичну перемогу над одеським колегою, не зважаючи на те, що останній був краще оснащеним у технічному відношенні. Історично склалося, що до одеської купецької гавані (до 1795 р. Одеса називалась Хаджибей, ще раніше Качібеїв) ще, принаймні, з ХVІ ст. спрямовувались чумацькі каравани з Поділля, Бессарабії, Галичини, Київщини. Набитими шляхами вони везли до моря зерно, муку, ліс, мед, сало, шерсть, цукор, олію, горілку, а повертались назад із сіллю, вином, прикрасами, продукцією турецьких виробників. Процвітало й водяне чумацтво: Дністром сплавлялись плоти з лісом, йшли торгові кораблі до Хаджибею і Хаджидеру (Овідіополь). Історик Скальковський згадував випадки, коли галицькі невеликі судна, щоправда не без допомоги бечівника, приходили аж із Розвадіва (за 30 км від Львова) Він називав галицьких чумаків «самыми деятельными покупателями в Одессе». (О. Скальковский. Первое тридцатилетие Одессы. 1793–1823. – Од., 1837 ).

Одеський порт здавна мав зв’язки з євроринками, здійснював великий імпорт, і це довгий час робило конкуренцію з ним майже неможливою. Своєї величі одеський порт – нащадок хаджибеївського – досяг у ті роки, коли Миколаїв фактично «спав», а точніше – сподівався лише на суднобудівні замовлення. І все ж природні можливості Миколаївського хінтерланду перемогли частково штучні, а частково натуральні переваги Одеси. На початку ХХ ст. Миколаїв за експортом зерна переріс не тільки Одеський, але й інші великі порти регіону. Маючи величезний південнобузький рейд, захищений від вітрів і достатньо глибокий, на якому одночасно могли розміститись близько сотні великих океанських пароплавів, і, водночас, маючи великий тяжіючий до порту хлібородний район, він мав переваги, які наближали його для порівняння до таких значних пунктів, як Гамбург, Роттердам, Гавр, розташованих також в гирлах річок. Отримана роль примушувала Миколаїв опікуватись інтересами зернових й цукрових експортерів, а також відстоювати інтереси заводської й рудної промисловості.

Спостерігаючи за ростом міцного конкурента, торгово-промислові кола багатої Одеси намагались усіма допустимими методами завадити можливості з’єднати вже існуючу лінію Одеса – Вознесенськ – Бахмач з Миколаєвом. Одеса мріяла звести нанівець потуги Миколаєва в будівництві залізниці і, тим самим, розширити район свого впливу за рахунок сусіда. Одеса хотіла довести, що історичним пунктом залізничного і пароплавного сполучення був саме її морський порт. Миколаїв же вважав, що штучне збільшення вантажоперевезень за рахунок преференцій і окремих протекцій тільки шкодить загальній справі. До того ж, Одеса не мала ніякого відношення до Прибужжя, де для перевезень з Вознесенська до Миколаєва свого часу місцевими землевласниками будувався приватний флот. І, до речі, його господарі після введення в дію залізниці Одеса – Вознесенськ підтвердили це тим, що не змовляючись, понизили річкові фрахти до розміру, вигідного для того, щоб відправники зерна були зацікавлені перевантажувати його на баржі з подальшим сплавом саме до Миколаєва. Щоденно 50 вагонів хліба, які прибували до Вознесенська, перевантажувались і сплавлялись далі Південним Бугом. З усіх зернових вантажів на долю Одеси залишалась лише кукурудза, яка хоч і йшла у великій кількості, проте була дешевою проти товарного зерна.

Незважаючи на усі протидії Одеси й на такий розклад сил, будівництву дороги, яка б з’єднала Миколаїв з уже існуючою магістраллю Одеса – Вознесенськ – Бахмач, вже важко було завадити. 3 травня 1914 р. на засіданні державної думи у Петербурзі, крім інших проблем, розглядалось питання прокладення Південнобузької лінії. Була запрошена і делегація із Миколаєва. Там відзначалось, що нова залізнична дорога з Миколаєва до Колосівки (а у перспективі – і до Бердичева) підтягне до себе 22 цукрових заводи, а також дасть додаткових 30 млн пудів зернових. Розмова несподівано пішла у вигідному для миколаївців ключі. Присутні заговорили про півзабутий варіант будівництва мосту з Лісків до Варварівки. На думку делегатів, майбутня лінія повинна перетнути Південний Буг через грандіозний залізничний міст, з окремою гілкою від тієї ж Варварівки до Очакова.

На цьому засіданні не було представників Одеси, проте вони заочно надали контр-клопотання щодо ідеї будівництва. Миколаївці ж усіляко відстоювали свою позицію, розуміючи, що прокладення нової залізниці укріплює економічні можливості їхнього міста. І хоч цього разу застороги Одеси не були почуті, миколаївці усвідомлювали, що Одеса не склала зброї і уся боротьба ще попереду. Миколаївцям необхідно було напрацювати поведінку, розіслати листи на адресу зацікавлених Земств і провести визначальний з’їзд саме у Миколаєві, розподіливши ролі при виступах. На все це лишалось обмаль часу, тому що у жовтні 1914 р. намічався розгляд цього питання в «Комісії по нових дорогах» (Николаевская газета. –1914. – 24 травня). Тож, після декількох років активних дій миколаївського біржового комітету принципова згода з урядом на прокладення Південнобузької дороги була досягнута. Миколаїв впритул наближався до здійснення своєї мети – будівництва магістралі до Одеси. Причому тепер завдання спрощувалось, тому що тягнути лінію потрібно було не до самої Одеси, а значно ближче, врізаючись біля Колосівки в уже існуючу дорогу Одеса – Вознесенськ – Бахмач.

Щоправда, для цього будівельникам необхідно було долати дві річкові загороди: Інгул та Південний Буг, оскільки варіант залізнично-гужового мосту по лінії Ліски – Варварівка, за яким можна було обійтись одним віадуком, знов був заблокований заводом «Руссуд». Як бачимо, домігшись можливості побудувати Південнобузьку магістраль, навіть поборовши при тому усі потуги свого одвічного ворога – Одеси, миколаївці не змогли домовитись з керівництвом заводу у власному місті. Що було робити: в Росії голос військового відомства завжди був вагомішим будь-якої логіки. Миколаївцям після того ще багато років доведеться користуватись убогим наплавним Варварівським мостом, уламки якого щозими, інколи не один раз, доведеться збирати в лимані до купи після штормів і буревіїв. А, попри надмірну опіку, побудованим «Руссудом» кораблям так і не вдасться проявити себе у світовій війні, яка невдовзі захлисне Європу. Крім усього, нова траєкторія майбутньої Південнобузької лінії знову віддалялась від Очакова, що позбавляло надії очаківців вдихнути свіже повітря в легені колись процвітаючого міста.

Відсутність залізничного сполучення, а згодом і відмова у відновленні побитої штормами поромної переправи через Березанський лиман, інші чинники – так ніколи і не дозволять цьому приморському місту піднятись на гідну висоту. До того ж, у миколаївській газеті з’явилась інформація, яка поставила жирну крапку у справі омріяного усіма миколаївцями залізнично-гужового мосту на Варварівку: за нез’ясованих обставин із архіву заводу «Наваль» пропали усі проектні креслення цього віадуку. Дивним чином, не збереглось навіть технічних розрахунків і копій документів. За таких обставин довелось остаточно погодитись з варіантом обходу Миколаєва.

Та за декілька місяців ситуація різко змінилася. Розпочалася Перша світова війна. Центральноєвропейським країнам Австро-Угорщині, Німеччині і Туреччині протистояли країни Антанти: Росія, Франція, Великобританія і США. 

В оточенні російського імператора Миколи ІІ знаходились тверезі голови, які не радили йому втягуватись у цю війну, попереджали про те, що ослаблена японською поразкою, не модернізована економіка імперії не зможе витримати шаленого воєнного навантаження. Вони вказували на те, що неодмінна поразка у цій війні може позначитись на цілісності Росії, а сам інститут імператорства може зникнути. Та Микола ІІ не послухав. Не зважаючи на застороги, в державі підігрівались настрої щодо військового походу на захист православ’я, культивувався патріотичний підйом, й ніщо не віщувало катастрофи. Час покаже недолугість намірів першої особи держави. Його надмірна упевненість у перемозі кине Російську імперію у прірву війни, а самого імператора чекатимуть складні часи.

Спочатку під тиском обставин він добровільно зречеться влади та буде мріяти про те, що йому врешті дадуть спокій і він зможе зайнятись своєю улюбленою справою – розведенням квітів. Та країна, яку він кинув у нікому не потрібне кровопролиття, не пробачить йому цього. Миколу ІІ разом із сім’єю чекатиме кривава страта. Перші тижні бойових дій не віщували про те, що війна затягнеться. Миколаїв, як і інші міста, жив своїм життям. Спочатку здавалося, що місто ця війна обійде стороною, адже театр конфлікту знаходився за 800 км, у Карпатах. Нічого не змінювалось, лише великої популярності набули газети з фронтовими новинами. Двічі на день центральними вулицями і мостами бігали хлопчаки, трясучи листками-телеграмами різних кольорів і вигукуючи основні заголовки. В ранкових і вечірніх телеграмах повідомлялось про перемогу російської зброї, про кількість ворожих солдат, взятих у полон, про солідні трофеї. Хоч ззовні у Миколаєві не відчувалось подиху війни, та усі його мешканці щодня тільки про те і говорили. З самого початку влада стала називати ці події «Другою вітчизняною війною», але згодом стало зрозуміло, що цей термін не приживеться.

Щоб запобігти диверсіям, з початком воєнних дій територія Миколаївщини була об’явлена місцевістю, яка перебуває на військовому положенні (ДАМО. – Ф. 260. – Оп. 1. – Спр. 31. – С. 160). У межах градоначальства окремою постановою заборонили всяке судноплавство по Інгулу і Південному Бугу у темні часи доби. Усі комерційні пароплави і парусники, а їх налічувалось сотні, були взяті на облік. Не минула ця участь навіть власників малих човнів. Кожної миті господар плавзасобу ризикував віддати його для потреб армії. За порушення постанови винуватому загрожувало тримісячне ув’язнення або ж він мусив сплатити штраф 3 тис. руб. За тим почалася мобілізація чоловічого населення до війська. А тим, хто залишився на робочих місцях, доводилось працювати удвічі більше, хоч заробітна плата лишалась на довоєнному рівні. Економічна ситуація погіршувалася.

З часом у місті стало менше траплятись людей напідпитку, припинились сусідські сварки. Німецькі піддані, які проживали в Миколаєві, без обговорення і пред’явлення на то причин, були заарештовані і вислані до В’ятської губернії. Серед них: віце-консул в Миколаєві – Фішер, два його сини, також інженер спілки заводів та верфей – Ліпман, австрійський віце-консул в Миколаєві – Гойе, капітан австрійського пароплава Фейєрварі та місцевий кореспондент німецьких газет – Фрідлендер. В Одесі заарештованих було ще більше – 45 чоловік. В основному то були власники підприємств і дрібних виробництв. Конфісковані у них землі, майно продавались з торгів. Про це писала «Николаевская газета» 5 вересня 1914 р. Раптом тяжка новина сколихнула місто – у морському бою загинув старший син миколаївського градоначальника – лейтенант Євген Мязговський. До Миколаєва почали поступати поранені, а міське кладовище стало поповнюватись вбитими на фронті вояками. 18 вересня газети повідомили про масовий відліт ворон у західному напрямку.

Натомість, в країні стрімко зросли ціни, а необхідні товари щезали з полиць магазинів. Виробляти побутові товари стало нікому – ті, хто раніше їх виробляв й поповнював ними споживчий ринок, були покликані до війська й взяли до рук рушниці. Війна поступово позначилась на економічному стані населення. Хоч влада намагалась мінімізувати негативні наслідки, та не завжди її дії можна було назвати вдалими. Наприклад, ось як відреагував ринок на врегулювання деяких положень. Наприкінці осені надійшла постанова Уряду про встановлення кримінальної відповідальності за підвищення цін, а на взуття були встановлені такси. За цими таксами найкращий товар був швидко розкуплений, а неякісний, з картонними підошвами, нікому не був потрібний. Наступав взуттєвий голод. По центральній вулиці міста почали прогулюватись босоніж молоді люди (піжони), які, судячи по дорогим костюмам на них, мали змогу дозволити собі придбати будь-яке взуття, та вони відносились до цього питання із зневагою. У такий спосіб вони висловлювали свій протест, очевидно, не розуміючи, у якому напруженому стані знаходиться економіка держави. Замість того, щоб хоч у якийсь спосіб допомогти своїй країні у тяжкий час, вони обрали за найкраще насміхатись з дій влади.

Незважаючи на складну ситуацію, плани побудови Південнобузької залізничної магістралі обговорювались й у ці тривожні часи. Будівництву передували довгі місяці різноманітних узгоджень і дозволів. Ділянки для потреб залізниці, які знаходились у приватній власності, пропонувалось викупати за ціною 350–500 руб. за десятину – таку ціну призначила миколаївська Дума. Багато це чи мало? На той час таку суму міг заробити за півроку середній працівник. З іншого боку, земля для її власників мала дуже велику вагу, адже була тим бастіоном, за яким селянин почував себе захищеним.

Проте відмовитись від передачі землі державі він не міг. А це означало, що після вимушеного продажу землі, він та його діти повинні були шукати роботу в місті і ставали робітниками. «Купчі крепості» в 1916 р. укладались з великим числом дрібних власників (ДАМО. – Ф. 216. – Оп. 1. – Спр. 3786). Для пришвидшення дій у Миколаїв спеціально прибув головний агент з відчуження власності Дробишевський. Він володів усіма повноваженнями і правами депутата від МШС. На його вимогу поліційними органами міста негайно надавались описи земель і списки осіб, з якими укладались договори. Справа прискорилась. Тим часом інтенсивно велись роботи по проектуванню двох мостів через Південний Буг та Інгул.

Керував ними видатний фахівець у галузі мостобудування, харків’янин, ученик Євгена Патона – М. А. Белелюбський. Як працює міст, він мав уяву з дитячих років, адже його батько був інспектором Києво-Курської залізниці. За своє життя М. А. Белелюбський збудував більше 100 мостів. Багато з них свого часу були дуже значними і відзначились міжнародними нагородами. Миколаївське керівництво, яке довгі роки боролось за будівництво залізничної гілки на Одесу, в останній момент захвилювалось. Ініціатива в будівництві магістралі переходила до рук центральної влади – з миколаївцями ніхто не радився. Це обурювало гласних міської Думи. Хтось із них виказав думку, що за наявності сполучення з південною Пальмірою, миколаївський люд раптом сяде на потяги і масово поїде до Одеси: дехто подивитись вистави в театрі, інший – щоб скупитись в магазинах.

І тоді Миколаїв за декілька років може перетворитись на «захолустя». Як, наприклад, Полтава, яка колись була знаменита своїм Сорочинським ярмарком, та з прокладенням залізниці «підупала» поруч з розвиненим Харковом. Тож, лінія Миколаїв – Колосівка може порушити місцеву торгівлю, що стане для міста тяжким ударом. Після цього виступу у гласних виникла потреба показати свою рішучість, тому, посилаючись на те, що Морське відомство не дає згоди на спорудження мосту на Варварівку, миколаївська Дума запропонувала, що «тоді вже краще протягнути залізницю з Колосівки до Варварівки, влаштувавши там тупик. Хай краще Варварівка розвивається за рахунок Миколаєва, ніж Миколаїв впаде», – стверджували вони.

