Форма входа
Людмила Павловна Костюк
Известный николаевский журналист и писатель Валерий Бабич встретился с Людмилой Костюк и попросил её рассказать о своей жизни и о работе в журналистике.
«Вы спрашиваете, как я пришла в газету? Это любопытная история… Я училась в Киевском университете на факультете журналистики. Летом после каждого курса мы разъезжались на практику. Сначала – в районные газеты, потом в городские. А после 4-го курса из длинного списка газет, принимавших практикантов, я выбрала Николаевскую областную газету «Пiвденна правда» (в ней работала зав.отделом пропаганды старшая сестра моей университетской подруги Нели Келюх – Александра Никоновна Келюх, и мы с Нелей решили «нырнуть» под ее крыло). Так я выбрала свою судьбу.
Это был 1958 год, начались реформы Хрущева, его знаменитая кукурузная эпопея. Мне поручили написать очерк о передовом комсомольско-молодежном звене кукурузоводов. Я поехала в Новобугский район, даже сейчас помню имя звеньевой – Галя Тонконоженко.
Приехала вечером, она пришла с поля уставшая, я с ней беседую, а она клюет носом, и вскоре легла спать. Утром моя героиня засобиралась в поле, я – за нею, думаю, поговорю по дороге. А в дороге телегу трясет, шум, гам, девчата говорят о своем. Я – студентка, опыта работы в таких «экстремальных» условиях у меня не было. И я запаниковала, испугалась, что не смогу выполнить задание редактора.
Приехали в поле, девчонки разобрали рядки и пошли сапать, а я опять остаюсь на обочине с карандашом. И спрашиваю:
– А лишней сапки не найдется?
В общем, дали мне сапку, я стала на рядок рядом с Галей и целый день проработала в поле. Хорошо, что у меня был опыт, я – сельская девчонка, помогала маме и дома, и в колхозе. Получился неплохой очерк. По приезде в университет в отчете по практике я описала этот случай. (Много лет спустя приехали к нам в газету практиканты из того же Киевского университета и сообщили новость: они на занятиях по теории и практике советской печати «изучают» мой опыт сбора материала).
Главным редактором «Пiвденної правди» был тогда Александр Иванович Бабенко, очень образованный, эрудированный, умный человек. И профессионал в журналистике. Говорили, что если Бабенко отметил материал, то это – высшая похвала и высшая оценка.
Когда я уезжала после практики, Бабенко ни о чем словом не обмолвился, но при распределении вдруг узнаю, что на меня есть вызов из Николаева. Так я оказалась в газете «Пiвденна правда». Мне было 20 лет.
Спустя полгода две николаевские газеты – русская «Бугская заря» и украинская «Пiвденна правда» – объединились в одну, и меня, как самую молодую, перевели в молодежную газету «Комсомольська iскра», созданную не так давно.
В конце 1950-х годов образовались совнархозы. Николаевская область вошла в состав Херсонского совнархоза – вместе с Одесской, Крымской и Херсонской областями. В результате бесконечных хрущевских реорганизаций в начале 1960-х годов были ликвидированы областные молодежные газеты и созданы зональные. Меня пригласили корреспондентом по Николаевской области в зональную газету, выходившую в Одессе на четыре области. Она унаследовала наше название «Комсомольська iскра», и я работала там много лет.
Это был интересный опыт совершенно самостоятельной работы. Газета поощряла поиск, давала свободу в выборе тем, проблем, адресов, формы, стиля. Там работали блестящие журналисты – Эдвард Григорьянц, которого потом забрала к себе «Комсомольская правда», Борис Деревянко, ставший впоследствии главным редактором газеты «Вечерняя Одесса» и погибший от руки наемного убийцы.
Но после отстранения Н.С.Хрущева от власти, вслед за ликвидацией совнархозов были ликвидированы и зональные газеты. Снова восстановились областные молодежные. Одесситы оставили себе наше название – «Комсомольська iскра», а в Николаеве стала выходить газета «Ленiнське плем’я». В ней я проработала до 1974 года. Потом вернулась в «Южную правду», в которой трудилась более 30-ти лет (и до сих пор сотрудничаю).
