Форма входа
Александр Сергеевич Вознесенский
(Бродский)
(1880-1939)
Фотоархив А.С. Бродского (Александра Вознесенского)
Старый рыцарь
Я - старый рыцарь, и болит
Моё изрубленное тело.
А люди шепчутся: гранит!
Его и время не задело!
Когда глаза мои глядят
Равно на низших и на высших,
Они лишь грозный видят взгляд
Из-под бровей моих нависших.
А между тем я всех люблю
Своею старою любовью,
Служившей только королю
И утолённой только кровью.
О, сколько лет молчат уста
Про тайну рыцарского сердца,
Что в доброй вере во Христа
Оно не знало иноверца!
И сколько трепетных измен
Оно творило из боязни,
Что завтра юных, взятых в плен
Врагов погонят к месту казни...
Но если мне - я старый вождь -
Король прикажет, как бывало,
Я вновь пущу кровавый дождь
На стан дерзнувшего вассала.
Об этом люди будут знать,
И в их мемориях напишут.
Но то, что старая кровать
Слыхала, люди не услышат...
Им всё расскажут про мечи,
Но не раскроют стен алькова,
Где часто плачем мы в ночи
Из-за неласкового слова.
Уличная старушка
Уже забрезжило. Вдали над трубами
Пошёл дымок.
Ещё извозчики торчат под клубами,
А верх промок.
По главным улицам блестят скамеечки;
Дождя уж нет.
В шляпчонке бархатной и куцавеечке
Лежит предмет.
Лежит, не движется, скамьёю спрятанный.
А ближе глянь:
На ручке сморщенной - мешочек латаный,
На ножках - рвань.
С напевом крученым, с весёлой парочкой
Летит мотор:
С кафешантанною певицей Кларочкой
Седой актёр.
По тротуару же, качая бёдрами,
Три бабы в ряд
Идут с покрытыми рогожей вёдрами
И говорят:
"Сходи к Черниговской, пройдёт вся хворь твоя"...
Скамья... Пятно...
Быть может, пьяная, быть может, мёртвая...
Не всё ль равно?
Упавшая звезда
И я светила между звёзд,
Теперь лежу в пустыне Шамо.
На мне следы змеиных гнёзд,
А змей брамин увёз для храма.
Я стала глыбой из камней:
Орлы не любят к ней спускаться,
И только изредка на ней
Лениво коршуны садятся.
Когда разбит ночной шатёр
Над степью голой и печальной,
Зову я радостных сестёр,
Забывших о сестре опальной.
И мне всё чудится, что там
Оставшись, я изнемогала б,
Когда неслись бы к небесам
Taкие звуки скорбных жалоб.
Но зов мой к сёстрам не проник.
И тяжко мне, звезде упавшей,
Отсюда видеть Божий лик,
Меня светить благословлявший.
Автограф
Коридор первоклассной гостиницы.
Номера. Вот и двадцать шестой.
Подошла гимназистка из Винницы.
Ей неловко: одна... холостой...
Только очень уж важная миссия:
Попросить, чтобы он подписал
Ей открытку, где в роли Таисия
Снят он... Боже! весь класс потрясал
Возглас брата у трупа Цецилии...
Без жилетки, над мокрым столом,
Он сидит в полупьяном бессилии,
И бормочет: я режу углом...
Но в молчанье неубранной комнаты
Только звякнул задетый бокал.
"Помни, Надя: веди себя скромно ты",
Ей отец на вокзале сказал...
Ах, как стыдно идти за автографом!
Но искусство - святее всего.
Чуть не вровень с красавцем-географом
Весь их класс обожает его!..
Будто стук. Он глазами бессонными
Долго смотрит в узор на ковре,
На обои с большими бутонами,
И кричит, разобравшись: entrez!
Снова стук. Одурь сразу поборота.
Надевает пиджак торопясь.
И, закрывшись рукою у ворота,
Отворяет он дверь: верно; князь...
Удивлён. И доволен. С улыбкою
Взял открытку. Дрожит голосок...
Поиграть разве с этою рыбкою,
Коль сама приплыла на песок?
"Вы войдите... Живу я в гостинице...
Неуютно... Хотите винца?"
В этот день, верно, в маленькой Виннице
Хмуро, холодно, дождь без конца...
* * *
Первая книга стихов Александра Вознесенского "Путь Агасфера", вышедшая в С-Петербургском издательстве "Шиповник" с предисловием Леонида Андреева в 1916 году.
Шоколад
Жена вернулась домой
И принесла коробку шоколада.