То було емоційне рішення, на яке в столиці вже не звертали уваги. Такі думки виказували «думці» напередодні прийняття остаточного рішення про прокладення лінії Миколаїв – Колосівка, та не все тепер залежало від миколаївців. В кінці кінців поштовхом для прийняття рішення про будівництво стали зовнішні чинники, а саме – геополітичні. Вже два роки йшла світова війна, а сусідня Румунія усе ще вагалася: на чию сторону пристати. Маючи слабку армію, вона все ж хотіла і собі отримати дивіденди на воєнному фронті. Виступивши на боці Антанти, вона могла б претендувати на частину Угорщини (Пенсільванію). А виступаючи на боці центральних держав – їй «світило» прихопити Бессарабію. Про ці хитання іронічно висловився один з німецьких генералів: «Нам усе одно на чиєму боці виступить Румунія. Якщо на нашому, то нам знадобиться 10 дивізій, щоб захистити її від розгрому, а якщо на протилежному – то нам потрібно буде ті ж 10 дивізій, щоб її розгромити». Врешті решт, Румунія прийняла сторону Антанти. 15 серпня 1916 р. румунські війська перейшли кордон Угорщини і зайняли Пенсільванію. За таких обставин Румунія стала союзником Росії, що означало для останньої відкриттям нового поля військових дій на тих територіях, де румунська армія стикнеться з протидіючими їй військами центральних держав.

З утворенням румунського фронту для Росії стало важливим налагодження легкого транспортного сполучення її тилових губерній з південно-західним напрямком, адже в Петербурзі добре пам’ятали про причини поразки в Кримській війні. Тому постало питання сполучення між Одесою і Миколаєвом. Ось тоді згадали про залізничну магістраль Миколаїв – Колосівка, будівництво якої уже багато років лобіювало миколаївське керівництво. Тепер Росії для забезпечення фронту усім необхідним понад усе потрібно було ввести у дію цей відрізок залізниці. Зволікати з будівництвом було вже неможливо. На новій лінії складним завданням поставало спорудження мосту через Південний Буг. Річку потрібно було перетинати переходом не в межах Миколаєва, а за 40 км вище. Там вона суттєво звужувалась, хоча й мала широкі плавні.

Члени комісії 20 вересня 1916 р. спеціальна комісія МШС, у складі якої був М. А. Белелюбський, остаточно встановила місця будівництва залізничних мостів: 2-прольотного через Інгул в районі Водопою і 4-прольотного – через Південний Буг в районі с. Трихати. В умовах воєнного часу рішення приймались без широкого обговорення, дуже швидко, бо командування остерігалось витоку інформації. Тож, Миколаївська дума про прийняту постанову дізналась пізніше за інших. Першим у Миколаєві про зведення гігантської споруди дізнався … наглядач Варварівського наплавного мосту Пікашев, отримавши, віддрукованого машинним способом листа від завідуючого будівництвом штучних споруд Південно-Західного фронту. Той вимагав сприяння у безумовному пропуску суден з матеріалами через розведений Варварівський міст. Ці матеріали призначались для побудови залізничного мосту в районі сіл Трихати і Гур’ївка. Рішення про побудову дороги спеціального призначення було прийнято.

Проект спорудження мостового переходу через Південний Буг біля сіл Трихати, Піски, Гур’ївка був швидко затверджений після особливого розпорядження Штабу Верховного головнокомандування. Загальна довжина Південнобузького мосту без підходів становила 1,3 км. Причому, сам міст складався з 2-х частин: прольотної і естакадної. З лівого гур’ївського берегу річки міст починався з бетонного устою, потім одна за другою крокували три бетонні опори, які накривались фермами; одразу за останньою розпочиналася дерев’яна естакада, яка майже кілометровою стрічкою тяглася до кам’яного устою правого трихатського берегу. А далі на правому березі міст закінчувався високим насипом, який необхідно були насипати через плавні.

Підготовчі роботи почалися восени 1916 р. Мости вважались найскладнішими ланками будівництва, тому спочатку побудова мосту була доручена спеціалізованому «2-му Польовому будівельному управлінню», так званій «Югостройке». Та невдовзі будівництво великих мостів було вилучено з ведення «Югостройки» і надано Київському округу шляхів сполучення, який також мав досвід у спорудженні стратегічних мостових переходів. У свою чергу, Київський округ визначив для зведення Трихатського мосту особливу організацію – «Бімост». Побудову двох мостів і дороги будівельники повинні були закінчити всього за 8 місяців. На той час держава вже два роки знаходилася у стані війни, тож складно було залучати до виконання робіт кваліфікованих майстрів. Навіть враховуючи те, що під час мобілізації по відношенню до штатних мостобудівців завжди діяла спеціальна «бронь», їх не вистачало. Тому для будівництва Південнобузької залізничної лінії довелось задіяти багато людей з навколишніх та дальніх хуторів і сіл, які не мали відповідних спеціальностей та навиків.

Завідувачем роботами став, призначений напередодні, інженер-технолог К. Кірста. У Миколаєві це прізвище було добре знайоме лише … Миколаївському поліційному управлінню. Кірста уперше з’явився в місті ще 14 жовтня 1905 р., будучи студентом Харківського технологічного інституту. Тоді він та ще п’ятеро так званих «делегатів Спілки службовців залізниць», приїхали до міста для організації страйку. Страйк подавався як виказ невдоволення нестерпними умовами праці і порушенні прав робітників на миколаївській залізничній станції. Для удаваної масової підтримки із ст. Знаменка в той же день прибули ще 34 «делегати» – тобто незадоволення виказували заїжджі страйкарі, які видавали себе за місцевих. Миколаївська поліція спрацювала в той день добре – усі вони тоді були заарештовані (ДАМО. – Ф. 229. – Оп. 4. – Спр. 147). За законом затриманих можна було тримати до трьох місяців або оштрафувати на 500 руб.

Проте влада не проявила твердості і, як свідчать протоколи, наступного дня усі «страйкарі» були звільнені й відправлені додому. А у 1916 р. Кірста прибув з мирною місією у якості начальника побудови Трихатського мосту. Хто допоміг йому зайняти цю посаду – невідомо. Не можна виключати, що він був креатурою одеських торгово-промислових кіл, яких підпирали кримінальні структури. А можливо, таким способом розставляла «своїх» людей одна з революційно налаштованих партій. Як би там не було, а тепер Кірста з усією наполегливістю поринув у роботу. Зведення мосту біля с. Трихати розпочалося, коли льодове «сало» у нічні години вже зачинало вкривати води Південного Бугу. Розпал будівництва мосту припав на найсуворіші морозні місяці. Час був обраний, як навмисне, дуже невдало, адже зимовий сезон не для зведення таких непростих об’єктів. Складні роботи посередині акваторії Бугу на глибині декількох метрів нижче дна річки, і це все на морозному січневому вітрі – важко навіть уявити. Тим не менш, будівництво почалося.

Руслові фундаментні опори мосту споруджували кесонним методом. Це виглядало так. Бездонний ящик циліндричної форми плавучим краном опускався на місце спорудження фундаментної опори. Щоб він не розлізся, його втримували по периметру заздалегідь забиті у річкове дно дерев’яні палі. Вони відігравали технологічну роль і по завершенню робіт мали бути демонтовані. З середини ящика будівельники помпами відкачували воду й отримували площадку для подальших робіт. Вони піднімали на поверхню усе те, з чого складається ґрунт бузького дна: мул, ракушки, дрібнозернистий пісок, наноси з комишу, чорнозем. Вибирання ґрунту з дна Бугу примушувало цей величезних габаритів кесон поступово занурюватись. Всередину подавали стиснене повітря, яке витискало воду. В дно забивали капітальні палі, а зверху них споруджувати буто-бетонну «подушку» фундаментної опори. Вона була товщиною 1,8 м. На подушці зводився фундамент.

Можна сказати, що проект Трихатського мосту був новаторським, у всякому разі він не був застарілим. Звичайно, що світова мостобудівна наука тих часів, у порівнянні з цим проектом, пішла далеко вперед. Будівництво фундаментів небезпечним кесонним методом застосовувалось розвиненими країнами останніми роками усе рідше. Американці зробили висновки щодо ризикованості кесонного методу ще наприкінці ХІХ ст. при спорудженні знаменитого Бруклінського мосту у Нью-Йорку. Тоді у кесонній камері загинув видатний мостобудівець Роблінг. Його організм не витримав високого тиску, адже в середині кесона той підтримувався таким, щоб убезпечити проникнення ззовні води. Роблінг отримав «удар» тиску. Спочатку вважали, що він помер від інсульту і лише згодом, коли аналогічний «удар» отримав його 32-річний син, який продовжив справу батька і закінчував будівництво Бруклінського мосту, – медицина проголосила про відкриття нової хвороби: кесонної. На щастя, молодший Роблінг залишився жити, хоча й провів рештку життя на інвалідному візку.

 

Так зазвичай виглядала робота всередині кесону

 

Після того випадку застосування кесонного методу в США стали обмежувати. Почали використовувати забивні і гвинтові палі. Їх вмонтовували у річкове дно за допомогою копра, а пізніше – вібронавантажувача. Кількість нещасних випадків суттєво зменшилася. У Росії відмовитись від кесонного методу не могли ще довгий час, не зважаючи на небезпеку. Про що марно говорити, адже у ті роки на теренах імперії навіть застосування такого матеріалу, як бетон, не було поширеним.

Між тим, на будові Трихатського мосту при зве-денні фундаментів бетон вкладали. З нього споруджували основи фундаментних опор. За тим при зведенні самих опор використовували бетон разом з твердим природним каменем. Історія такого матеріалу, як бетон, сягає часів Давньо-римської імперії, тобто початку нашої ери. Римляни виготовляли його з вулканічного попелу Везувію, перемішуючи з вапном. З розпадом римської імперії у V ст. був втрачений і секрет бетону. Вдруге сучасний бетон відкрили лише на початку ХІХ ст., а у 1867 р. шотландський садівник Моньє, виготовляючи з нього форми для квітів, почав для міцності вставляти в бетонну суміш металевий дріт.

Ось тоді й розпочалася ера прекрасного матеріалу – залізобетону. Щоправда, на будівництві мостів його довгий час остерігались застосовувати. Вперше міст із залізобетону був зведений в Словенії у 1903 р. на неширокій, хоча й судноплавній річці – Любляниці. Хтось спитає: а чому такий міст не звели в одній з багатих європейських столиць? Думається, справа в тому, що упевненості в надійності нового матеріалу тоді ще не було, тож і вирішили будувати міст подалі від людських очей. Мовляв, якщо міст, не дай Господь, впаде, то це залишиться поза увагою світу. На щастя, люблянський міст служить людям вже понад століття. Провідником широкого застосування бетону (і його складової – цементу) в російській імперії був саме Белелюбський. Свого часу він працював завідуючим т.зв. Механічною лабораторією цементу, впроваджував застосування цього нового матеріалу. Він складав ТУ (технічні умови) для виробництва цементу, виступав на з’їздах виробників і будівельників.

Для ознайомлення широкого загалу з новим-старим матеріалом, під редакцією Белелюбського багато років виходив журнал «Цемент». Белелюбського називали батьком вітчизняного цементу (Дисертація Демченко Т. Ф. «Діяльність Н. А. Белелюбського. 1845–1922». – 2009). На Трихатському мосту бетон застосовували, але без вкладення металевого дроту чи арматури. Тоді будівельники й гадки не мали, що це суттєво зменшить міцність бетонного фундаменту і зробить його вразливим до тріщин. Металева арматура могла б міцно зв’язати основу фундаментної опори, запобігаючи появі розколин у місцях стику. Ці розколини утворювались в результаті вкладання з розривом у часі різних партій бетону – адже досягти безперервного бетонування на практиці дуже складно.

Закінчивши роботи на одній русловій опорі, кран переставляв кесон на іншу. Фундаменти опор впорядковували тесаним гранітом та захищали бетонними льодорізами. По закінченні робіт опори набували форми паралелепіпеда із закругленими ребрами. Ці опори інколи називали «биками» через те, що вони тримали на своїх «плечах» всю прольотну частину, фактично – увесь міст. Не менш відповідальною складовою зведення мосту вважалось спорудження дерев’яної естакади. Вона складалася з 52-х прольотів по 12,5 м, перекритих так званою 2-підкосною системою, і вражала своїм масивом. Висота естакади від головки залізничної рейки до рівня води сягала майже 20 м. Ця частина мосту опиралась на дерев’яні палі, забиті на глибину 21–27 м. При забиванні паль їх верхні частини обладнували залізним кільцем, т.зв. «бугелем». Останній, насаджений у нагрітому стані, оберігав палю від розбивання, яке неодмінно утворювалось би від ударів копра. 

Верхівки корінних паль обсипали піском. Палі (8) переходили в стійки (9), зверху їх вінчали насадки (7). Стійки утримувались розпірним хрестом з двох діагоналей (14). По обидва боки корінних паль забивались додаткові палі (11). Усі вони скріплювались парними поперечними зв’язками (12), також – діагональними ухватами (13). Естакада збиралася з прогонів, підкосів, затяжок, поздовжніх ухватів, інших деталей. Будівництво тривало, не зважаючи на складні погодні умови. Матеріали для будівництва мосту регулярно доставлялись з Миколаєва. Щоденно, якщо річка була вільною від криги, пароплав «Петроград» робив два рейси з Каботажної гавані до Трихат, обслуговуючи будівельний майданчик. Крім пароплаву, буксири з баржами щодня довозили необхідний матеріал. В окремі проміжки будівництво дороги Миколаїв – Колосівка потерпало від нестачі матеріалів, час від часу сповільнювалось, інколи повністю припинялось на тиждень, два. Потім знов відновлювалось. Тим не менш до продовження реалізації цієї програми штовхала саме війна, хоч в умовах виснажливої військової кампанії ослабленій російській економіці важко було фінансувати такі проекти. Розрахунки за виконані роботи надходили з великим запізненням. Селяни Єлизаветградського повіту, яких пригнали виконувати будівельні роботи, наприкінці осені 1916 р. відмовились працювати. Їх не влаштовувала система розрахунків.

 

Дерев’яна естакада у 1917–1919 рр. (фото з боку с. Трихати)

 

Адже їм платили лише по 36 коп. добових на харчі та по 1,5 пуда сіна і 1,5 пуда ячменю – для коней, а виплату обіцяної заробітної плати 40–50 руб. постійно відкладали. Їхній одяг рвався, взуття зношувалось, врешті вони залишились майже босими, обмотували ноги ганчір’ям, а ночували прямо на возах під відкритим небом. Пороз’їжджатись по домівкам селяни не наважувались, бо за це в умовах військового часу могли бути покарані відправкою на фронт, – тож, оголосили страйк. Причому, страйкували вони не на робочому місці, а приїхали до Миколаєва, де розташувались чотирнадцятьма підводами на Сінній площі, і там оповістили про свої вимоги. Лише після довгих перемовин, результатом яких були частково враховані їхні претензії, вони знов відправились працювати (ДАМО. – Ф. 216. – Оп. 2. – Спр. 107).

До середини травня 1917 р. над водою майоріли повністю готові три бетонних «бики», а біля правого берегу Південного Бугу – сім опор дерев’яної естакади. Біля берегів стояли шафи устоїв. Окреслилась лінія майбутнього мосту, будівельні роботи невпинно рухались до завершення. На сотні кілометрів не було такого величного мосту, яким мав стати Гур’ївсько-Трихатський. Навіть стотисячний Миколаїв, який знаходився усього в 40 км від Гур’ївки і омивався майже з усіх боків водою, такого мосту не мав. Перший капітальний міст на бетонних опорах з’явиться у Миколаєві лише через 50 років, а поки що місто задовольняло свої потреби 2–3-ма наплавними мостами-каліками. Дзеркало річки в місті переходу було близько кілометра – тож розмах споруди вражав. У майбутньому (через 10–20 років) пропонувалось замість дерев’яної естакади зробити насип, а 100-метровий її відрізок – перекрити 109-метровою фермою. Ця ферма повинна була накрити відрізок між биком №3 і ще одним биком, який планувалося збудувати у наступні роки. За цим останнім биком проектувався береговий устій з каменю і ця відстань повинна була перекриватись 21-метровою металевою фермою. (Разборка без подмостей ферм Гурьевского моста. – М. : Изд-во НКПСС, 1923). Але то були задумки на перспективу. 