После объединения двух газет «Южная правда» стала выходить шесть раз в неделю на двух языках, тираж вырос неимоверно – доходил до 230 тысяч экземпляров и был один из наивысших в Украине среди областных газет. Много для этого сделал редактор Н.Г. Шарафанов.
Шестиразовая газета «съедала» массу материала, только успевай готовить. Одновременно с подготовкой материалов надо было заниматься письмами трудящихся: отвечать, проверять, отправлять на расследование, справляться о результатах, информировать читателей о принятых мерах. Мы просто «зашивались» с этой работой. Но письма подсказывали и хорошие темы. Наш отдел занимался вопросами культуры и учебных заведений, и к нам буквально текли письма из библиотек, клубов, школ, детсадов, техникумов, ПТУ, вузов. А кроме того, письма на морально-этические темы – семейные, бытовые, нередко скандальные.
Заведовала отделом Агнесса Викторовна Виноградова, а я была корреспондентом. Мы проработали с ней больше десяти лет. Она – первоклассный журналист с острым зрением и крепким публицистическим пером. Неугомонная, постоянно ищущая, она и меня тормошила: думай, ищи, пиши.
Об этом периоде я вспоминаю с радостью и с легкой ностальгией. Нам отлично работалось. Про «мозговые атаки» мы услышали позже, но у нас в отделе они были «до того». Кто-то вспомнил какой-то случай, другой добавил свое, пошла виться цепочка, в конце созревал замысел новой публикации. Мы нередко писали вдвоем, потом соединяли написанное и удивлялись сами, что «водораздел» практически неразличим. Особенно это касалось «круглых столов», совместных командировок, тематических страниц. Работа с Агнессой Викторовной в «Южной правде» – один из самых плодотворных периодов в моей журналистской биографии.
Был потом еще один, когда в пенсионный возраст неожиданно открылось «второе дыхание». Это уже благодаря редактору Анатолию Ивановичу Самойленко. И благодаря, наверное, новому времени, гласности, свободе. Шесть активных лет до того, как заболел мой муж Эмиль Январев.
С супругом Эмилем Январёвым. Как давно это было...
Вы спрашиваете, как я встретилась с Эмилем? Это произошло еще в газете «Комсомольська iскра». Однажды, вернувшись из отпуска, я зашла в кабинет и увидела за своим рабочим столом красивого седоватого мужчину. Настроение было веселое, отпускное, я поинтересовалась, кто это занял мое рабочее место, кто меня подсиживает? Он улыбнулся и пересел за стол напротив. С этого всё и началось. Мне было тогда 23 года. В 1965 году мы поженились, а через год у нас родилась дочь Юнна. Она окончила факультет кибернетики Киевского госуниверситета, но лирик в ней победил. Пишет рассказы, эссе, статьи, печатается почти в каждом номере журнала «Натали».
Эмиль умер 5 октября 2005 года. Прошло уже восемь лет, как его нет. Мне советуют написать книгу о нем и о том, как мы жили. Мне и самой хочется это сделать, но очень тяжело листать страницы прошлого, все еще болит душа, не заживает рана. Но я потихоньку листаю...».
* * *
Публикации Людмилы Костюк
Венеция
«Сколько нежных, странных лиц в толпе …»
А. Ахматова «Венеция»
Теперь-то я точно знаю: желания, загаданные в новогоднюю ночь, непременно сбываются. Убедилась на собственном опыте.
Расскажу дивную историю, которая случилась со мною год назад.
В последнее время в канун новогодья я всегда уезжаю в Киев к своей семье – дочери, зятю и внучке. Так было и на этот раз.
Праздник встречали на загородной даче, среди вековых сосен и белоствольных берез, которые, сбросив листья и поеживаясь на морозном ветру, вызывали какую-то неизъяснимую жалость и нежность. А может, это дни наступили такие: томительно тревожные, полны очарования, сияния огней, ожидания. Чего? Рождества, снега, счастья – хотя бы крошечного, хотя бы простой удачи…
Мы накрыли стол, тщательно нарядились, разлили по бокалам шампанское. И тут моя дочь Юнна, под раздавшиеся за окном взрывы новогодних салютов, предложила:
- Давайте загадаем желания. Каждый – свое. И самое-самое…
Наступила минутная тишина. Мне-то долго загадывать не пришлось»: это желание жило во мне с самого раннего детства – мечта о дальних странствиях, незнакомых странах. Только сформулировать ее я тогда не могла, и мечта моя выражалась в постоянном заунывном хныканье: «Хочу десь далеко!…»
- Ну, мам, что ты загадала? – спросила дочь.