Взгляд её был прямой:
Прямее мужнина взгляда.
Муж оторвался от листа,
Покрытого множеством чисел,
И спросил: "А сдача со ста?"
И вид его при этом был кисел.
Жена подошла, обняла, обожгла
Макушку, где волос был редок:
"Ничего, что я принесла
Мужу любимых конфеток?"
Муж улыбнулся и тихо поднёс
К губам тёплые женины ручки.
"Она тебя любит, старый пёс,
А ты ворчишь на её отлучки"...
Жена быстро считала в уме,
Сколько вычесть за конфекты со сдачи
(Их любовник ей дал в полутьме).
Муж понял раздумье иначе:
Сейчас он усадит жену и у ног
Её - виновато-любящий - ляжет...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Правду знают любовник и Бог,
Но никто из них ничего не скажет.
Пенсне короля
Короля лишили престола.
Так любил его добрый народ
Без различия возраста и пола -
И вдруг глупое слово: гнёт!
И ещё более пошлое: свобода!
Король едва убежал
От обожавшего его народа:
Увидел без флагов вокзал,
Увидел курившего жандарма,
Чего он не видел вовек,
Увидел каюту без всякого шарма,
И стал в Англии жить, как человек...
Легко это сказать про человека,
Но чтоб на деле ему подражать,
Нельзя целый день, как калека,
На шёлковой козетке лежать!
Что же делать? Король этой думой
Дни и ночи массировал ум,
Обладая достаточной суммой,
Чтобы оплачивать медлительность дум.
Но сколько ни думал - напрасно:
Он делать ничего не умел...
Как вдруг в это время король несчастный
(Не от слёз ли?) глазами заболел.
Глазной профессор, трясясь от почтенья,
Прописал пенсне для короля.
И во второе же заметил посещенье,
Что король всё поёт: тру-ля-ля...
Словно избежавший меча Дамокла,
Наслаждался король жизнью взасос:
То снимал пенсне, то тёр стёкла,
То опять надевал на нос...
Наконец, на двенадцатом блюде
Экс-королевского diner
Он вскользь молвил: "Профессор, ведь не все люди
Умеют носить пенсне?"
Сон и явь
Рыцарь спит и видит сон,
Будто верная жена,
Чернокудрая Манон,
С гостем-рыцарем нежна.
Рассмеялся он во сне:
Чернокудрая Манон!
Ласки жгучие одне
От жены лишь знает он.
Тяжелеет лёгкий сон:
Гость коварен и теперь,
Страстью огненной зажжён,
Прикрывает в башне дверь...
Рыцарь мутный взор вперил
В то, что видел... Застонал...
И, вскочивши, вдоль перил
Пробираться в башню стал.
В щели - свет, и речь слышна:
Голос с голосом сплелся.
Перед ним - его жена,
Не его, чужая вся...
Рыцарь двери не открыл:
Сон и явь - теперь одно.
И, спускаясь вдоль перил,
Он подумал: всё равно...
Рыцарь спит и видит сон,
Что неверная жена,
Чернокудрая Манон,
С ним по-прежнему нежна.
Понедельник
Я воскресенья не люблю.
Мне близок строгий понедельник:
Седой батрак, столетний мельник,
Моряк, прикованный к рулю.
День праздно-пёстрый, словно сон, -
Беднее сна и непробудней...
А жизнь творят лишь дети будней:
Их тяжкий шаг, немой их стон.
И никогда Господень дар,
Чудотворящая подмога,
Не снизойдёт к любимцам Бога
Среди ликующих фанфар.
Мне дивен горний лик Творца,
Вовеки бодрствующей силы.
И мне далёк, как тлен могилы,
Покой победного венца.
Я воскресенья не люблю.
Но, жаждой творческой томимый,
Я, день тяжёлый и не чтимый,
Тебя в веках благословлю!
Израиль
Я люблю твои строгие крайности,
Твою ненависть к робкой случайности,
Твою волю бессменно-мятежную,
Твою душу измученно-нежную,
Твою бого-мечту неизбывную -
Вечный светоч у вечных ворот -
И молитв твоих песню надрывную
Я люблю, одинокий народ!
* * *
Фильм "Немые свидетели" (Россия, 1914 г.), снятый по сценарию Александра Вознесенского
Я и ты
Я и ты - одно и то же.
Ты - небесный, я - земной.
Наше разное - похоже.
Кто с тобою, тот со мной.
Ты не спросишь, убивая.
Я непрошенно рожу.
Где прямая? где кривая?
Ты не скажешь, я скажу.
