Форма входа
Борис Моисеевич Смоленский
(1921-1941)
Борис Моисеевич родился в Николаеве 24 июля 1921 года в семье журналиста Моисея Смоленского, репрессированного впоследствии в 1937 году. В том же 1921 году семья перебралась в Москву, где отец будущего поэта возглавлял отдел в «Комсомольской правде». В 1938 году Борис Смоленский поступил на судоводительский факультет Института инженеров водного транспорта и начал писать стихи, а так же заниматься переводами зарубежных поэтов Артюра Рембо, Федерико Гарсия Лорки и др. С началом Великой Отечественной войны в 1941 году Бориса призвали в армию, где он воевал в составе 2-й стрелковой бригады Медвежьегорской оперативной группы. Поэт погиб 16 ноября 1941 года под Медвежьегорском. При этом были утрачены все его фронтовые стихи, а также находившиеся в работе переводы. Посмертно стихи Бориса Смоленского многократно издавались, последний сборник был выпущен в 2009 году друзьями поэта.
Баллада памяти
Забудешь все...
И вдруг нежданно
Полслова, зайчик на стене,
Мотив, кусочек Левитана –
Заставит сразу побледнеть.
И сразу память остро ранит,
И сразу – вот оно – Вчера!
Так море пахнет вечерами,
Так морем пахнут вечера.
Я не жалею. Только разве,
Года, пути перелистав,
В ночном порту, завидя праздник,
Я захочу туда попасть.
Но бог нарек в моем коране:
Дорога ждет. Иди. Пора.
Так море пахнет вечерами,
Так морем пахнут вечера...
1938
Бродит ветер на рассвете по дорогам,
Будит ветер листья, травы, облака,
Дунул ветер, разнеслись раскаты рога,
Вздрогнул лес, и задымилася река.
Синим всадником промчится ранний вечер,
Пророкочет над рекой горластый рог, –
Бродит ветер – первый ветер на рассвете,
Бродит ветер на рассвете без дорог.
1938
Ремесло
Есть ремесло – не засыпать ночами
И в конуре, прокуренной дотла,
Метаться зверем, пожимать плечами
И горбиться скалою у стола.
Потом сорваться. В ночь. В мороз. Чтоб ветер
Стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом
Упорство улиц, здесь, сейчас же встретить
Единственную, нужную любовь.
А днем смеяться. И, не беспокоясь,
Все отшвырнув, как тягостный мешок,
Легко вскочить на отходящий поезд
И радоваться шумно и смешно.
Прильнуть ногами к звездному оконцу,
И быть несчастным от дурацких снов,
И быть счастливым просто так – от солнца
На снежных елях. Это – ремесло.
И твердо знать, что жить иначе – ересь.
Любить слова. Годами жить без слов.
Быть Моцартом. Убить в себе Сальери.
И стать собой. И это ремесло.
1938
В тот год, когда, теряясь в днях,
Весь мир от стужи костенел –
Я в первый раз, глаза подняв,
Увидел море на стене:
Был воздух – синь перед грозой,
И мачта – в Эльмовых огнях,
Во весь огромный горизонт
Волна катилась на меня.
Вот захлестнет!
Но белый блик
Взнесла бурунов полоса:
То в резком ветре корабли
Вперед стремили паруса.
Я был смышлен не по летам.
Морщинки сдвинулись на лбу,
И я сказал: "Я буду там!"
Так я решил свою судьбу.
Ветреный день
По гулкой мостовой несется ветер,
Приплясывает, кружится, звенит,
Но только вот влюбленные да дети
Смогли его искусство оценить.
Взлетают занавески, скачут ветви,
Барахтаются тени на стене,
И ветер, верно, счастлив,
Что на свете
Есть столько парусов и простыней.
И фыркает, и пристает к прохожим,
Сбивается с мазурки на трепак
И, верно, счастлив оттого, что может
Все волосы на свете растрепать.
И задыхаюсь в праздничной игре я,
Бегу, а солнце жалит, как слепень,
Да вслед нам машут крыльями деревья,
Как гуси, захотевшие взлететь.
1939
Всё тот же сон...
Все тот же сон
И снова – дали,
И снова – тень, и снова – свет,
И снова волны разметали
Зарю на золотом песке,
И боль ненужных ожиданий,
И тишина. Тоска без слов,
Тоска несбыточных желаний
В тоске несложенных стихов.
1939
Когда сквозь зимние недели
Прорвется солнечный апрель –
Запахнут лужи акварелью,
Запахнет детством акварель,
Забудешь боль и вьюги злобу,
Ворвется ветер молодой.
И ты опять легко, как глобус,
Всю землю вскинешь на ладонь.
1939
Книги Бориса Смоленского
Найди на рукописи смятой
Клочки слепых бессвязных строф.
Так пахнут тишиной и мятой
Полотна старых мастеров,
Так слову душно в тесной раме,
Так память – зарево костра,
Так море пахнет вечерами,
Так морем пахнут вечера.
1940
Не надо скидок.