- Хоть раз в жизни побывать за границей.
Дочь переглянулась с зятем.
- Что ты, мама, хотела бы увидеть больше всего? – уточнил зять.
- Венецию, или Париж. (Губа у тещи не дура).
Мы сдвинули бокалы, раздался их протяжный звон, и в этот миг комнату залил яркий зеленый свет. Чередуясь, елочные гирлянды как бы подгадали в этот миг именно этот цвет.
- Ну, если дан зеленый, значит, все получится,- засмеялись дети.
И вот спустя всего недели две звонит из Киева дочь и сообщает, что мечта моя начала осуществляться. Уже определен маршрут: Венеция – Флоренция – Сиена, забронированы авиабилеты туда и обратно. И даже – билеты в знаменитую художественную галерею Уффици во Флоренции, с указанием дня и даже часа посещения.
Я чуть не ошалела от этого известия. Правда, оставалась одна нешуточная проблема: открыть мне визу, однако и тут обошлось без проволочек. Ну, недаром же загорелся тогда зеленый свет!
Да еще время какое – конец апреля, весна, мир в цветении.
Едем!
Людям, которые сегодня путешествуют по всему миру, да еще по нескольку раз в год, наверное, смешно читать эти строки. Но пусть они представят себе человека, всю жизнь мечтавшего об этом и получившего возможность реализовать мечту только в пенсионном возрасте, - тогда они, возможно, что-то поймут.
Я влюбилась в Венецию сразу. С первого шага. С первого катерка (он называется вапоретто), доставившего нас в центр до моста Реальто. С дождика, моросившего на пристани и сопровождавшего нас до гостиницы. С гостиницы, где нас не встретил (была уже почти ночь), но после короткого мобильного разговора Юнны с хозяйкой стеклянная наружная дверь, как в сказке, щелкнула, распахнулась, и на столе дежурного мы увидели конвертик с фамилией моей дочери, в котором лежали ключи от нашего номера.
Л.П. Костюк с мужем Э. Январёвым и М.Лисянским
Гостиница наша маленькая, всего четыре номера, но в самом центре – в пяти минутах ходьбы от площади Сан Марко. Не терпится увидеть своими то, о чем мечталось и грезилось.
Вытаскиваем целлофановые плащи, зонты (на улице все еще идет дождь0 и ныряем в ночную Венецию.
И тут жизнь бурлит! Толпы туристов, разноязычная речь, огни, музыка. Зрелище совершенно колдовское: площадь Сан Марко залита водой почти по колено. Этого не может быть! Мы прочли в каком-то путеводителе, что такие явления бывают в ноябре – декабре, венецианцы называют это «высокая вода». Но сейчас – конец апреля, и в путеводителе сообщалось, что за последние 200 лет «высокая вода» появлялась в это время всего три раза.
Выходит, мы попали на это сказочное пришествие воды. Она стоит без движения, и в ней, как в зеркале, отражены собор Сан Марко, Дворец дожей, розовые фонари, цепочка огней, опоясывающих площадь. Вдоль и поперек, там и тут перекинуты мостики для гуляющих, их установили в спешном порядке. Мостики переполнены, их явно не хватает: говорят, власти не успели сориентироваться, вода пришла неожиданно.
А народ в экстазе. Профессиональные фотографы прямо в воде устанавливают штативы и снимают, снимают. Туристы тоже снимают – кто на фотоаппарат, кто на мобилку. Юнна тоже щелкает мобилкой. Какая-то молодая пара дружелюбно поглядывает на нас, и девушка, предлагает снять нас всех троих. (Забыла сообщить, что с нами еще подруга Юнны – Лариса, человек, готовый ради впечатлений пройти огонь, и воду, и даже медные трубы, в чем мы не раз убеждались за время путешествия).