Вечный вождь на вечном ложе,
Беглый раб во временах,
Я и ты - одно и то же
В разнозвучных именах.
* * *
Пора забыть о древних сагах
И саги новые создать.
Не вечно зло живёт в оврагах,
А солнце сеет благодать.
Не вечно малое ничтожно
И величавы короли.
Не всё возможное - возможно,
Не всё далёкое - вдали.
Под первой правдой есть вторая,
Под нею третья, а под ней
Бегут, - сплетаясь и играя
С неправдой, - правды дальних дней.
Пора торжественную сагу
Об истлевающих гробах
Трубить сквозь тонкую бумагу,
Держа гребёнку на губах...
Зато мы будем петь сурово
Победный гимн бескровных битв,
Найдём ненайденное слово
Для понедельничьих молитв.
Зато воистину мы знаем,
Что глас единственный в веках
Звучал пророку над Синаем
В немногих будничных словах.
Ещё вчера
Она уехала куда-то за Варшаву...
Вчера ещё бродили мы по парку,
Бросали камешки в безводную канаву
И строили из веток дом и арку.
Вчера ещё казалось мне, что я могу
Здесь жить и без её задорно синих глаз,
Что без неё я даже время сберегу
И к сентябрю закончу свой рассказ.
Ещё вчера... Но в ярко-красном диске солнца
Холодного, в лишённой изумруда
Листве, приникшей к стёклам моего оконца,
Читаю я, что не бывает чуда...
Сестра мне принесла очищенную грушу,
Взглянула: что вдруг на него нашло?
Лишь листья на дорожках понимают душу,
Шуршат и шепчут: да, прошло, прошло...
Вьюга
Ах, как весело и звонко мы встречали новый год.
- Слушай, маленькая Бронка: вьюга песенку споёт.
Я привёл свою плутовку в круг приветливых друзей.
- Подыми чуть-чуть головку с бледным венчиком на ней.
На столе - приятно глазу - скатерть белая легла.
- Засыпай, дитя, не сразу: будет тихо, будет мгла.
Пили вина, ели сласти, слуг бесшумных торопя.
- Ты не бойся: волчьей пасти не добраться до тебя.
Кто-то скажет, кто-то глянет, кто-то платьем зашуршит.
- К утру снег теплее станет и могилку запушит.
Супруга А.С. Вознесенского- популярная актриса немого кино, снимавшаяся в его фильмах, заслуженная артистка РСФСР В.Л. Юренева
Простые слова
Если ты устала и меня не любишь,
Ты скажи мне правду, не томи себя.
Ты со мной без нужды больно не поступишь,
Жить нельзя, как прежде, больше не любя.
Я уйду без вести, далеко отсюда.
Только ты не думай, будто я умру.
Мне не нужно яда, мне не нужно пруда:
Ведь тебя с собой навеки я беру.
И когда - я молод - полюблю другую,
Не найду другую, а найду тебя.
И тебя, мой птенчик, в сердце сберегу я
И уйду, любимой жизни не губя.
О себе
О чём бы ни писал поэт,
Он пишет о себе.
Его слова - всегда ответ
Смеющейся Судьбе.
Тоска цветов, и снежность гор,
И Разин на ладье -
Один и тот же приговор
Неправому судье.
Душа поэта - княжий сад.
Но ночью сторожа
Впускают бережно отряд
Питомцев мятежа...
И скоро в башне гаснет свет,
Но кровь горит в борьбе...
О чём бы ни писал поэт,
Он пишет о себе.
* * *
Мне кажется, что я пишу стихи
Не потому, что я люблю их мерность,
И сладость рифмы, тонкой, как духи,
И строгой мысли лёгкую неверность.
Когда звучит напев моих стихов,
Стихи других мне кажутся певучей.
А рифму - звон нежнейших из оков -
Я нахожу среди простых созвучий.
Но музыка иная есть во мне:
Она живёт немолчной жизнью моря
И в днях моих, и в беспокойном сне,
С их явностью своею тайной споря.
И в дни и в ночи, бледные, как дни,
Она струит загадочно-могучий
Зовущий свет, поющие огни,
Маячащие в высоте над кручей.
Мне чудится, что я пишу стихи -
И близок свет из бездны музыкальной,
Что я уже, как древле пастухи,
К нему бреду от явности печальной...
* * *
Снова стук. Одурь сразу поборота.
Надевает пиджак, торопясь.
И, закрывшись рукою у ворота,
Отворяет он дверь: верно; князь...