Это пустяки –
Не нас уносит, это мы уносим
С собою всё, и только на пески
Каскад тоски обрушивает осень.
Сожмись в комок, и сразу постарей,
И вырви сердце – за вороньим граем –
В тоску перекосившихся окраин,
В осеннюю усталость пустырей.
Мучительная нежность наших дней
Ударит в грудь, застрянет в горле комом.
Мне о тебе молчать еще трудней,
Чем расплескать тебя полузнакомым.
И память жжет, и я схожу с ума –
Как целовала. Что и где сказала.
Моя любовь! Одни, одни вокзалы.
Один туман – и мост через туман.
Но будет день: все встанут на носки,
Чтобы взглянуть в глаза нам в одночасье.
И не понять – откуда столько счастья?
Откуда столько солнца в эту осень?
Не надо скидок. Это мы уносим
С собою всё. А ветер – пустяки.
1939
Ночной разговор
Переполнен озорною силой,
Щедрый на усмешку и слова,
Вспомню землю, что меня носила,
И моря, в которых штормовал.
Вспомню дни скитаний и свободы,
Рощи, где устраивал привал,
Реки, из которых пил я воду,
Девушек, которых целовал...
По ночам работается лучше,
Засыпают в городе огни...
Над домами, по прозрачным тучам
Бродит месяц, голову склонив.
Я ему открыл окно ночное,
В мире – тишина и синева...
Заходи, поговори со мною –
Долго не видались, старина...
1939
Осенние стихи
Уют жилья, последний ломоть хлеба,
Спокойный сон, счастливую игру, –
Я все отдам за взгляд большого неба,
За жизнь, как поцелуи на ветру.
__
Но все пройдет. Раскат к полночи грянет
И сбросит все. И будет ночь и лед,
И только древний ветер над морями
Промчится с ревом. Но и он пройдет.
В ночи сполохи запылают грозно,
Одно усилье, зарева, рывок –
И все пройдет. И будут только звезды
Лететь в ночи по бешеной кривой.
__
Осеннее небо беззвёздней и ниже,
И ветер к земле приник,
И поезд на нитку дороги нанижет
Летящие мимо огни,
И вихрем – назад, и боюсь не успеть их
В подарок тебе нанизать...
Но круче дорога, и северный ветер
Относит огни назад.
1937
Памятный знак на месте гибели поэта Бориса Смоленского
(Республика Карелия, Медвежьегорский район, посёлок Падун)
Потерян ритм. И все кругом горит,
И я бегу, проваливаясь в ямы...
Что ни напишешь, что ни говори,
А сердце не заставишь биться ямбом.
Зарницы на заре начнут стихать,
Под ветром тучи низкие заплещут.
Но где найдешь дыханье для стиха
Такое, чтоб развертывало плечи?
И как ты образ там ни образуй,
Швыряя медяки аллитераций –
Но где дыханье, чтобы как грозу,
Чтоб счастье – и не надо притворяться?
Пусть для стихов, стишонок и стишат
Услужливо уже отлиты строфы –
Анапесты мешают мне дышать,
А проза – необъятней катастрофы...
Так в путь. Рвани со злобой воротник,
Но версты не приносят упоенья,
А поезд отбивает тактовик,
Неровный, как твое сердцебиенье.
Уроки композиции
Весенний день дымит и кружится,
Мелькает и в глазах рябит,
От солнечного пива в лужицах
Пьянеют даже воробьи.
А вечерами крики умерли,
И месяц вылез, ярко-рыж,
И слышно мне в тиши, как сумерки
Стекают гулко с синих крыш.
А ночь запахнет дымом, дынями,
Вздыхает у мостов вода.
И звезды трепетными линями
Дрожат у ночи в неводах.
Гулливер
Я все еще исполнен детской веры,
Что силу в одиночестве растя,
Меж нами проживают Гулливеры,
Прикованные к собственным страстям.
Но из упорной гордости мышиной,
Что все, мол, одинаково должны,
Портные по старинному аршину
Кроят им лилипутские штаны.
И Гулливер живет среди уродцев,
Но ночевать не может в их домах,
И только все, за что он ни берется,
Имеет гулливеровский размах.
А лилипуты с прытью обезьяньей
Кричат ему: – Довольно! Не рискуй!
А непомерность всех его деяний
В тоску и грусть вгоняет мелюзгу.
Тогда, отчаясь, он идет к заливу
И бродит под луною по ночам,
Влюбляется, конечно, несчастливо,
Отступится – и сразу закричат: –
Ты не хотел как мы, так получай же!
Мы раньше знали. Ах, какой кошмар! –
Бьют розгами, конечно, не случайно
Плюют в глаза, а пачкают башмак.
И только вот когда он умирает,
И дело нужно подводить к концу.
Могильщик лилипутий заявляет,
Что трех аршин не хватит мертвецу.
И все скорее плакать: – Умер милый!
Он жил средь нас. Каким он был большим! –
И роют поскорей ему могилу
Уже на гулливеровский аршин.
1939
Песня на стихи Бориса Смоленского "Гулливер"