На площади царит особое настроение. Такое бывает иногда во сне: ты попадаешь в толпу, где никого не знаешь, но все тебе рады, все улыбаются, провожают взглядами. Вспомнились строки Анны Ахматовой о Венеции: «Сколько нежных, странных лиц в толпе…» (Только сейчас, открыв томик Ахматовой, я обнаружила, что это стихотворение написано ею в 1912 году, так, что мы с Анной Андреевной разминулись в Венеции ровно на 100 лет). Как она уловила эту нежность, эту странность…
Вдруг откуда-то появилась компания совсем юных девушек – в легких платьях, босые, они носились по воде, визжа, хохоча, расшвыривая вокруг фонтаны брызг.
А на узком тротуарчике, куда еще не добралась вода, продолжал играть оркестр. Он играл «Адажио Альбинони». Я замерла, не в силах сделать ни шагу. Как это могло совпасть – Венеция, волшебная ночь и Альбинони? От этого можно сойти с ума!
В гостиницу вернулись уже во втором часу ночи. Долго не могли уснуть – не давало спать чувство восторженного предвкушения. Ведь завтра у нас – и катание на гондоле, и прогулка по любимой набережной Иосифа Бродского, о которой у него написаны потрясающие строки, и знаменитый венецианский рыбный рынок, и много, много другого.
А утром решаем снова завернуть на площадь Сан Марко, чтобы заснять «высокую воду» уже настоящим фотоаппаратом.
Но – увы! На утро вода уже сошла, все высохло, на площади свободно гуляли туристы. Сидели в кафешках, кормили голубей. Эти птицы тут такие трогательные. Чуть почуяли корм – буквально облепливают человека: садятся на плечи, на голову, на ладони, клюют с рук. Мы тут же достали из рюкзака горсть галетного печенья и от души пообщались с птицами. Вдруг слышим сзади жалобное: «Дайте хоть одну печенюшку!». Девушка, наша соотечественница. Мы поделились кормом – и стая птиц переметнулась к ней.
А мы побрели дальше. Зашли в какой-то маленький дворик, увидели очередь, ждущую у подъезда. Лариса мигом пристроила нас к этой очереди, уверяя, что туристы просто так стоять не будут. И действительно, вскоре очередь двинулась по лестнице на второй этаж, и мы попали в мастерскую, где изготовлялись изделия из знаменитого муранского стекла. Мужчина атлетического сложения колдовал над расплавленным оранжевым шаром, что-то вытягивал, перетягивал, подергивал щипчиками – и на наших глазах родилась преизящная сверкающая лошадка.
Не берусь живописать красоты Венеции. Она неописуема. Не хватит ни слов, ни красок, ни таланта. В ней все великолепно: каналы, гондолы, увитые цветами балкончики и мосты, дворцы вдоль каналов, сокровища музеев и соборов, тишина, нарушаемая только легким шепотом воды и шумом весел.
Но не только и не столько это трогает душу. Есть в ней что-то потаенное, сокровенное, интимное что ли. Будто только тебе она вот так открылась, только тебе дарит обещание новых встреч.
Так хочется верить, что они еще ждут нас. Что мы снова будем плыть на гондоле и слушать перекличку встречных гондольеров, обедать с ними в маленьком уютном кафе, снова бродить и шептать строки Бориса Пастернака: «Я был разбужен спозаранку щелчком оконного стекла. Размокшей каменной баранкой в воде Венеция плыла…. Вдали за лодочной стоянкой в остатках сна рождалась явь. Венеция венецианкой бросалась с набережной вплавь».
И так, шепча стихи, снова завернем на сказочный рыбный рынок, где все живет, дышит, шевелит усами и плавниками, двигает крылышками, краснеет, чернеет, серебрится.
А пока прощай, красавица Венеция! Да, нас ждут впереди сокровища Флоренции и древней Сиены, нас ждут Боттичелли и Перуджино, Дюрер и Рафаэль, Тинторетто и Караваджо, Лото и Тициан, соборы, где шедевры прямо под ногами (в знаменитом Сиенском соборе пол устелен мозаичными работами великих итальянских мастеров, они отгорожены заборами из ленточек и тщательно охраняются).