Нині ж, час реалізації інженерної думки наближався. Тепер, коли на трихатському мосту роботи по зведенню опор рухались до завершення, прийшов час виконати контроль правильності попередніх розміток фундаментів. То був відповідальний момент. Перед підливкою підферменників на верхніх частинах биків ще раз проміряли усі відстані між опорами. Раптом – важке повідомлення. Якщо воно підтвердиться, то це означатиме, що багатомісячна праця сотень людей і сподівання держави на нову залізничну магістраль виявляться марними. Справа полягала в тому, що при обстеженні першої опори виявився незначний її нахил у бік правого берегу річки, внаслідок чого були порушені осі устою і биків № 2 та № 3.

Виявилось, що 2-й проліт був більшим від проектної величини на 15 см, а третій – на стільки ж меншим. Роботи припинились, керівництво будівництва мосту проводило наради у пошуках способів виправлення ситуації. Понад місяць за чудової погоди роботи не велись – тривали обговорення. Виправляючи помилку, будівельникам довелось змістити вже змонтовану верхню шафову частину устою таврової форми. Підферменники були здвигнуті у бік бика №1. Та це не зняло проблему. Наприкінці червня знов проміряли прольоти – виявили нахил бика № 2 вже на 27 см в сторону Одеси, до того ж він осів на 20 см. Стало зрозуміло, що фундаментна опора невпинно нахиляється у правий бік.

Враз пригадали про залізничний міст в Ольвіополі (нині один з районів Первомайська). Ферми цього 3-прольотного мосту були колись виготовлені і доставлені із Бельгії. Проект Ольвіопольского мосту передбачав у майбутньому прокласти по ньому дві колії, але у далекому 1867 р. поклали лише одну, аби швидше запустити курсування потягів. Друга смуга залишалась вільною. Одразу після введення його в експлуатацію мешканці Голти, Богополя і Ольвіополя почали тиснути на Земство, щоб те добилось дозволу відкрити ще й гужовий рух по мосту. Історично склалося, що ще з давніх-давен, навіть з литовських часів тут, при впадінні Синюхи в Буг, завжди можна було переправитись через річку. Тож, кожної весни упродовж століть сюди направлялись численні чумацькі ватаги. У цьому місці в очікуванні перевозу постійно збиралися цілі каравани чумацьких маж, купців з Польщі, Гетьманщини, Московії, які йшли до Очакова і Качібеїва. Переправи не завжди справлялись зі своєю місією. Виростали шалені черги. Від цього страждали не тільки чумаки, але й місцеві жителі. Тоді залізничники і справді пішли назустріч клопотанням людей і за одну тисячу рублів річної плати дали згоду на гужовий рух по мосту.

 

Залізничний міст в Ольвіополі

 

Але у 1870 р. після двох років їзди по ньому, міст почав нахилятись. Звісно, що виною нахилу не міг бути рух возів та карет або й потягів. Причиною було ігнорування будівельними правилами ще при закладанні опор фундаме-нтів або ж проектні прорахунки. Рятуючи ситуацію в Ольвіо-полі, тоді вдалося посилити фундаменти, припинити відхилення мосту від осі й, тим самим, уникнути небажаного розвитку подій. Що робити з похиленим биком на Трихатському мосту? Про це будівельники не знали і звернулись за порадою до розробників проекту. Вирівнювати опори не було сенсу. Підлили ще раз підферменники, наростивши бетоном масив у бік бика №1 і вирішили встановити усі три 109-метрові прольотні ферми, вважаючи, що вони «зв’яжуть» фундаментні опори і зупинять нахил.

Цей крок був останньою надією будівельників врятувати міст. Так і зробили. Ферми мосту мали напівпараболічний вигляд з найбільшою висотою 17,5 м, а ширина проїжджої частини мосту в одну колію становила 6 м. Залізничний транспорт мав рухатись по низу ферм. Ферми стояли над горизонтом води на висоті 18 м, що дозволяло пропускати під мостом усі типи річкових суден. Це було дуже важливо, тому що весь час на Бузі тривало судноплавство. Ферми змонтували. Після монтажу міст здавався повністю готовим до експлуатації. Відхилення другої опори ще деякий час зберігалося, а потім нахил і осадка сповільнилися. Це дещо заспокоїло будівельників.

 

Влітку всі роботи були завершені, а на серпень 1917 р. призначені випробування. Чи варто було так довго погоджувати, а потім так поспішати? Варто, адже російська імперія ще намагалась перебрати втрачену ініціативу у світовій війні. Чи здогадувався тоді хтось, а може інженер Кірста – безпосередній учасник тих робіт, що за декілька років міст доведеться розбирати, інакше він повалиться? Тоді про це ніхто не вів мови, а будівельники сподівались, що все обійдеться.

 

Вигляд Трихатського мосту в 1917–1919 рр.

 

У той час коли 25 жовтня 1917 р. увесь «прогресивний» люд творив у Петрограді революцію, на залізничному перегоні Гур’ївка – Трихати продовжувала працювати Комісія. Тепер перед нею стояло завдання: виявити ступінь аварійності новозбудованого мосту. Лунали різні гіпотези. Включений до складу Комісії завідувач будівництвом мосту Кірста виказав припущення, що причина просадки фундаменту може критись у руйнуванні бетонної подушки, яка знаходилась на 20-метровій глибині. Очевидно він насправді здогадувався про те, що могло стати першопричиною неправильної поведінки опори № 2. Та своєї провини у порушенні будівельних правил, які призвели до аварійної ситуації, він не вбачав. Він проголосив, що, ймовірно, спеціалістами підрозділу з кесонних робіт не була витримана технологія, через що частина подушки відкололась і зруйнувалась. Це виглядало правдоподібно, враховуючи те, що будівельники не посилювали подушку металевою арматурою. Але чому він, начальник будівництва Кірста, свого часу при порушенні кесонниками тієї самої технології не «бив у дзвони» – було не зрозуміло.

Приймальною комісією рух потягів все ж таки було дозволено, хоча міст не прийняли до постійної експлуатації – члени Комісії не бажали відповідати за чужі прорахунки. На момент початку функціонування споруди відхил від вертикалі центрального бика складав вже 72 см, а осадка – 38 см. Хоч загалом міст виглядав закінченим, ситуація була загрозливою, вона могла закінчитись катастрофою. Ніхто не міг ствердно сказати, де знаходиться та межа, після якої масивні ферми мосту впадуть у воду. Тепер робота гігантської споруди потребувала постійних спостережень. Комісія запропонувала для припинення крену мосту забити додаткові палі біля опори №2, і «пазуху» засипати камінням. Хоч це й зменшувало горизонтальний габарит для проходу суден, але надавало надії відбутись «малою кров’ю» і врятувати споруду мосту. На основі цих пропозицій було енергійно виконано додатковий проект.

У цей час з великою обережністю зі швидкістю 5 км на годину через міст проходили залізничні потяги. Не надовго, про аварійність споруди неначе забули. Ремонтні роботи не велись, фінансування припинилось і, взагалі, не було зрозуміло хто являється господарем мосту. В 1918–1920 рр. у Трихатах і Гур’ївці, так як і по всьому півдню України, розгорнулася кривава боротьба за владу між трьома суперниками: денікінцями, більшовиками та проукраїнськими силами. Останнім, за умовами Брестської угоди, допомагали австро-німецька адміністрація і війська Антанти. Пізніше радянська пропаганда назве їх окупантами, хоч сам СРСР поводитиме себе на українських землях ще більш вороже.

Наприкінці січня 1918 р. Миколаївщина від УНР перейшла до більшовиків, та за місяць знову стала українською. Протягом 1918 р. залізничне господарство регіону знаходилося під впорядкуванням Української гетьманської республіки і його об’єкти охороняли австрійські солдати. На початку серпня міністерством шляхів сполучення Української республіки була утворена чергова комісія – Група під орудою Е. Плюща. Перед нею стояло завдання: визначити, що далі робити з аварійним південнобузьким мостом. Доповідаючи членам комісії, начальник будівництва Кірста згадав, що під час ведення монтажних робіт подача стисненого повітря у кесон бика № 2 тривала лише п’ять діб, а цього часу, на його думку, могло виявитись замало для затвердіння бетону. Дивно, чому це не спало йому на думку у 1916 р., під час спорудження фундаментів? Комісія Плюща виказала припущення, що в камері кесона бетонна кладка могла бути виконана недбало, в результаті чого попід стелею кесона могли з’явитись пустоти, які при зведенні всієї фундаментної опори і надавлюванні зверху фермою, могли зруйнувати кладку. Фахівці не виключали при цьому неминучий сконцентрований тиск нижньої частини кесона на «свіжу» подушку і її руйнування ще під час будівництва.

Поза справді, кваліфікованими і доцільними висновками групи Плюща, потрібно враховувати і невеликий досвід застосування бетону в Російській імперії. Як би там не було, Група постановила діяти згідно рекомендацій, які передбачали утворення піщаного острову біля аварійного бика № 2. Острів планували обнести плетеними мішками з кам’яною накидкою, які б утримували опори від падіння. Пропозиція тодішніх інженерів і нині видається розумною. Роботи з порятунку другої опори Гур’ївсько-Трихатського мосту розпочались у руслі отриманих настанов групи Плюща. Їх виконувала організація під назвою «Головний ремонтний мостопоїзд № 49» (начальник В. Бальчевський).

Не дивлячись на труднощі, які постали перед молодою Українською державою у 1918 р., розрахунки за виконані роботи надходили на об’єкт вчасно. Успішна, послідовна і глибоко зважена фінансова політика уряду П. Скоропадського дозволила закріпити і зробити стійкою національну валюту молодої країни. Тим часом мостом не припиняли рухатись потяги, а під ним – лоцмани проводили пароплави та вітрильники. Усе це до деякої міри сповільнювало робочий процес порятунку мосту. За два місяці насипано було лише п’яту частину від запланованого. Та у грудні 1918 р. роботи припинились зовсім. Влада перейшла до більшовиків. Спеціальний загін червоних роззброїв охорону мосту і виставив свою. Але у тому ж місяці війська Директорії УНР знов встановили контроль над районом і тримали його до березня 1919 р. В зимовий час відновлювати роботи не стали – чекали тепла.

 

 

Category: Николаевская старина

 

Женя Желдоровский

  «Женя Желдоровский» - литературный псевдоним коренного николаевца Евгения Юрьевича Парамонова. Он родился в 1954 г. и всю жизнь живёт в родном городе. Автор серии рассказов о Николаеве, его истории, жизни и быте горожан. По профессии – учитель истории. Работал в средней школе №15 г. Николаева, позже в Областном Управлении образования, и Николаевской облгосадминистрации. Публицист, публиковал статьи в газетах «Южная Правда», «Вечерний Николаев», журнале «Соборная улица», на Интернет–ресурсах. Общественный деятель, в 80-х неоднократно выступал посредником при проведении диалогов между участниками враждующих молодежных группировок.. Автор диалогового проекта «Шаг навстречу» и право-воспитательного проекта для детей «Молодежная детективная школа». 

.

 

 

Оккупация*

Негероические воспоминания  о героическом прошлом 

  Я – дитя советского времени, продукт советской системы воспитания. Я безоглядно верил во всё, что было написано в книгах, и как представлено в фильмах. Но годы шли, и по мере снятия грифа «Секретно» с военных архивов и ослабления цензуры стало понятно: о войне я не знаю ничего. Вернее сказать: то, что было написано в официально изданных книгах, – не совсем правда.И тогда я всё больше стал прислушиваться к рассказам стариков, прежде всего, моего отца Юрия и матери Тамары, которые пережили войну будучи подростками и помнили всё до мелочей. До глубокой старости рассказы о войне были главными и самыми яркими воспоминаниями их жизни.

    Я всего лишь собрал эти рассказы воедино. В отличие от научных докладов мой материал основан не на академических источниках, а на рассказах конкретных людей, которые волею судьбы оказались в оккупированном городе. Кое-что добавлено из других, заслуживающих внимания, источников. Фотографии и кадры кинохроники взяты из Интернета. Для рядового гражданина не имеют большого значения номера воинских частей, маршруты их передвижения, количество самолётов, орудий, танков и «личного состава» (так в научной литературе иногда именуют людей). Всё это интересно разве что для профессионалов-историков.Для нас же куда более интересным будет узнать: как в действительности жили люди в оккупированном Николаеве все эти годы, что они делали, что чувствовали, как себя вели и как выжили. Искусство выживания в оккупации – целая наука. Глядишь, и пригодится…

С уважением Женя Желдоровский

 

 

Накануне вторжения

   Юрка выглянул из ворот и оцепенел от страха: на углу Спасской и Наваринской, неподалеку от того места, где еще несколько дней назад торговала мороженица, стояли и неспешно курили, переговариваясь между собой на непонятном гортанном языке, два рослых солдата в необычной серо-зеленой полевой форме. Рукава гимнастерок были закатаны. На тротуаре у их сапог стоял, опираясь на короткие ножки, ручной пулемет.То, что творилось в городе в последние недели перед этим, заслуживает отдельного описания.

 

«Николаев без боя не сдается...»

  Накануне вторжения немцы вели активную авиаразведку. Были нанесены также авиаудары по заводским железнодорожным веткам с целью предотвратить вывоз с судостроительных заводов ценного имущества, станков, военных материалов.

  У войны своя логика. Наступающей армии нет смысла разрушать то, что завтра будет принадлежать ей. Отступающая, напротив, уничтожает за собой всё! Ведь то, что ты оставил, завтра достанется противнику и укрепит его возможности.

  Фашистам не было смысла разрушать судостроительные верфи Николаева. Они нужны были им для ремонта своих военных кораблей.

  Немецкие войска приближались к Николаеву со стороны Одессы. Город уже находился в зоне досягаемости немецких полевых радиостанций, и из радиоприемников неслась отчаянная антисемитская и антибольшевистская пропаганда, рассчитанная на деморализацию армии и населения: «Бейте жидов, бейте большевиков, встречайте доблестных немецких солдат – ваших освободителей», неслось из радиоприёмников. От одних этих слов мороз шел по коже: за такие слова тогда можно было угодить прямиком в лагерь. Ведомство доктора Геббельса знало свое дело.

  Чтобы избежать вредного влияния пропаганды на умы жителей прифронтовой полосы, советское командование распорядилось сдать все имеющиеся на руках у населения радиоприемники.Их приносили на улицу Наваринскую напротив пятнадцатой школы и сдавали в помещение интерната, здание которого стоит там и в наши дни (слева от входа в ресторан «Золотой фазан»).

 Сдавшему вручалась квитанция, по которой (как подразумевалось) он сможет получить свой радиоприемник назад после войны...

  Пятнадцатая школа была превращена в прифронтовой госпиталь (вначале советский, а потом и немецкий) и пробыла им до самого освобождения города. Сюда в августе 1941-го привозили раненых. На носилках, на костылях, в окровавленных бинтах. Один их вид производил на жителей окрестных дворов жуткое впечатление и подталкивал к вполне определённому выводу – пора бежать!

  Юрка с родителями – дедом Антоном и бабой Феней (Фёклой) жили в просторном дворе на Спасской, 23. Сейчас там расположены корпуса бывшего интерната для слабослышащих детей, а до войны жили люди. В центре просторного двора тогда росло огромное старое дерево. Бежать Антону и семье было некуда – родни нет, на руках грудной ребенок да трое детишек постарше. Пришлось остаться.