Удивлён. И доволен. С улыбкою
Взял открытку. Дрожит голосок...
Поиграть разве с этою рыбкою,
Коль сама приплыла на песок?
“Вы войдите... Живу я в гостинице...
Неуютно... Хотите винца?”
В этот день, верно, в маленькой Виннице
Хмуро, холодно, дождь без конца...
Переводы А.С.Вознесенского
Генрих Гейне
(1797-1856)
Китайский богдыхан
Отец был трезвый человек,
Простак был и тихоня,
А я пью водку весь свой век
И я велик на троне.
Питье волшебное! Моя
Душа это точно знает:
Как только водки выпью я, -
Китай весь расцветает.
Страна Срединная, как луг
Весной, благоухает.
Я становлюсь мужчиной вдруг,
Живот жены вспухает.
Во всем обилье, наконец!
Больные все - здоровы:
Конфуций даже, мой лейб-мудрец,
Стал рассуждать толково.
В пирожные превращены
Сухари в солдатских ранцах.
Лишь шелк и бархат теперь видны
На бывших оборванцах.
Все мандарины. Что при дворе
Едва лишь ковыляют,
Вернулись к молодой поре
И косы вверх вздымают.
Готова пагода моя,
Где последние евреи
Меняют веру, чтобы я
Дал орден им скорее.
Дух революции иссяк.
Кричат все лучшие дружно:
"Свободы не хотим никак!
Нам только палок нужно!"
Хоть не велят мне доктора,
Эскулапова порода,
Я водку пью, крича "ура"
За здравие народа.
Еще стакан! К чему тут счет!
Вот это ж и есть манна.
Народ мой счастлив, тоже пьет
И мне кричит: "Осанна!"
* * *
Эрих Вайнерт
(1890-1953)
Камни говорят
Мы спали холодным, мертвым гранитом,
Спали века веков.
Они разбудили нас динамитом,
И товар был для них готов.
У кули сыпались искры с зубила,
Стонал кули, камни дробя.
Кровь и пот его тощее тело сочило,
Мы их впитали в себя.
Городские улицы вымостили нами,
Это делал кули - сквозь боль,
Сквозь проклятья, смешанные со слезами,
Но камни притягивают соль.
Все на себе нести нам случалось:
И телеги и авто богачей.
Но в нашу каменную грудь стучалось
Сердце кули все горячей.
И вот зазвучали шаги звоном стали,
Тысячами двинулись рабы.
Кули пели, мы им подпевали,
И горели наши каменные лбы.
Посыпались ядра и нас развернули,
Грязь веков обнажая вновь.
Брызнули кровь и мозги кули.
Мы выпили эту кровь.
Из мостовых нас вырывали руками.
Мы стали стеной баррикад.
Мы слышали, как сквозь грохот и пламя
У кули приклады стучат.
И снова огонь, грязь и проклятья.
Но за наши каменные тела
Укрылись живые наши братья,
И в атаке - наша взяла!
В нас, камнях, теперь кровь кули бьется,
В сердце иной крови нет.
Пусть же на могилах товарищей вознесется
Из нас - памятник побед!
Произведения А.С. Вознесенского
- Поэты, влюбленные в прозу (Киев, 1910) — трактат
- Драматические переводы (т.1, М., 1911)
- Слёзы (Одесса, 1910) — пьеса
- Хохот (СПб, 1910) — пьеса
- Jus primae noctis, (СПб., 1910) — пьеса
- Цветы на обоях (СПб., 1913) — пьеса
- Путь Агасфера (СПб., 1913, 2 изд. 1916) — стихи
- Конец маскарада (СПб., 1914) — пьеса
- Дитя Парижа (М., 1914) — пьеса
- Актриса Ларина (Пг., 1915) — пьеса
- Искусство экрана. Руководство для киноактёров и режиссёров (Киев, 1924)
- Дикарь (М., 1928) — рассказы
Фильмы, снятые по сценариям А.С. Вознесенского
- "Немые свидетели", - 1914 г. Смотреть онлайн
- "Слёзы", - 1914 г.
- "Женщина завтрашнего дня", - 1914-1915 г.
- "Королева экрана" - 1916 г.
- "Невеста студента Певцова", -1916 г.
- "Товарищ Елена" - 1917 г.
- "Царь Николай II, самодержец Всероссийский" - 1917 г. (Единственный дореволюционный фильм, получивший одобрение В. И. Ленина, по настоянию которого картина в начале 1918 года была отправлена за границу.)
- "Хозяин жизни" - 1918 г.
- "Всё для фронта" - 1920 г.