Нам еще многое предстоит увидеть, но сейчас почему-то очень грустно.
Спасибо, Венеция, что ты не обманула моих надежд, моей давней мечты. Я знала, что ты единственная и неповторимая, но не знала, до какой степени. Теперь знаю.
И тебе спасибо, уходящий 2012 год, за то, что подарил мне этот город.
* * *
Главный редактор газеты "Вечерний Николаев" Владимир Пучков
о журналисте Людмиле Костюк
Сколько человеку стихов нужно?
«Всего, что знал еще Евгений,
пересказать мне недосуг».
А. Пушкин «Евгений Онегин»
В этой женщине все необычно, даже ее появление на свет. В свидетельстве о рождении в графе «место рождения» записано - лаконичнее не бывает: «Кумолово». В этом Кумолово (под Ленинградом) был только военный аэродром, где служил ее отец. Так что с рожденья перед Валей пролегла взлетная полоса. И. возможно, ей всю жизнь хотелось оторваться от земли – ну, хоть чуть-чуть почувствовать, как там дышится без этой вечной будничной суеты, без этих бытовых оков, которые гнут и тянут, и не дают распрямиться, вздохнуть свободно.
И сны к ней приходят необычные. Когда-то давно, лет двадцать назад, приснился Лермонтов. Сколько лет прошло, а она помнит тот сон во всех мельчайших деталях… Поэт стоял так близко над пропастью, что у нее изболелась душа от страха, что он сейчас рухнет в бездну. Но он стоял в небрежно накинутой шинели, за его спиной пылал огонь, и в огне плыли вверх – строка за строкой – стихи. Они были длинные, но, проснувшись, Валя успела записать только вот это:
Я был поэтом волею небес,
Я офицером был средь офицеров,
Я с ангелом дружил, который пел.
Я ненавидел и любил без меры.
Я был поэтом, но и палачом –
Я в этой жизни не был ни при чем.
Она поначалу удивилась, почему – «палачом»? Но тут же поняла: он воевал и, конечно, стрелял и убивал. Тут же пришло новое потрясение: на настольном календаре стояла дата – 27 июля, то есть день дуэли Лермонтова и Мартынова…
Сама Валентина никогда не писала стихов, поэтому тот сон так врезался в память.
К ней нередко приходили и приходят во снах ушедшие – гении и таланты, но уже несколько по-другому. Иосиф Бродский, например, водил ее по кладбищу в Италии и показал могилу Амалии Ризнич (Возлюбленной Пушкина), а Владимир Высоцкий, проводя по библиотеке в каком-то огромном особняке, ухмылялся и спрашивал ревниво: «Что, только Пушкина любишь?»
У него были основания для ревности, потому что Александр Сергеевич – это любовь всей ее жизни, начиная с детства, со школьных лет. Они жили тогда с семьей в Будапеште, в школе были, наверное, хорошие учителя, а может, просто - «пришла пора, она влюбилась», и с тех пор кумир ее всегда рядом.
- Пробовала, - смеется Валя, - однажды «изменить» ему с Блоком. Был у меня период сумасшедшего увлечения автором «Незнакомки». Оглушена была его стихами. Но мало-помалу пришла в себя. Помог опять же Пушкин!
До распада Советского Союза они с мужем Владимиром успели объездить практически все пушкинские места: Каменка, Одесса, Крым, Псков, Бахчисарай, Тула, Михайловское.
А знает она Пушкина досконально: любое имя из его окружения (друзья, враги), любая дата, событие, любое стихотворение, с любой строчки. Сейчас она изучает и исследует рисунки Пушкина. И нашла уже целый ряд неточностей в академических расшифровках этих рисунков. И доказывает это так убедительно, что с нею соглашаются научные сотрудники Пушкинского центра в Гурзуфе. Несколько ее работ уже опубликованы в сборниках этого центра.
Однажды я спросила, не знает ли она случайно стихов о ревности – я смутно помнила одну или две строчки, по ритму и размеру они вроде напоминали онегинский стих, но я перелистала всего «Онегина» и не нашла этих строк.