  Накануне ухода из города наших частей в дом Антона и Фени пришел замначальника николаевской фабрики штампов и печатей Захар Моисеевич Рысак с женой Бертой Фридлевной. Они слёзно просили бабу Феню присмотреть за их старенькой мамой, которая уже не ходила и не могла уехать с ними в эвакуацию. «Фенечка, вы же понимаете, что нам здесь оставаться нельзя... Присмотрите за мамой. Она очень старая, скоро умрет. Переселяйтесь в нашу квартиру на Декабристов, 6, и пусть после войны квартира останется вам».

  Дед Антон переселяться не хотел. Квартира на Спасской была вполне приличной, но баба Феня, работавшая у Рысака на фабрике, решила войти в положение своего бывшего начальника и досмотреть его старую мать. Семья переехала на Декабристов, 6.

   К слову сказать, обещание свое баба Феня сдержала – ухаживала за старушкой до самой её смерти и похоронила «по-людски».

  Вечером того же дня Юрка гулял во дворе. Вдруг небо полыхнуло ярким малиновым заревом, а через несколько секунд пришел чудовищной силы грохот, от которого с дребезгом вылетели стекла в близлежащих домах всего центра города. На железнодорожных путях за «военной рамкой» (район переулка Транспортного) стоял груженый боеприпасами товарный вагон.

  Оставлять столько взрывчатки врагу было нельзя. Советские саперы приказали людям из соседних домов спрятаться в укрытия (подвалы, трубу ливневого коллектора на 9-й Поперечной) и взорвали вагон. Сила взрыва была такой, что куски рельсов летели до района нынешнего Центрального рынка. А в частных домах на «дачах» (улицы Водопроводная, Парижской Коммуны, Пятая и Шестая Поперечные) с домов снесло крыши. Позже Юрка ходил в этот район к своему дяде Лаврентию Занько. Дом Лаврентия тоже стоял без крыши. В зале висел матерчатый розовый абажур, весь пробитый воткнувшимися в него сотнями осколков оконного стекла.

  На следующий день Красная армия оставила город, а немцы еще не вошли. В городе воцарилось безвластие, начались мародерство и грабежи.

  Грабили все, что попадало под руку. В мгновение ока люди растащили назад те самые радиоприемники, которые еще недавно сдавали – по тем временам вещь редкую и дорогую. Грабили парфюмерную фабрику «Астра», располагавшуюся рядом с тем местом, где сейчас – вторая гимназия. Там были склады со спиртом.

  Грабили обувную фабрику (она располагалась как раз на том месте, где сейчас стоит единственный в нашем городе ресторан «Мак Дональдз»), там были запасы кожи и готовая обувь.Особой популярностью пользовались винные склады на углу Херсонской (пр. Центральный) и Соборной, там, где сейчас магазин «Сотка». В старых домах, которые там стояли раньше, были мощные торговые подвалы. Вокруг складов в тот день валялось много пьяных.

  Дед Антон притащил с «Астры» огромный бутыль спирта. Притащил не сразу, а только с третьей попытки. Первый бутыль он неудачно встряхнул, и тот раскололся в мешке прямо за плечами. Антона обдало спиртом и холодом. Вытряхнув осколки из мешка, он опять пошел на «Астру».

  Второй бутыль он нес осторожно, но когда проходил перекресток Рождественской и Спасской, послышался шум. Кто-то дрался и кричал (в городе творилось чёрт знает что). Резко повернувшись на этот шум, Антон цокнул бутыль в мешке о стальную трансформаторную будку, мимо которой как раз проходил (она стоит там по сей день).

   Кстати, это одна из тех знаменитых трансформаторных будок, которые были поставлены в городе еще при царе-батюшке и исправно служат в нашей электросети до сих пор. Эти будки  не сварные, а клёпаные, как корпуса старинных дредноутов, потому что построены они были еще до того, как изобрели сварку.Чертыхаясь, Антон стоял на углу улиц весь в спирту и вытряхивал наземь осколки второго бутыля. Только с третьей попытки удалось доставить домой огромный бутыль чистого спирта. Слегка отдышавшись, Антон решил угостить спиртом соседа Володю за то, что тот недавно во время ремонта разрешил ему прорубить окно к себе в сад.Мужики сели в саду в тени яблонь и абрикосов, разложили перед собой нехитрую закусь. Пили неспешно, со вкусом. Спирт был качественный. Внезапно начался обстрел. Со стороны Варваровки с визгом прилетел и грохнул за садом артиллерийский снаряд. Но на захмелевших бражников это не произвело ни малейшего впечатления. «Николаев без боя не сдается», – глубокомысленно изрек дед Антон, и они выпили еще по одной.

 

 

 

Вторжение

16 августа 1941 года

  Эта дата вряд ли заставит ваши сердца стучать сильнее. Разве что для кого-нибудь она имеет значение в личном плане. Между тем, для любого николаевца она значит немало. Ведь именно этим днём открывается целая эпоха испытаний, через которые прошел наш город. Эта дата одних сделала героями, других – предателями, третьих – беженцами, четвёртых… Впрочем, всех не сосчитать. Война, как ничто другое, разделяет людей на «категории».16 августа 1941 года передовые отряды вермахта вступили в Николаев. С этого момента переменилось всё. Не знаю, задумывался ли кто-то о том, что с 16 августа 1941 и по 28 марта 1944 года (2 года и 7 месяцев) все, кто остался жить в Николаеве (а это десятки тысяч людей), жили в совершенно другом государстве. Государство, в которое входил Николаев, называлось Третий рейх. Главой государства был Адольф Гитлер. Николаевской области не было. Николаев входил в состав другой территориально-административной единицы – рейхскомиссариат Украина.

   Любопытно, что посёлок Варваровка не входил в состав Третьего рейха. Всё время оккупации Варваровка была приграничным городом союзного рейху Румынского государства и входила в румынскую провинцию Транснистрия. Административным центром Транснистрии почти всю войну был город Одесса.

  При немцах каждый год 20 апреля (в день рождения главы государства) в Николаеве проводились торжества. На здании штаба корпуса, на Спасской, 41 (ныне здание УМВД) на балконе, который цел и поныне, вывешивали огромный портрет Гитлера. Под ним красовалась надпись на украинском языке: «Гітлеру визволителю».

  Не знаю, проводились ли в этот день в храмах оккупированного Николаева молебны во здравие главы государства? Не берусь утверждать такое. Тема щекотливая, и она требует специальных исследований. Напомню только, что с точки зрения христианства: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению» – это цитата из Послания апостола Павла к Римлянам (13:1-2).

  Судя по рассказам стариков, накануне вторжения организованной эвакуации населения в городе не было, разве что на заводах. Остальное население было брошено властями на произвол судьбы. Многие жители сами пытались бежать из города, но армия бежала быстрее, поэтому очень скоро беглецы оказались на оккупированной врагом территории и вынуждены были вернуться обратно в город. Позже (когда в город вернётся советская власть) им поставят это в вину. Все они будут причислены к категории «оккупированных». Подразумевалось, что люди этой категории остались «встречать Гитлера», работали на Германию, усиливая её экономическую и военную мощь. А потому не вызывают доверия. До самого конца существования СССР в различного рода служебных анкетах, наряду с вопросом о наличии судимости, был и вопрос: «Находились ли Вы во время войны на оккупированной территории?». И ответ «Да» не сулил вам ничего хорошего.

  Никакого организованного сопротивления и боёв за Николаев тоже не было. Город был сдан без боя. Разрозненные группки красноармейцев, которые, отстреливаясь, отступали на восток, ничего не могли противопоставить организованной, моторизованной, имеющей боевой опыт лавине вермахта. Бегство армии и населения было повальным. Показательно, что именно в разгар бегства 16 августа 1941 года Ставка советского Верховного главнокомандования издала знаменитый приказ №270, предписывавший, в частности: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров.Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава».

  И ещё: «…если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен, – уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и помощи». Государство, не сумев организовать оборону, в очередной раз перекладывало вину за происходящее на головы рядовых граждан. Между тем, количество пленных красноармейцев в этой войне исчислялось сотнями тысяч, и вряд ли они хотели попасть в плен.

  Пытаясь задержать вступление немцев в Николаев, сапёры-красноармейцы хотели взорвать старый наплавной Варваровский мост. Один из сапёров – Борис Львович Малкус в интервью для российского Интернет-проекта «Победители» вспоминал, что по всей длине моста, через несколько десятков метров одна от другой были сложены груды взрывчатки. Первый сапёр поджигал бикфордов шнур и бежал ко второму, потом они поджигали шнур второго заряда и вместе бежали к третьему, и так далее. За ними один за другим рвались заряды.

  Это была ошибка, говорит он. Надо было просто взорвать цепи, на которых держался мост, и его унесло бы течением. А так, в мосту лишь образовались дыры. Немцы очень быстро их заделали и восстановили мост. Он вспоминает также, что, поскольку наш город с трёх сторон окружен водой, немцы выбросили десант в районе Широкой Балки – Кульбакино и, тем самым, фактически заперли оставшихся красноармейцев на полуострове. Окруженным пришлось с боями пробиваться на восток через немецкие позиции. Прорвались не все.

 

«Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство»…

  Томочке «повезло» родиться в 1927 году. Как раз в разгар коллективизации и «ликвидации кулачества, как класса». Но она родилась и жила в городе, была маленькой и ничего не знала о том, что творится на селе.

  Потом последовал 1933 год, голод, когда в Николаеве люди поели всех кошек и крыс (я слышал об этом, еще будучи ребенком, в советское время от бабушки и не мог понять, почему она рассказывает об этом вполголоса).

  В голод семья перебивалась заработками в селе Нечаянное, где отец Томочки работал экспедитором в заготконторе. Пришлось поездить туда на подводе через старый Варваровский мост. Зато семья смогла выжить – получали немного хлеба и растительное масло двух видов – черное «кользовое» и зеленоватое «свиріпяне». Оба масла жали из сурепки или, как его называют, рапса (в наше время рапс снова в моде, им засеяли чуть ли не все поля, чтобы продать в Европу, которая активно переходит на биотопливо).

   Год 1937-й. Отец Томочки по тем временам был человек грамотный (при царе окончил реальное училище) и хоть не занимал никаких должностей, не избежал участи многих грамотных людей того времени. Страна Советов оставила Томочку без отца, отправив его в лагерь «без права переписки» по политической статье. Больше его никто не видел… А потом настал 1941-й. Пришла война. Семья пыталась бежать из города и даже успела добраться до Ефремовки Новобугского района. Но армия бежала быстрее…

 

Немцы в огороде!

  Трещали кабаки. Через баштан цепью шла группа немецких солдат в полевой форме. Рукава закатаны, на головах каски, в руках винтовки наперевес. Затихал мотор отбомбившегося и уходившего прочь самолета. Перепуганная селянка бежала по раскаленной августовским солнцем улице, прижимая к груди крынку молока, и кричала: «Женчини, тікайте! Там бонби кидають!!!». От быстрого бега молоко выплескивалось из крынки и заливало фартук.

  Двое красноармейцев, еще недавно стрелявших по наступающим с дерева, уже бежали к лесопосадке, пытаясь уйти от многократно превосходящего противника. Выпить принесенного селянкой молока они не успели. Уйти – тоже… На следующий день их похоронили в лесопосадке.

  Согнувшись чуть не пополам, огромный немец ввалился в низкие двери сельской мазанки и обвел взглядом забившихся в углы и до смерти перепуганных женщин. Варька Виниченчиха примирительно сказала: «Заходьте, заходьте, тут самі тільки жінки та діти», как будто он мог хоть что-нибудь понять из ее слов.«Яйки, мьод, мольоко», – рявкнул он в ответ. Получив еду, немец ушел. Не прошло и десяти минут, как в избу ввалился еще один, а потом еще, и все требовали одно и то же. Вскоре в хате не осталось ни яек, ни меду, ни молока.

  Когда фашисты заняли Ефремовку, оставаться там уже не было смысла. Эвакуация не удалась. Пришлось возвращаться в город. На дорогу одна селянка подарила беженцам целую головку голландского сыра, припасенного несколько дней назад, когда местные жители разграбили оставшийся без присмотра бежавших властей сырзавод. 

  А в Николаеве уже вовсю хозяйничали немцы и румыны. Топот сапог, резкая гортанная речь, гул моторов и запах бензина (немецкая армия была хорошо моторизована).

 

 

12 сентября

«…Твой конь не боится опасных трудов;
Он, чуя господскую волю,
То смирный стоит под стрелами врагов,
То мчится по бранному полю.
И холод и сеча ему ничего...
Но примешь ты смерть от коня своего».
     А.С. Пушкин «Песнь о вещем Олеге»

  Давным-давно, когда я был еще маленьким, отец рассказывал мне, что во время войны на германском военном кладбище в Николаеве был похоронен немецкий генерал.

  Я тогда не принял во внимание рассказ отца: я был ещё мал и играл в войнушку с соседскими пацанами. В этих играх никто не хотел быть «немцем», ибо «немцы» были заранее обречены на поражение, ведь до нас так уже распорядилась история. В реальной жизни за 10 лет до моего рождения всё было не так однозначно…

  Много позже я вспомнил рассказы отца и узнал, что на немецком военном кладбище, которое располагалось над рекой на улице Спортивной, на территории водной станции «Авангард», действительно был похоронен крупный немецкий военачальник, погибший у нас в Николаеве в первые месяцы войны при весьма примечательных обстоятельствах.

   Ойген Риттер фон Шоберт не был знатного рода. Титул «риттер» (рыцарь) и баронскую приставку «фон» он заработал сам, отвоевав за своё государство в Первой мировой войне, отслужив ему в смутные послевоенные годы и заново проявив себя в первые месяцы Второй мировой войны. К моменту вторжения гитлеровцев в нашу страну он командовал 11-й армией вермахта, сметавшей на своём пути любое сопротивление в наших южных степях.

  Армия оккупировала огромные площади и к середине сентября 1941 года находилась уже далеко за пределами Николаева. Она наступала на Крым.

  Командующему приходилось контролировать состояние войск, разбросанных на огромной территории. Ни автомобиль, ни, тем более, конь для этого уже не годились. Вместо них для поездок генералу был выделен легкомоторный самолет Fi 156 «Шторьх» (в переводе с немецкого «Аист») фирмы «Физелер».

  Эта небольшая машина была очень удобна в эксплуатации и прекрасно подходила для ведения разведки и наблюдения с воздуха за дислокацией войск. Самолёт был рассчитан всего на двоих человек: лётчика и пассажира. Для него не нужен был аэродром. «Шторьх» мог взлетать и садиться с неподготовленных площадок – полей, лужаек, участков дороги. Скорость его была невысока – до 175 км/час, но этого было достаточно. Дальность полёта составляла около 400 км, а под капотом «Аиста» вмещался не один, а целых 240 «коней».

  И вот 12 сентября 1941 года Ойген (Евгений) Риттер фон Шоберт отправился на своём «Шторьхе» в инспекционный полёт в район Николаева. Лётчик выбрал удобную для посадки лужайку в районе Широкой Балки. Самолёт пошёл вниз, мягко коснулся земли и вдруг – разлетелся на куски, разорванный мощным взрывом. И пилот, и пассажир погибли на месте. Как выяснилось позже, такая красивая с высоты лужайка оказалась советским минным полем.

  Смерть на войне – дело обычное, куда более привычное, чем жизнь. Если сосчитать всех, кто воевал в этой войне с оружием в руках, то мы обнаружим, что из них за все годы этой бойни погибли больше военнослужащих, чем оставалось в строю на момент её окончания.