- Так это ж из черновиков к «Евгению Онегину», - не задумываясь, сообщила Валя и тут же прочла наизусть те замечательные стихи.
«Боже мой! – потрясенно подумала я. – Она даже черновики наизусть помнит!»
Было бы, может не так удивительно, если б она любила и знала одного Пушкина. Но она почти так же километрами читает наизусть Лермонтова, Тютчева, Блока, Надсона, Ахматову, Цветаеву, Пастернака, цитирует Чехова, Бунина, Толстого, Булгакова и так далее.
Опять же было бы не так удивительно, если б это было ее профессией, если б она изучала филологию в столичном университете. Но она окончила профтехучилище и всю жизнь работала парикмахером – в салоне на улице Советской.
Людмила Павловна Костюк. Январь 2014 г.
Мы привыкли воздавать хвалу тем, кто вершит какие-то конкретные дела: стоит, изобретает, выращивает хлеб. Но не стоит забывать и о тех, кто своим знанием, эрудицией, вкусом создает и поддерживает в обществе тот градус духовности, без которого любые достижения ломаного гроша не стоят.
Говорят еще, что, мол, чтение, самообразование – это занятие эгоистическое. Мало проку остальным от того, что один человек знает во стократ больше, чем все другие.
Валентины Долженко это не касается. Заикнуться не успеешь, как она уже тащит – в двух руках! – горы книг, справочников, брошюр по интересующему тебя вопросу. Ее домашняя библиотека – это не просто неиссякаемый ручей, это – река, погрузившись в которую, уже не так легко выплыть. Валя и слушать не хочет ни о каких электронных книгах, на которые в считанные секунды можно скачать любое произведение. Нет, она должна походить по книжным магазинам, порыться на книжных полках, что-то приобрести, что-то взять на заметку, что-то заказать и с трепетом ждать прибытия почтового заказа… Этот запах, этот хруст раскрываемого тома, этот шелест страниц… Ни с чем не сравнимое наслаждение! Потому что – рукотворное, дышащее, живое. Это она вытащила наш литературный клуб в Одессу и провела по все пушкинским местам. А в следующий раз – по ахматовским местам, и ученики нашей николаевской школы №22 вместе с преподавателем Зоей Ивановной Шаталовой организовали потом несколько десантов в Одессу по упорядочению мемориальной доски Анны Ахматовой и прилегающей к мемориалу территории.
Мне лично всегда казалось, что Херсон – малоинтеренсный, провинциальный город, пока Валя Долженко не открыла нам глаза. Она организовала поездку, и все мы пережили там мгновения острого, неповторимого счастья.
Если вы, проходя по Советской, увидите на перекрестке улиц Советской и Шевченко, у памятной доски А.С. Пушкина, живые цветы, - знайте, что их принесла поэту Валя Долженко.
Если вы бывали возле памятника Пушкину у Ингульского моста и обратили внимание на то, как преобразился сквер вокруг него, - знайте, что в этом тоже есть заслуга и участие героини нашего рассказа.
Как-то, разбирая архивы моего покойного мужа Эмиля Январева, я обнаружила комплект репродукций (довольно внушительного формата) знаменитого литовского художника Н.Чюрлёниса – его известный цикл «Знаки Зодиака». Сообщила об этом Вале. Она заволновалась, сказала, что давно их ищет. Приехала немедля, увлеченно рассматривала, привезла еще книгу о художнике, прочла мне целую лекцию о звездном небе, которое она знает великолепно.
… Долгими осенними вечерами, когда уже и телевизор надоел, и читать глаза устали, бывает, подступает к сердцу тоска. И тогда раздается телефонный звонок. И голос в трубке напоминает:
- Сейчас на небе прекрасно виден Сириус (или Вега, или Орион). Посмотрите непременно! Это – сказка!
Я выключаю в квартире свет и подолгу стою у балконного окна, наблюдая движение светил. И счастлива, что есть пока у меня и небо, и друзья, и звезды…
При подготовке раздела использованы материалы из архива В.В. Бабича
Людмила Павловна Костюк, 2012 г. Пушкинский клуб в Николаеве.