    По данным начальника штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта генерала Гальдера, по состоянию на середину сентября 1941 года, на Восточном фронте ежедневно гибли в среднем около 6 тысяч военнослужащих вермахта, а общее число погибших с начала вторжения в Советский Союз немецких солдат приближалось уже к полумиллиону.

  Тем не менее, в этой череде смертей гибель под Николаевом генерал-полковника Шоберта стала весьма заметным событием. Это был первый случай гибели на Восточном фронте военачальника вермахта такого ранга.

  Похороны командующего проходили в Николаеве 15 сентября 1941 года с максимально возможными в боевой обстановке почестями. Историки пишут, что на похоронах присутствовало немало известных деятелей того времени. Например, румынский маршал Антонеску и главнокомандующий сухопутными войсками Германии генерал-фельдмаршал Вальтер фон Браухич.

  Чтобы оценить важность фигуры погибшего генерала Шоберта, достаточно сказать, что на его место командующим 11-й армией вскоре был назначен не кто иной, как Эрих фон Манштейн, который в германском генералитете вскоре стал одной из «звёзд» первой величины.

  Подобные события, как правило, обрастают всяческими невероятными и пикантными подробностями. Не обошлось без них и в случае с гибелью генерала Шоберта. Существует расхожая байка, что Эрих фон Манштейн, который якобы присутствовал на похоронах своего предшественника, случайно оступился и упал в свежевырытую могилу Шоберта.

  Что тут сказать? Во-первых, не факт, что Манштейн был на этих похоронах.

  Во-вторых, хочу заметить, что при оценке великих деятелей люди делятся на две категории: например, говоря о выдающемся композиторе, одни интересуются музыкой, которую он написал, другие – тем, сколько раз в своей жизни он изменил жене.

  Скажу так: не важно, падал ли Манштейн в могилу Шоберта. Важно то, что 12 сентября 1941 года германская армия потеряла одного из крупнейших своих полководцев. И произошло это у нас в Николаеве. Именно здесь был открыт счет потерь германского генералитета, разверзлась бездна, которая поглотит еще многих именитых полководцев Третьего Рейха.

  Что касается даты 12 сентября, то в этот день в Николаеве произошла еще пара малозаметных событий. В первые месяцы оккупации нашего города в немецкой столовой по ул. Адмиральской работал паренёк по имени Витька Хоменко. Его знали все окрестные ребята. Он частенько выносил из кухни и потихоньку передавал через забор голодным пацанам буханки свежего белого хлеба. В день гибели немецкого полководца Вите исполнилось 15 лет.

  Среди ребят, которым Витя выносил хлеб, был пацанёнок Юрка, живший неподалёку - на Декабристов №6. И надо же, так совпало, что в этот же день, 12 сентября 1941 года, и у Юрки тоже был день рождения. Ему исполнилось 11. Это был мой отец!

  Витя Хоменко проживёт ещё всего лишь год с небольшим. Он станет героем-подпольщиком и будет казнён на виселице в центре города 5 декабря 1942-го.

  Юрка проживёт долгую жизнь. Он будет строить корабли. Имен-но из его рассказов я знаю о том, что творилось в городе в страшные годы оккупации.

  А пока, следует заметить, что дата 12 сентября еще преподнесет сюрпризы в этой войне. Двумя годами позже – 12 сентября 1943 года – произойдет ещё одно из самых ярких событий Второй мировой войны. В этот день легендарный немецкий диверсант Отто Скорцени успешно провёл операцию по освобождению захваченного заговорщиками итальянского дуче Бенито Муссолини.

  Поразительно, но и в этом эпизоде великой войны засветился «конь» Люфтваффе – всё тот же самолет «Шторьх». Именно его использовал Скорцени для вывоза Муссолини с вершины горного массива Гран Сассо, где в отеле «Кампо Императоре» («Лагерь Императора») заговорщики содержали своего пленника.

  Именно эта дерзкая операция создала Скорцени репутацию диверсанта номер один.

  На этот раз лёгкому «Аисту» пришлось нести на себе не двух, а сразу трёх человек: лётчика, толстого итальянского «дуче» и двухметрового громилу Скорцени. Немецкие десантники на старте до последней возможности удерживали самолёт «за хвост» при работающем на полную мощность моторе. Только так он смог взлететь с этой отвесной скалы.

  Вот такая история. Размышляя о гибели Ойгена Шоберта, невольно приходишь к странному выводу. Выходит так, что немецкого генерала убил не какой-то герой, а рядовой пехотный Ванечка, успевший во время повального бегства заложить и присыпать землёй мину на красивой лужайке. Кто он? Этого мы уже никогда не узнаем. У войны – своя логика, и пути её неисповедимы.

  Что же касается Шоберта, то известно, что его жена вскоре перевезла прах мужа в родной фатерлянд, где он и был окончательно предан земле.

 

«Новый порядок»

  В первый же день оккупации немцы отловили на обувной фабрике пять мародеров (в том числе одну женщину) и повесили их на столбах вдоль Советской. Стационарных виселиц еще не было. Они появятся позже во всех концах города (особенно на Базарной площади). Поэтому оккупанты просто вставили обрезки досок в известные каждому николаевцу (и стоящие кое-где и по сей день) решетчатые трамвайные столбы и превратили их в виселицы.

  Трамвай тогда ходил по Советской. Вот как раз возле обувной фабрики на пересечении с Херсонской (пр. Центральный) возле Базарной площади и повесили несчастных без суда. Просто для устрашения.

  Страх сковал жителей города. Они никогда раньше не видели, чтоб вот так открыто на улицах вешали людей.

  Разнесся слух, что кто-то (наверно, назло немцам) водрузил на водонапорной Шуховской башне красный флаг. Юрка с пацанами побежали туда посмотреть. Что же оказалось? Да, полотнище знамени было огромным и красным, как кровь. Вот только на нем вместо привычных золотистых серпа и молота в белом круге красовалась разлапистая черная свастика.

   Вскоре в город вернулись многие из тех, кто пытался убежать от немцев. Армия отступала быстрее, чем могли бежать мирные жители. Немцы нагнали их, и бежать дальше уже не было никакого смысла. Люди вернулись в свои дома.

  В городе воцарилась новая власть.

  После экзекуции с повешением людей на Советской все указания новой власти исполнялись жителями моментально. А первые указания были стандартными: сдать все оружие, сдать все радиоприемники (теперь уже немецкому командованию было невыгодно оставлять приемники у населения. Ведь по ним можно было слушать передачи советского информбюро из Москвы). За невыполнение – смертная казнь.

  На этот раз приемники велено было принести в здание на Декабристов №5 (одно из нынешних зданий областного УМВД). Жители бросились один быстрее другого исполнять указание новой власти. Когда приемники были сданы, за ними пригнали колонны пленных красноармейцев из лагеря на Темводе и те унесли их в неизвестном направлении.

  В ожидании получения приемников красноармейцы сидели на мостовой. Они были голодные. Однажды Юрка видел, как несколько пленных красноармейцев яростно дрались между собою в кровь за несколько упавших с дерева черных стручков акации, мякоть которых можно есть. К пленным подходили люди, приносили нехитрую снедь.

  Однажды двое красноармейцев, сидевших на улице в ожидании приемников, отлучились из общей группы в Юркин двор и попросили бабу Феню сварить им несколько картошин, которыми их угостили. Пока картошка варилась, их группа уже получила приемники и ушла. Поняв это, ребята не решились догонять своих, т.к. их могли покарать за самовольный уход. Что делать? Тогда дед Антон им сказал: «Оставайтесь!».

   Нужно знать, что за сокрытие у себя дома сбежавших красноармейцев Антону, равно, как и всей его семье, грозило одно наказание – смерть.

  Ребята перекантовались в квартире Антона пару дней. Их подкормили. Антон вынес во двор и сжег их военную форму, ремни и пилотки, дал им одежду со своего плеча, пожевать на дорожку, и ребята отправились в путь.

  А через пару месяцев во двор вошел строгого вида мужчина в кожаном пальто. Антон как раз стоял во дворе возле крана и набирал воду. «Где тут живёт Антон?» – спросил он. «Я Антон» – ответил дед. Вдруг незнакомец спросил: «Это Вы прятали двух пленных красноармейцев?»

  Антон побелел. Ноги подкосились от страха. Он едва удержался за кран, чтобы не упасть. «Я», – тихо и обреченно сказал он. «Вам письмо. Получите», – вдруг сказал пришедший, отдал письмо и ушел.

  Дед Антон был абсолютно неграмотным. Не умел ни читать, ни писать. В то время, несмотря на старания советской власти, неграмотность всё еще была обычным делом для многих тысяч взрослых мужчин и женщин.

  Развернув сложенный лист бумаги, Антон отдал его жене, и та прочла: «Дорогие мои спасители!».

  Дальше один из красноармейцев сообщал, что они с другом уехали в село. Лично он остался жить у одной женщины под видом ее мужа. «В благодарность, – писал он, – посылаю Вам мешок картошки». «Интересно, а где же картошка?», – промолвил Антон и вспомнил посланника недобрым словом.

  Так уж устроены мы, люди: только что он боялся, что потеряет жизнь, а теперь ему жалко мешка картошки…

 


Оккупационный калейдоскоп

  Жизнь в оккупированном городе входила в новое русло. Немцы расхаживали по городу как хозяева, лузгали семечки, смеялись, пиликали на губных гармошках. На железнодорожный вокзал то и дело прибывали эшелоны с солдатами и военной техникой, шедшие на фронт.

  Солдаты заходили в ближайшие к вокзалу дворы, просили тазик воды, чтобы «вашен» (помыться), за воду обязательно платили, что было совсем необычно для наших людей.

  Пройдет долгих два с половиной года, прежде чем Николаев выйдет из состава Третьего рейха и вернется в Великий, Могучий Советский Союз.

  Вернуться в дом на 7-й Поперечной, где Томочка проживала до войны, не удалось. Семья этнических немцев (фольксдойче), мирно живших до войны в одной из его квартир, теперь почувствовала себя хозяевами и заняла весь дом. Их сын Шурка теперь приводил домой своих новых друзей из числа немецких солдат, и они устраивали шумные вечеринки, притащили в дом пианино, оставленное в одной из пустовавших еврейских квартир, хозяева которых успели бежать.

   Пройдет время, и в 1944-м уже Шурке с семьей придется бежать с отступающими немцами (позже его жена – русская, одна вернется в Николаев).

  Пришлось искать жилье. Возле вокзала на Фрунзе пустовали квартиры в частных дворах. Некоторое время Томочка с семьёй «путешествовала» между Черноморихиным и Курочкиным дворами (соответственно – Фрунзе, 112 и Фрунзе, 114).

  В Николаеве до войны еще были частные домовладельцы, в собственности которых находилась не одна квартира, а целый двор со множеством квартир, которые они сдавали в наем, такими были и домовладельцы Курочка и Черноморец. Наконец, семья осела в жилкоповском доме на Фрунзе, 118 (дом и сейчас цел, это настоящее гетто, в чем желающие могут убедиться самолично).

  При немцах (как, впрочем, и при советах) все обязательно должны были «арбайтен» (работать). Первое время те, кто не имел постоянной работы, ходили на биржу, а потом мать Томочки устроилась уборщицей в общежитие немецких железнодорожных связисток (бывшее здание ясельной группы железнодорожного детского сада на Фрунзе, 111/1), а четырнадцатилетняя Томочка – на железную дорогу разнорабочей. Пришлось пилить деревья, разгружать тяжеленные сырые доски.

  Молодого щеголеватого немца-железнодорожника Гумана все побаивались, уж очень был горд и заносчив (еще бы, типичный ариец – красивый блондин с голубыми глазами). Однажды, когда девчонки разгружали железнодорожную платформу с досками, пришел Гуман и стал ругать их, мол, слишком близко к колесам платформы бросаете доски.

  Раскомандовавшись, он самолично взобрался на платформу, чтобы показать девчонкам, как надо бросать. Но не тут-то было: первая же доска, сброшенная им, рухнула прямо под колеса платформы. Гуман сильно сконфузился, приумолк и через пару минут куда-то испарился. А девчонки посмеялись и продолжили кидать
тяжеленные сырые доски.

  Однажды в общежитии немки-связистки разделись до купальников и легли загорать прямо во дворе на солнышке. Проходивший мимо дед-сторож, увидев эту выставку голых тел, сплюнул и глухо заматерился. Для советского человека такое поведение женщин было дико.

  Впрочем, немки-связистки вели себя по-разному: одна, к которой частенько захаживали военные и привозили ей всякие подарки и лакомства, любила нарядиться в короткие шорты и туфли на высоком каблуке и, забросив за плечи сумку, ходила купаться в яхт-клуб с очередным кавалером.

  Другая, напротив, была одинока, часами играла на аккордеоне и любила повторять, что она «альтерфройляйн» (старая дева).

  Девятилетняя сестрёнка Томочки – Шурка сидела на солнышке и веселилась, пуская маленьким зеркальцем зайчики. Проезжавший мимо немецкий мотоциклист, которому зайчик ослепил на мгновенье глаза, резко затормозил и набросился на ребенка с кулаками.

  Жизнь в оккупированном Николаеве шла своим чередом.

  То прибывали, то убывали войска. Колонны крытых брезентом грузовиков везли солдат и различные грузы. На дверцах немецких грузовиков часто были нанесены трафаретом эмблемы их воинских частей. Например – две вишенки, или – карлик тащит на спине бомбу. Это помогало солдатам безошибочно узнавать машину своего подразделения среди десятков других машин.

  По мостовым чеканили шаг пехотные подразделения. У многих офицеров вместо кокарды на фуражке красовался значок – серебристые череп и кости «Мертвая голова». На пряжках ремней у солдат была надпись «Гот мит унс» («С нами Бог»).

  Юрка с семьей теперь жили в квартире Рысаков на Декабристов, 6. Этот двор и дома в нем целы и сегодня. Рядом находились несколько важных и весьма примечательных зданий.

  На Спасской, 41 прямо напротив ворот Юркиного двора был штаб корпуса (сейчас это главное здание областного управления внутренних дел).

  Ко входу часто подруливали сверкающие никелем немецкие легковые автомобили. Из них выходили важные офицеры с папками и портфелями. У одного из них на груди Юрка впервые увидел «Ритекрайц» – рыцарский крест.

  В городе работала организация «Орг Тодд». Она занималась строительством военных сооружений. Ее центральный «офис» находился в другом красивом старинном доме на Декабристов, 5, тоже принадлежащем сегодня областному управлению внутренних дел.

  В помещении нынешнего Центрального отдела полиции на Декабристов, 8 была немецкая казарма, а на первом этаже – столовая.

  Солдаты были расселены также почти во все квартиры в их дворе.

  На «Стрелке» (место нынешнего парка Победы) работал немецкий аэродром. Юрка с пацанами не раз видели, как с него взлетают немецкие самолеты.

  Однажды произошла авария. Перегруженный самолет никак не мог оторваться от взлетной полосы. То взлетал, то садился и наконец «капотировал» – ударился носом в землю и взорвался.

  В 1942 году на аэродроме произошел сильный взрыв и пожар.

  Буквально через несколько минут через старый ингульский мост (в то время единственный) туда прибыла пожарная команда. Гораздо позже станет известно, что причиной взрыва стала диверсия, совершенная участником «Николаевского центра» Александром Сидорчуком.

  Вскоре Юрка со старшим братом Шуркой отправились на базар за кормом для канареек. Купив конопляных зернышек (тогда о наркотических свойствах конопли никто еще ничего не знал, и зернышками ее кормили птиц), они собрались уже уходить.

  Вдруг раздался крик: «Облава!», и все бросились врассыпную, пытаясь убежать с Базарной площади (она тогда находилась на месте нынешнего городка «Сказка» и Дворца судостроителей).

  Но было поздно. Из крытых брезентом немецких грузовиков по периметру базара выскакивали и оцепляли площадь сотни солдат с оружием и собаками. В толпу убегающих врезался хорошо известный нам по фильмам о войне немецкий броневик на колесно-гусеничном ходу. Под передние колеса броневика попала
женщина. Ее раздавило.

  Юрка и Шурка с ужасом бежали домой (детей солдаты выпустили с площади).

  Вскоре захваченных на рынке заложников немцы повесили на Базарной площади. 

 

 

«Еврейский вопрос»

 Практически сразу после оккупации Николаева немцы принялись и здесь решать «еврейский вопрос».

  Большинство наших николаевских евреев уехали из города ещё перед оккупацией. Но некоторые остались… Вот на них-то и отыгрались фашисты. Я иногда задаю себе вопрос: почему эти люди не уехали? Напрашиваются несколько ответов:

– не знали, что их ожидает;
– знали, но не верили, что такое может быть в цивилизованном ХХ веке;
– не смогли по каким-то причинам.

  Юрка был свидетелем такой сцены: соседи, стоявшие у своего двора, обсуждали, где взять продукты (в магазинах было пусто).

  Один из них – старый еврей, спросил у подошедшего немецкого офицера: «Скажите, когда будут давать сахар?». Немец понял вопрос. Он как-то долго и странно посмотрел на старика и ничего не ответил, отвернулся и ушел. Он наверняка знал, какой «сахар» приготовили для евреев оккупанты.

  Однажды Томочкина баба Даша видела, как на улице грузились людьми несколько грузовиков. Местные евреи, прихватив пожитки, куда-то собирались ехать.

  «Куди ж це вас везуть?» –  спросила она.

  «Говорят, что работать на виноградниках», – отвечал ей старый еврей.

  На какие виноградники их везли, горожане узнали позже…

  Было голодно. Взяв у своего родственника Лаврентия бричку, Антон запряг в нее приблудившуюся лошадь, пойманную старшим сыном Шуркой в тот день, когда армия и часть жителей в панике бежали из города. Прихватив Юрку, Антон отправился по Баштанской дороге в село Гороховку менять припасенный им спирт на сало и хлеб.

  Проезжая мимо поворота на Мешковку, они наткнулись на немецкий блок-пост. Здоровенный немец в каске с серповидной металлической бляхой на груди, на которой фосфором было написано «Фельджандамари» (полевая жандармерия), гаркнул на них и показал жезлом, чтобы быстрей проезжали мимо.

  Там, в стороне от трассы, что-то происходило. Виднелись вырытые рвы, на краю рвов – груды разноцветного тряпья. Вокруг толпились эсэсовцы. Как стало известно позже, там расстреливали николаевских евреев.

  Через пару дней Юрка видел, как на углу Пушкинской и Большой Морской (как раз через дорогу от нынешней спортшколы по фехтованию) из крытых брезентом немецких грузовиков выгружали и заносили в неприметное одноэтажное угловое здание тугие тюки одежды. Все, что осталось от людей, еще недавно мирно живших в нашем городе.

  К слову сказать, одежду эту хозяйственные немцы не выбрасывали. В неё потом одевали силой пригнанных в Германию восточных рабочих-«остарбайтеров».

  То здание стоит до сих пор. Над ним словно висит проклятие.

  В нем никто не живет. Судя по всему, оно принадлежит властям, и используют его для всяких политических нужд. В последний раз я видел там вывеску «Общественная приемная» одного из кандидатов на выборах.

  Из живших поблизости евреев один только кардиолог доктор Барг продолжал каждое утро с кожаным саквояжем в руках ходить по Спасской к себе на работу в больницу. Евреи-врачи были оставлены в живых до специального распоряжения. А потом исчез и он...

  Печально завершилась жизнь и другого известного в Николаеве врача. Доктор Кранцфельд волею судьбы остался в городе, и случилось так, что во время наступления немцев он буквально вытащил с того света одного тяжелораненого немецкого офицера, которого ему привезли.

  Когда евреев начали вывозить на расстрел, спасенный немец сказал ему: не ходи на сборный пункт, я замолвлю за тебя словечко. Так повторилось несколько раз. Но, очевидно, потом кто-то пригрозил немцу, что на него донесут в гестапо за то, что он покрывает еврея. И на следующий раз тот не стал помогать доктору.
Крансфельда арестовали и казнили. А его труп несколько дней висел на воротах областной больницы на Володарского, и все бывшие коллеги доктора каждый день ходили на работу мимо этих ворот… 

 *   *   *

 

 * Журнальный вариант. Публикуется по изданию: Ж. Желдоровский Оккупация. Негероические воспоминания  о героическом прошлом.  – Николаев: Издательство Ирины Гудым, 2019. – 76 с.

   «Оккупация. Негероические воспоминания о героическом прошлом» - сборник коротких рассказов о жизни горожан в оккупированном городе Николаеве в 1941 – 1944 годах. Все рассказы основаны на реальных событиях и воспоминаниях людей, волею судьбы оказавшихся в оккупированном нацистами городе. Содержание книги резко контрастирует со многими произведениями официальной истории, героизирующими такое отвратительное явление, как война.

 

 

 

 

Category: Николаевская старина

Михаил Харитонович Кока 

   Родился в 1948 году в Молдавии в с. Слобозия Оланештского района в семье крестьян. После окончания средней школы и службы в армии в 1970 году поступил в Николаевский кораблестроительный институт на специальность "Технология судостроения". Впоследствии работал на Кишиневском опытно-экспериментальном заводе «Эталон», где участвовал в изготовлении подводных устройств для обследования корпуса надводных кораблей и ПЛ. С 1994 года на государственной службе – в Министерствах транспорта и дорожного хозяйства и  экологии, строительства и развития территории Республики Молдова. 

   Член Союза журналистов Молдовы с 1994 г. Автор более 200 печатных материалов. Член редакционной коллегии журнала „Mediul ambiant” («Окружающая среда») и Национального комитета по изданию коллекций „Lumea  vegetală a Moldovei”  («Растительный мир Молдовы») и „Lumea animală a Moldovei” («Животный мир Молдовы»). Живёт в республике Молдова.

 

 



Секретная жизнь генерала П.И. Фёдорова

Штрихи к биографии. Факты и вымыслы. Загадки и догадки*


Моим родителям – Зиновии и Харитону  
и супруге Раисе посвящаю.




Загадочный незнакомец или кто Вы, генерал П.И. Фёдоров?

Человек тонкий, всеведущий, неутомимый.
Ф.Ф. Вигель

... Самым большим достижением последних лет, пожалуй, можно считать находку Н.В. Пономаренко - факсимиле подписи полицмейстера г. Николаев П.И. Федорова [17]: «В благоустройстве Измаила Павел Иванович принимал участие еще в 1822 году, когда началось возведение Покровского собора на главной площади города. Собор сооружался на средства прихожан, пожертвования купцов и Бессарабской казённой палатой. Свою лепту в сумме 10 тысяч рублей внёс и Павел Иванович» [41].

Вообще-то, по этому факту больше всего разных мнений:

- «… генерал–лейтенант Федоров не смог оставаться в стороне. Он вернул городу долг в десять тысяч левов, которые занял у городского управления. Эти деньги также пошли на строительство храма» [42]ю

- «…Павел Иванович Федоров (Бессарабский Военный Губернатор Управляющий Гражданской Частью и Измаильским Градоначальством) уплатил долг 10 тыс. руб., занятые у городского управления» [43,44].

Существует и другое мнение - «Свято-Покровский Собор построен (…) на средства прихожан и «пособием от казны», выделенным Бессарабским наместником графом М. С. Воронцовым по указу императора Николая I.» [45].

Но все они сводятся к тому, что П.И.Федоров не пожертвовал, а вернул городу долг в 10 000 рублей.
Что в общем итоге приводит к еще большему противоречию.

Так, если верить авторам статьи, Федоров пожертвовал на строительство собора 10 000 руб. «еще в 1822 году, когда началось возведение Покровского собора». Интересно, каково должно было быть жалованье полицмейстера г. Николаев, чтобы П.И.Федоров (который к тому же в 1821 году обзавелся семьей, а в 1822 году появился первый ребенок) мог бы позволить себе пожертвовать просто так такую огромную по тем временам сумму на строительства собора?..

Да и строительство же собора началось в 1821, а не в 1822 году.

И чего ради он стал бы жертвовать такие деньги на строительство собора, когда его практически ничего не связывало с г. Измаил. Разве то, что в 1809 году находился в Сулинских гирлах и в десанте при крепости Измаил?..[46].

И с Новороссийским и Бессарабским Генерал - губернатором графом М.С.Воронцовым вроде бы его еще ничего не связывало…

Что касается остальных «фактов», то путаница еще больше. Как мог какой-то полицмейстер г. Николаева занять аж 10 000 руб. у городского управления г. Измаила? Он вполне мог сделать это, например, будучи бессарабским гражданским губернатором или Измаильским градоначальником. Но в первую должность он был назначен только в 1834 году, а вторую исправлял по совместительству в 1835 году.

Строительство же Свято-Покровского собора было закончено в 1831 году! А звание генерал-лейтенанта было присвоено П.И. Федорову еще позднее – в 1840 году [47].

 


Неточности, оплошности и вымыслы

Как оказалось, писать о генерале П.И.Федорове - это очень трудное занятие. По двум причинам:

Первая. Скудность (или, точнее сказать, почти полное отсутствие) каких-либо подлинных (!) архивных документов.

Самое интересное в этом деле – это ссылка в т. 21 «Фабер-Цявловский» (1901) из «Русского биографического словаря в 25-ти томах», издаваемого Санкт-Петербургским Императорским Русским историческим обществом под наблюдением его председателя А. А. Половцова с 1896 по 1918, на источник получения информации о биографии П.И.Федорова: «Послужной список, хранящийся в домашнем архиве П.И.Баранова» (в дальнейшем – послужной список).

Почему-то (!?.) официальных источников не нашли. А послужной список генерала П.И. Федорова хранился в домашнем архиве какого-то П.И.Баранова…

Вообще-то, как оказалось, не «какого-то» П.И.Баранова, а «Баранов Платон Иванович (1827-1884) действительный статский советник, в 1865-84 гг. управлявший сенатским архивом, был известен как историк. Он издал опись Высочайших повелений, хранящихся в архиве ("<Архив Правительствующего Сената>, т. 1-3) Часть его архива была издана П.Н. Семеновым под заглавием <Биографические очерки сенаторов. По материалам, собранным П.И. Барановым> (1886), остальное куплено А.А. Половцовым и широко использовано при подготовке <Русского биографического словаря>» [71]. Однако, интересно, почему документы сенатского архива вдруг оказались в домашнем архиве П.И.Баранова и ими распоряжались кому и как вздумается?.. Например, продать часть архива А.А.Половцеву!

Вывод один: сегодня вся информация, касающаяся биографии П.И. Фёдорова в целом основывается на одном документе, и тот, хранился не в государственных архивах, а когда-то в каком-то домашнем архиве какого-то бывшего сенатского чиновника П.И. Баранова!

И еще: почему никто не искал (или искал, но не нашел!?.) послужной список П.И.Федорова в военных архивах Российской Империи?.. Ведь то, что выдают за послужной список генерала П.И.Федорова, вовсе не является послужным списком, а, скорее всего, что-то похожее на анкету, которую, видимо, генерал П.И.Федоров заполнял (по памяти, конечно) при поступлении на службу в Сенат (откуда и присвоил его себе П.И.Баранов).

В официальном (заверенном) послужном списке офицера указаны с точностью все события за время его службы [72]. Например, даты пожалования ему воинских званий (или чинов, как тогда они назывались) и назначений в должности. То, что в «Послужной список, хранящийся в домашнем архиве П.И. Баранова» не указаны даты – это одно. Но отсутствуют даже годы, когда П.И. Федорову присваивали, например, чины подпоручика (по Табелю о рангах - класс XIII), поручика (класс XII), капитана (класс IX), подполковника (класс VII) и полковника (класс VI).

И тогда, что оставалось? - «Пошла писать губерния?..»:

- «В 1808 году повышен в звании младшего лейтенанта, в 1809 – лейтенант, в 1810 – штабс-капитан, в 1811 – капитан и в 1813 году – в звании майора»73 – отметим неточность: согласно Табелю о рангах звания «младший лейтенант» и «лейтенант» относятся к чинам морским. В армии им соответствовали звания «подпоручик» и «поручик»;

- « В 1811 году Фёдорова производят в чин капитана» [74];

- «В 1819 г. в чине майора отправлен в отставку (…)» [75];

- «В 1819 г., в 28 лет оставил военную службу по состоянию здоровья в чине подполковника (…)» [76];

- «В 1819 году на 28 году жизни Фёдоров оставил военную службу в чине полковника» [77];

- «В 1820 г. военный губернатор Николаева вице-адмирал А.С. Грейг, заметив способности и инициативность полковника Федорова (…)» [78];

- «В 1824 году за особые заслуги в службе ему присваивают ранг чиновника 6-го класса, а в 1826 году, как пример для других, повышен в звании полковника» [79]. Небольшая неувязочка? – «ранг чиновника 6-го класса» соответствует званию «полковник». По логике они должны присваиваться одновременно или присваивается звание «полковник», которое соответствует рангу чиновника.

- «1826 – произведен в полковники» [80];

Н.В. Пономаренко приводит 1826 год в качестве года присвоения чина полковника, что, в общем, подтверждается и официальным изданием - Список должностных лиц Херсонской губернии на 1826 год (…).
Однако, исходя из следующих официальных документов, чин полковника был пожалован П.И.Федорову между 20 января и 22 января 1827! -

Месяцеслов с росписью чиновных особ или общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова 1827, составленный «по списку отъ 20-го Генваря 1827 г.» указывает на то, что П.И.Федоров имел пока звание подполковника.

А Месяцеслов с росписью чиновных особ или общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова 1828, составленный «по списку отъ 22-го Генваря 1827 г.» указывает на то, что П.И.Федоров уже был в звании подполковника.

…Все же, похоже, что Послужной список генерала П.И. Федорова где-то есть. Иначе откуда информация - Фёдоров (Федоров) Павел Иванович (15.01.1790 – 30.07.1855) - генерал-майор с 13.02.1833, генерал-лейтенант с 06.12.1840, генерал от инфантерии с 26.11.185281 – где, в отличие от Послужного списка, хранящегося в архиве П.И. Баранова, указаны даты пожалования П.И. Федорову генеральских чинов (NB!
Или (скорее всего) эта информация взята из Списков по старшинству генералов, ежегодно издававшихся с 60-х годов XVIII в., указывавшие старшинство (в этой последовательности располагались фамилии офицеров), дату присвоения первого офицерского чина и награды.

Как выяснилось в (см. переписку с И.Гавриловым, старшим научным сотрудником областного краеведческого музея, г. Николаев – Прил.4), «подлинные архивные материалы, которые бы могли пролить свет на биографию генерала Федорова, отсутствуют в нашем областном архиве, не говоря уже о музее. Тем более его портрет. В архиве сохранились документы, как канцелярии Николаевского военного губернатора, так и николаевского полицмейстера, в относительно полном объеме только с конца 40-х гг. 19 в. Поэтому, отсутствуют послужные списки полицмейстеров и комендантов предшествующего времени. Первые послужные списки начинаются с Автомонова. Но есть множество документов в других фондах с подписью Федорова, как полицмейстера».

Вторая причина. Великое множество неточностей, оплошностей, вымыслов и даже легенд вокруг имени генерала П.И.Федорова.

Полицмейстер и комендант города Николаева - «Ф. был назначен 29 сентября 1820 г. полицеймейстером в городе Николаеве, Херсонской губернии, и, занимая эту должность, состоял в 1829 г. членом комитета, учрежденного для решения дел по Черноморскому департаменту; в том же году назначен обер-штер-кригс-комиссаром этого департамента, а в 1833 г. переименован в генерал-майоры, с назначением комендантом города Николаева.» [123].

- «В 1819 г. (…) в чине подполковника (…) был назначен полицмейстером в Николаеве» [124];

- «Гражданскую деятельность начинает в качестве полицмейстера в городе Николаев, где служил в период 1821-1829 гг.» [125].

Итак, два автора – две разные мнения: [Таран] – Ф. стал полицмейстером в 1819 году, [Томулец] – 1821 год. И т. д. и т. п.

А посему вставим здесь статью, напечатанную на портале Проза.ру, в которой был сделан подробный анализ николаевского периода жизни генерала П.И.Федорова (1820-1833).

 


Загадки николаевского периода службы П.И. Фёдорова (1820-1834)

Генерал П.И.Федоров (в дальнейшем – Ф.) оставил заметный след в истории города Николаев, однако до сих пор известно очень мало об этом периоде, в котором произошел его загадочный головокружительный подъем по служебной лестнице.

До недавнего времени были известны лишь некоторые пассажи из книг Ю.С. Крючкова, в которых описаны назначение Ф. на посту полицмейстера города Николаева и некоторые аспекты его деятельности до 1834 года: ФЕДОРОВ Павел Иванович (…) Впоследствии — одесский градоначальник [126].

В 1820 г. военный губернатор Николаева вице-адмирал А.С. Грейг, заметив способности и инициативность полковника Федорова, назначил его полицмейстером города.

…В 1829 г. Федорова назначили Одесским градоначальником, а его пост занял подполковник Г.Г. Автономов. Однако Павел Иванович не долго пробыл в Одессе. Уже в начале 30-х годов он – генерал-майор, комендант Николаева.

…В 1833 г. в Николаеве внезапно умер герой русско-турецкой войны 1828-1829 гг., бывший командир брига «Меркурий» А.И. Казарский (…) Меншиков вызвал к себе Федорова, но на вопрос «Был ли отравлен Казарский?» тот твердо ответил, что Казарский умер естественной смертью. «Ну, смотри же!» – грозно сказал ему князь. Но вскрытие показало, что Федоров был прав – комиссия не подтвердила отравление. Через несколько дней после этого Федоров был назначен исправляющим должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора. [127].

С. Гаврилов, опубликовавший в 2011 году статью о преемнике Ф., полицмейстере Автономов, «сделал» П.И. Федорова даже не градоначальником Одессы, а губернатором Новороссийского края (несуществующая должность!):

Предыдущий полицмейстер полковник П. И. Федоров сделал хорошую карьеру. Он был назначен губернатором Новороссийского края и уехал в Одессу. [128].

Кстати, -
1) Ф. никогда не значился в градоначальниках города Одессы.[129].
2) Первый раз Ф. исправлял должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора с 18 сентября 1838 г. по 14 октября 1839 г., будучи военным губернатором Бессарабии [130].

В 2013 году В. Шигин пишет небылицы про несуществующего градоначальника города Николаев и ни чем не документированные обвинения в адрес Ф.:

…в 1829 году адмирал назначил Автамонова «исправляющим должность» николаевского полицмейстера вместо уехавшего в Одессу полковника Федорова (буквально через год Федоров вернулся в Николаев градоначальником).

…Еще одна весьма любопытна для нас личность — это николаевский градоначальник Федоров. Именно этот человек знал больше всех о причинах и обстоятельствах смерти Казарского. Но, будучи верным слугой Грейга, градоначальник умел держать язык за зубами. Биография Федорова буквально кишит бесконечными разбирательствами с его финансовыми махинациями и служебными злоупотреблениями [131].

Кстати, В. Шигину следовало бы знать, что комендант города и градоначальник не одно и то же, а Николаевское градоначальство было образовано в 1900 году.

Наконец, в феврале 2015 года, «Николаевский Базар» напечатал более-менее объективную и уравновешенную статью Н.B. Пономаренко [132]. 

Помимо общеизвестных событий из жизни Ф., в указанной статье приводятся менее известные (к сожалению, не подкрепленные доказательствами) и не уточненные факты (большинство которых взяты из так называемого Послужного списка, хранящегося в домашнем архиве П.И. Баранова (далее – Послужной список) [133]:

- Место рождения установить не удалось. Возможно, это был Санкт–Петербург или его окрестности. [134]
Интересная и оригинальная мысль. Но на чем она основывается?..

- 1826 – произведен в полковники.[135]

Вообще-то, Ф. был пожалован чин полковника между 20–го и 22 –го января 1827 года: «Месяцеслов (…) на лето от Рождества Христова 1827»136, составленный «по списку отъ 20-го Генваря 1827 г.» указывает, что Ф. состоял в чине подполковника – a «Месяцеслов (…) на лето от Рождества Христова 1828» [137], составленный «по списку отъ 22-го Генваря 1827 г.» указывает, что Ф. имел уже чин полковника -

- 1829 – член комитета, учрежденного для решения дел по Черноморскому департаменту. Назначен обер–штер–кригс–комиссаром этого департамента. [138]

В Послужном списке этот эпизод жизни Ф. расписан несколько иначе:

Ф. был назначен 29 сентября 1820 г. полицеймейстером в город Николаев, херсонской губернии, и, занимая эту должность, состоял в 1829 г. членом комитета, учрежденного для решения дел по Черноморскому департаменту; в том же году назначен обер-штер-кригс-комиссаром этого департамента.[139]

Похоже, в Послужном списке не полностью раскрыты обязанности комитета (где Ф. числился, видимо, по совместительству, как полицмейстер г. Николаев), которому, согласно Л. Левченко, вменялось в обязанности не только решение дел по Черноморскому департаменту, но и исполнение обязанностей Николаевского и Севастопольского губернатора во время отсутствия А.С.Грейга по болезни:

У зв’язку з хворобою О.С.Грейга у 1829 р. виникла необхідність створити комітет, який би виконував обов’язки Миколаївського і Севастопольського військового губернатора і керував справами Чорноморського департаменту під час його відсутності. 10 квітня 1829 р. Грейг сповістив міністра внутрішніх справ, що керівництво комітетом доручено контр-адміралу М.О.Снаксирєву [120, арк. 1], а 11 квітня 1829 р. було видано наказ про початок діяльності комітету. Через декілька місяців робота цього комітету була призупинена, та з 14 листопада він відновив свою діяльність. Головою було призначено контр-адмірала М.М.Кумані [120, арк. 1; 123, арк. 125; 76, арк. 5]. 140

На тот момент, в состав Черноморского департамента входили шесть экспедиций, среди которых была «1. Хозяйственная, во главе с обер-штер-кригс-комиссаром» 141, управляющим которой был назначен в том же году Ф. с присвоением чина обер-штер-кригс-комиссара. Что подтверждается Высочайшим приказом от 13 февраля 1833 г. (см. ниже) о переименовании Ф. в генерал-майоры и назначении его комендантом г. Николаев.

- 1833 – П.И. Федоров произведен в генерал–майоры и назначен комендантом Николаева. [142]

Если быть точнее, то переименование Ф. в генерал – майора произошло согласно Высочайшему приказу от 13 февраля 1833 года.

- 23 июня 1834 – исправлял должность николаевского и севастопольского военного губернатора. 143
В действительности же, Ф. исправлял должность Николаевского и Севастопольского военного губернатора три раза.

- Павел Иванович Федоров был женат на дочери обер–интенданта Федота Митькова, Екатерине. Произошло это в Николаеве в 1821-м году, о чем свидетельствует запись исповедальной книге Рождественской церкви. [145].

В действительности же, «Полицмейстеръ подполковникъ и кавалеръ Федоров холостъ съ девицею Екатериною, Г. оберъ интенданта Митькова дочерью» были обвенчаны 6 ноября 1821 года в соборную Адмиралтейскую Григория Великой Армении церкви -

- (…) строительство Соборной Покровской Церкви в г. Тучкове (так одно время назывался Измаил (…) генерал–лейтенант Федоров не смог оставаться в стороне. Он вернул городу долг в десять тысяч левов, которые занял у городского управления. [146]

Всего лишь несколько фраз, а сколько неточностей допущено. Можно, конечно, ссылаться на то, что информация взята с такого-то источника. Например, с официального сайта Одесской епархии, заслуживающего вроде бы большего доверия:

Собор сооружался на деньги прихожан и пожертвования купцов и, вообще, всем миром. Десять тысяч рублей в виде беспроцентного займа выделила в 1826 году Бессарабская казенная палата, так как, «Новороссийский и Бессарабский Генерал Губернатор усмотрел из доклада комиссии учрежденной для построения в г. Тучкове Соборной Покровской Церкви, что церковь сия не оканчивается по неимению (достаточной) суммы…». Граф Михаил Семенович Воронцов пожертвовал на святое дело огромную по тем временам сумму — 30 тыс. левов. Русские императоры Александр I и Николай I также внесли свою лепту в строительство храма (…) генерал лейтенант Павел Иванович Федоров (Бессарабский Военный Губернатор Управляющий Гражданской Частью и Измаильским Градоначальством) уплатил долг 10 тыс. руб., занятые у городского управления. [147]

Известно, что строительство собора было начато где-то в 1821-1822 гг. и закончено (точно) 14 мая 1831 года.
В этом периоде времени (подтверждено документально!) Ф. пребывал на службе в городе Николаеве.

В таком случае, когда же, и на каком основании (по какому поводу), он смог взять взаймы у городского управления города Измаил 10 тыс. рублей (левов), которые он якобы вернул городу в 1826 году?..

В 1826 году Ф. еще не был генерал-лейтенантом (этот чин он получил в 1840 году!) и, тем более, не был Бессарабским военным губернатором (1836) и Измаильским градоначальником (1835), а всего лишь полицмейстером города Николаев в чине подполковника.

Оригинальную версию выдвинули З.Матей и В.Тарнакин (утверждающие, что при написании статьи были использованы источники из архивов города Николаев):

В благоустройстве Измаила Павел Иванович принимал участие еще в 1822 году, когда началось возведение Покровского собора (…) Свою лепту в сумме 10 тысяч рублей внёс и Павел Иванович. [148]

Конечно, такой размах пожертвования обычного полицмейстера г. Николаева, недавно женившегося (1821 г.) и у которого родился (или вот-вот должен был родиться) первый ребенок (1822 г.), делает честь Ф. Но где доказательства этому благородному (и в то же время непонятному) поступку?

Пожалуй, на этом хроника событий николаевского периода службы Ф. закончена.

Однако, остается множество неясных моментов.

1. После отставки по болезни с военной службы, Ф. внезапно появляется в Николаев, где в 1820 году:
- ему, инвалиду, дают гражданскую должность (…) он быстро с должности полицмейстера поднимается до коменданта города с присвоением ему воинского звания генерал-майора.[149];

- военный губернатор Николаева вице-адмирал А.С. Грейг, заметив способности и инициативность полковника Федорова, назначил его полицмейстером города.[150]

В общем, для человека, который «был сильно контужен в шею, под правым ухом и лишился слуха на этом ухе»[151] и «Из-за раздробления берцовых костей (…) ходил с костылём, прихрамывая на левую ногу» [152] - это просто головокружительная карьера.

Хотя тут возникают несколько вопросов.

Например, что связывало Ф. с городом Николаев, откуда он появился и кто ввел его в высшее николаевское общество (знакомство с вице-адмиралом А.С. Грейг), способствуя, таким образом, его быстрому продвижению по службе?

На этот вопрос ответа пока нет. Да и будет ли он когда – либо?..

Ю.С.Крючков в истории о неожиданной смерти капитана 1-го ранга А.И. Казарского, задавал почти такой же вопрос:

Многое в этой истории осталось неясным (…) и чем объяснить быстрый взлет карьеры П.И. Федорова после этого? [153]

2. Полицмейстером города Николаева был назначен неизвестный нестроевой отставной майор (или подполковник) - для излечения тяжких ран остававшегося до 1817 г. в разных германских госпиталях, а затем лечившегося до 1819 г. на кавказских минеральных водах - который в течение шести лет (1820-1825 гг.) в официальных справочных изданиях Российской империи, доступных широкой публике, именуется не иначе как «Подполковник Розенберг» [154].

3. В 1827 - 1934 гг. происходит резкая перемена в судьбе Ф.: полковник (1827), член комитета по управлению делами Черноморского департамента и Управляющий хозяйственной экспедицией Черноморского департамента с присвоением чина обер-штер-кригс-комиссара (1829), генерал - майор и комендант города Николаева (1833) и, наконец, Бессарабский гражданский губернатор (1834).
Все это как-то не укладывается в обычную логику.

Согласно С.В. Волкову – Офицерам, определенным на инвалидное содержание, предоставлялись квартиры в Воронеже, Саратове, Пензе, Перми, Казани, Тамбове, Костроме, Курске, Орле и Ярославле, а затем также во Владимире, Вологде, Нижнем Новгороде, Екатеринославе, Полтаве, Харькове, Симбирске, Тобольске и Чернигове. [155]

Почему же тогда Ф. оказался в Николаеве, в течение шести лет (1821-1825 гг.) сохраняя свое инкогнито для внешнего мира?..

Невольно напрашивается вывод, что у Ф. «вдруг» появился сильный покровитель, который содействовал его головокружительной карьере. Ну, не «вдруг», конечно. Он был всегда, но почему-то держался в тени. А в нужное время решил, что настала пора действовать.

Доказательств этому несколько.

Во-первых, неизвестное до сих пор происхождение. Так, если Н.D/ Пономаренко почему-то считает, что Ф. родился в Санкт–Петербурге или его окрестностях, то А З.Матей и В.Тарнакин считают иначе: «Он родился в семье дворян Орловской губернии 15 января 1791 года». [156].

Во-вторых, для излечения ран Ф. оставался, с 1815 г. до 1817 г., в разных германских госпиталях, а затем, до 1819 г., лечился на кавказских минеральных водах, что предполагало большие материальные затраты.

Даже если учесть, что «Раненым и увечным в 1807 г. определена пожизненная пенсия в размере полного оклада жалованья с пособием на проезд к избранному месту жительства. В 1816 г. с повышением окладов офицерам соответствующим образом постепенно повышены и пенсии 157, навряд ли хватало одной пенсии для прохождения курса лечения.

В-третьих, чин генерал – майора был присвоен Ф. не 13 февраля 1833 года, а 6 декабря 1829 года (т.е. меньше чем через два года после присвоения чина полковника!), о чем свидетельствуют Списки генералам по старшинству. 

При назначении Ф. на гражданскую должность - Управляющий хозяйственной экспедицией Черноморского департамента (1829) – в соответствии с действующими правилами.

Использование офицеров на должностях, предназначенных для «классных чинов», имело три аспекта:… назначение отставных офицеров на должности в гражданском аппарате с переименованием в гражданские чины.

При Павле I для офицеров, переходящих на гражданскую службу, переименование в гражданские чины стало обязательным. В начале XIX в., до 30–40–х гг., это правило продолжало действовать. [158]

Ф. переименовали в гражданский чин обер-штер-кригс-комиссаром. А через три года, при назначении комендантом города Николаев (1833), Ф. переименовали генерал – майором!

В-четвертых. Ф. женился на дочери обер-интенданта Черноморского флота капитан - командора Митькова Ф.К., которая была на 15 лет моложе его (т.е. 15 –ти лет от роду).

Т.к. это был брак не по любви, то, возможно, Митькову Ф.К. «посоветовали» выдать дочь за Ф. К этому выводу приводит последовавшее в скором времени после этого его повышение по службе – «9.8.1823 назначен в члены Адмиралтейств-коллегии».159 По другим же сведениям – «9 августа 1823 г. был произведен в генерал-майоры флота и назначен членом совета Интендантского департамента Морского министерства» [160].

И последнее. Еще одной загадкой истории является отсутствие портрета Ф. Сколько его не искали, до сих пор так и не нашли.

Возможно, потому что этого портрета и не было. А почему?..

Единственным объяснением этому - это то, что, по неизвестным причинам, Ф. не захотел сделать портрет, хотя дело было не в деньгах.

Портрета он, видимо, не сделал, потому что его внешний облик, возможно, имел слишком большое сходство с кем-то...

Возможно, тайна происхождения Ф. охранялась кем-то очень и очень сильно.  Иначе как можно объяснить не только отсутствие портрета и его инкогнито в течение шести лет (1821-1825 гг.), но и отсутствие послужного списка Ф. По какой причине А.А. Половцеву пришлось довольствоваться при издании Русского биографического словаря (единственный документ, на который сделали и делают сегодня ссылки всевозможные авторы, пишущие о Ф.!) каким-то сомнительным документом – так называемый Послужной список, хранящийся в домашнем архиве П.И. Баранова.

А настоящий-то послужной список Ф. должен же быть где-то:

При увольнении в отставку офицеру (…) выдавался указ об отставке (содержащий изложение данных послужного списка и составленный на его основе), считавшийся видом на жительство и выполнявший функции паспорта. Этот документ выдавался с последнего места службы и заменял собой все документы о прежней службе.[161]

Не мог же Ф. быть назначенным полицмейстером города Николаева при отсутствии указа об отставке, содержащего изложение данных послужного списка. К тому же, указ выполнял функции паспорта и считался видом на жительство!!!

Как бы там не было, Ф. был и, возможно, еще долго останется одной из самых загадочных личностей в истории Николаева и Бессарабии.

Что ни в коем случае не умаляет его заслуг в развитии этих двух городов – Николаев и Кишинев, которые до сих пор остаются неблагодарны, не присваивая его имя одной из улиц этих городов.

Как тут не вспомнить «Историю про планету, где худшим преступлением считалась неблагодарность» Курта Воннегута, на которой постоянно казнили за самое худшее преступление — неблагодарность, выбрасывая из окна…

 

P.S.
1. Автор выражает огромную благодарность старшему научному сотруднику Николаевского областного краеведческого музея Игорю Гаврилову за оказанную помощь при написании этой статьи и предоставление большинства графических материалов.

2. Неужто загадочный Ф. так и останется не до конца известным для истории города Николаева, архивы которого хранят, наверняка, многие нераскрытые еще тайны? 

Хотя, может быть, найдутся смельчаки, которые «доберутся» до архивов, в которых сокрыты тайны карьеры Ф. – «фонд “Канцелярії Миколаївського військового губернатора” (ф. 230) (…) ф. 231 “Миколаївська міська поліція” (…) фонди державних архівів Одеської (ф. 1 “Управління Новоросійського і Бессарабського генерал-губернатора”), Херсонської (ф. 14 “Херсонська (Новоросійська) губернська креслярня”) (…) Російському державному архіві Військово-Морського флоту (№ 230 “Канцелярія Миколаївського військового губернатора”, ф. 243 “Управление главного командира Черноморского флота и портов Черного моря”)»[161] ?..

Существуют, однако, справочные издания тех лет, которые как бы «опровергают» кое-что из написанного выше.

Так, во всех справочниках «Месяцеслов с росписью чиновных особ или общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова [1805-1829]. - СПб. : Имп. Академия наук, 1805-1829» и изданных в соответствии с ними справочниках «Список должностных лиц Херсонской губернии на (…) год (по данным Месяцеслова и Общего штата Российской империи на (…) год)» полицмейстером г. Николаев в период с 1821 по 1825 годы указан… подполковник Розенбергъ. «Подполковник Розенбергъ» и точка. Без указания имени – отчества, наград и т.д., что обычно соблюдалось в отношении других официальных лиц.

Странно, не так ли?.. Взять хотя бы «Список должностных лиц Херсонской губернии на 1821 год». При полицмейстере города Николаев подполковнике Розенбергъ числился «частный пристав надворный советник Дмитрий Андреевич Шутов». Более того, известны, например, имена, состоящих в штате Елисаветградского уездного училища - «Смотрители: почетный коллежский секретарь Яков Григорьевич Жуковский и штатный коллежский секретарь Михайло Иванович Куражский; Учителя: Закона божия - священник Андрей Билецкий, исторических наук - Иван Николаевич Базилевский, математческих наук - Матвей Никитич Домницкий, нижнего отделения - Василий Рогинский» [163] .

Известен (!!!) даже менее важный чиновник, как, например, «Вознесенской почтовой экспедиции экспедитор губернский секретарь Тимофей Константинович Садовый» [164]

Впечатляют Списки должностных лиц на 1829 и 1839 годы, извещающие своих пользователей о том, что гласным в Градской думе состоял город. садовник Иван Иванович Герман, а в Одесском карантинном округе состояли на службе штабс-лекарь — Моисей Григорьевич Черников и (!!! – м.к.) повивальная бабка кол. ас. Акулина Андреевна Ларикова-Гезель. [165]

Ну, знали буквально все! А вот имя и отчество подполковника Розенберга не узнали за целых пять лет! Почему?.. Может быть потому, что его не было на самом деле!

Все попытки найти хоть какие-то следы этого загадочного подполковника Розенбергъ не дали никакого результата.

Николаевские краеведы высказали мнение, что это была ошибка. Допустим. Но нельзя же было повторять ее в течение пяти лет. И неужто никто так и не заметил эту ошибку?

А может быть, это было сделано сознательно - по чьему – либо указанию?..

Ведь то, что П.И.Федоров, в период времени 1820-1825гг., состоял в должности полицмейстера, частично документировано факсимиле:

- записи в Метричной книге Адмиралтейского собора от 6 ноября 1821 года о венчании подполковника Федорова с Екатериной, дочерью обер-интенданта Митькова;

- Рапорта Николаевской Градской Полиции, подписанный «Полицмейстер Федоров», «о родившихся умерших и браком Сочетавшихся по городу Николаев (…) за прошедший 1824 год»

Вернемся, однако, к членству П.И. Федорова в каком-то комитете, «учрежденного для решения дел по Черноморскому департаменту», и его назначению «обер-штер-кригс-комиссаром этого департамента».

Cкорее всего, такого комитета и не было. Если Черноморский департамент возглавлял Главный командир Черноморского флота и портов, а департамент был создан для решения всех проблем Черноморского флота и портов, зачем нужен был еще какой-то комитет, тем более «учрежденного для решения дел по Черноморскому департаменту».

Надо полагать, П.И.Федоров сразу возглавил Хозяйственную экспедицию, будучи пожалованным и чином обер-штер-кригс-комиссара, как того полагалось по должности.

Хотя у Томулец другая версия: «В 1829 году ему присваивают ранг чиновника 4-го класса, будучи назначенным комиссаром в Губернской хозяйственной экспедиции, где участвует в качестве старшего члена образованной комиссии в Севастополе для расследования причины недовольства от 3 июля 1830 года моряков из Севастополя». [166]

И портрет генерала П.И.Федорова так и не нашли…

Сколько его не искали, до сих пор не нашли. Возможно, что этого портрета и не было. Почему?..

Единственным объяснением этому - это то, что, по неизвестным причинам, П.И. Федоров не захотел сделать портрет. И, судя по его меценатскому размаху - «когда средств не хватало, он доставал свой кошелек и добавлял нужную сумму, отняв ее из скромного семейного бюджета» [188] и «На строительство ворот Павел Иванович пожертвовал 4500 рублей, что составило больше половины всей стоимости (…) Фёдоров приобрёл городские часы из Австрии, которые стали еще одним украшением города (…) В 1851 году П.И.Фёдоров приобрёл для 1-й гимназии хронометр стоимостью 300 рублей (…) В Дворянском клубе был дан праздничный обед по случаю освящения храма. Его обслуживал личный повар губернатора П.И.Фёдорова. К праздничному столу Павел Иванович подарил из собственных погребов вин различных марок и по 16 бутылок шампанского и мадеры. Угощение для остальных прихожан организовали на следующий день во дворе церкви» [189] -дело было вовсе не в деньгах .

А портрет он, видимо, не сделал, потому что его внешний облик, возможно, имел слишком большое сходство с кем-то...

Так и напрашивается невероятная, но, возможно, правдоподобная мысль о том, что П.И. Федоров был незаконным сыном какого-то очень-очень высокопоставленного лица, желающего сохранить тайну его происхождения.

Вообще-то, Иван да Марья – одни из самых распространенных имен в России. Так что «Иванович» - это привычное дело. А вот имя «Павел» не наводит ли на какое-то странное предположение?..
Иначе, как объяснить:

- то, что его «запрятали» подальше от глаз людских (полицмейстер города Николаев), пять лет (1821-1826) сохраняя его инкогнито в официальных источниках («подполковник Розенберг»);

- не найденный до сих пор Послужной список генерала П.И.Федорова;

- внесение Диплома на потомственное дворянство в Часть 15 «Сборника дипломных гербов Российского Дворянства, не внесенных в Общий Гербовник».

…П.И.Федоров был и, возможно, еще долго останется одной из самых загадочных личностей в истории Николаева и Бессарабии, а, может быть, и Одессы.

Что ни в коем случае не умаляет его заслуг в развитии двух городов – Николаев и Кишинев, которые до сих пор остаются неблагодарны, не присваивая его имя одной из улиц этих городов. Хотя его правление и так вошло в историю как «„Epoca lui Fiodorov” („Федоровская эпоха”) [191].

*   *   *

* - публикуется в сокращении. Полная рукопись книги будет размещена тут http://litnik.org/index.php/nasha-biblioteka 



Литература:

1 Воннегут, Курт. Рецидивист. с.19 http://rulibs.com/ru_zar/prose_contemporary/vonnegut/10/j19.html
2 Резолюция Совета Безопасности ООН 292. https://ru.wikipedia.org/wiki/Резолюция_Совета_ Безопасности_ООН_292
12 Одесский губернатор заступился за генерала Инзова и назвал отказ от истории глупостью http://odessa.web2ua.com/gubernator-odesskoj-oblasti-zastupilsja-za-generala-inzova-i-nazval-otkaz-ot-istorii-glupostju-3431/
17 Пономаренко, Н.. Генерал от инфантерии Павел Иванович Федоров. Штрихи к портрету, которого нет. «Николаевский Базар», 5.02.2015 - http://bazar.nikolaev.ua/print/2579)
41 Матей и Тарнакин, Ibidem, с.12
42 Пономаренко, Ibidem
43 Измаильский Покровский собор. Портал «Древо. Открытая православная энциклопедия» http://drevo-info.ru/articles/25810.html
44 Свято-Покровский кафедральный собор. В: Православная Одесса. Сайт Одесской епархии Украинской православной церкви. http://eparhiya.od.ua/eparhiya/hramyi/82-svyato-pokrovskiy-kafedralnyiy-sobor
45 Свято-Покровский Собор http://izmail-city.org/church/95-holy-virgin-cathedral
46-47 Русский биографический словарь, Ibidem
71 Баранов Платон Иванович. В: Центр генеалогических исследований. Фамилия Баранов http://rosgenea.ru/?a=2&p=40&r=4&s=%C1%E0%F0%E0%ED%EE%E2
72 Волков С.В. Русский офицерский корпус. с.44- 45 https://profilib.net/chtenie/108418/s-volkov-russkiy-ofitserskiy-korpus.php
73 Томулец, Ibidem
74 Матей и Тарнакин, Ibidem, с.25
75 Томулец, Ibidem
76 Таран, Ibidem
77 Матей и Тарнакин, Ibidem, с.26
78 Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг и его время. Адмирал, личность, человек. Николаев. Издательство Ирины Гудым, 2008.
79 Томулец, Ibidem
80 Пономаренко, Ibidem
123 Русский биографический словарь, Ibidem
124 Таран, Ibidem
125 Томулец, Ibidem
126 Крючков Ю.С. Старый Николаев и окрестности. Топонимический словарь-справочник. - Николаев, "Дикий Сад", 1991.
127 Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг, Ibidem
128 Гаврилов С. Городских дел благоустроитель. Полицмейстер Григорий Автономов. Новости – Н. http://www.mk.mk.ua/rubric/social/
129 Руководители города (Одесса). [http://www.odessaguide.net/history_mayors.ru.html
130 Русский биографический словарь, Ibidem
131 Шигин Владимир Виленович. Неизвестная война императора Николая I. Гл. четвертая. Смерть героя. С. https://history.wikireading.ru/179340
132 Пономаренко, Ibidem
133 Русский биографический словарь, Ibidem
134 Пономаренко, Ibidem
135 Месяцеслов на лето от Рождества Христова 1827 (..) СПб. Императорская Академия наук, 1827 https://search.rsl.ru/ru/record/01008623733
136 Месяцеслов на лето от рождества Христова 1828 (…) СПб. Императорская Академия Наук, 1828. https://elibrary.orenlib.ru/index.php?dn=down&to=open&catid=151,230&id=1285
137 Пономаренко, Ibidem
138 Русский биографический словарь, Ibidem
139 Левченко Л.Л. Історія Миколаївського і Севастопольського військового губернаторства (1805-1900). Миколаїв: Видавництво МДГУ ім. Петра Могили, 2006. http://lib.chdu.edu.ua/index.php?b=204&m=2
140. Фонд «Управления Главного Командира Черноморского флота и портов Черного моря» в РГА ВМФ http://mirawittman.livejournal.com/48774.html
141 – 145 Пономаренко, Ibidem
146 Свято-Покровский Измаильский собор. http://eparhiya.od.ua/eparhiya/hramyi/82-svyato-pokrovskiy-izmailskiy-sobor
147 Матей и Тарнакин, Ibidem
148 Корецкий, Ibidem
149 Крючков Ю.С. Алексей Самуилович Грейг, Ibidem
150 Русский биографический словарь, Ibidem
151 Матей и Тарнакин, Ibidem
152 Ю.С. Крючков. Алексей Самуилович Грейг, Ibidem
153 Месяцеслов с росписью чиновных особ или общий штат Российской империи на лето от Рождества Христова [1820-1825] - СПб.: Имп. Академия наук, 1805-1829. - http://elib.shpl.ru/ru/nodes/10186
154 Волков. Русский офицерский корпус, Ibidem
155 Матей и Тарнакин, Ibidem
156 - 157 Волков. Русский офицерский корпус, Ibidem
158 Война 1812 года. Биографический справочник. Митьков Федот Константинович - http://www.brdn.ru/ person/338.html
159 Горшман, А. Митьков Федот Константинович, генерал-майор флота. Цит. по: «Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812-1815 гг.».
160 Волков. Русский офицерский корпус, Ibidem
161 Левченко Л.Л. , Ibidem
162 Список должностных лиц Херсонской губернии на 1821 год http://rodovoyegnezdo.narod.ru/Kherson/ Adres-kalendar_1821.html
163 Список (…) на 1821 год, Ibidem
164 Список должностных лиц Херсонской губернии на 1839 год https://www.ananiev.info/adres-kalendar-na-1839-god-xersonskaya-guberniya
166 Томулец, Ibidem
188 Корецкий, Ibidem. с. 320
189 Матей и Тарнакин, Ibidem, с. 4,10
190 Инзов. Википедия
191 Томулец, Ibidem 

 

Category: Николаевская старина
  1. Владимир Щукин 5
  2. Олимпиада Шишкина
  3. Тарас Кремiнь
  4. Алексей Кравченко 3
© 2012-2024.Николаев Литературный. Веб-майстер Design Helter Skelter.