Владимир Владимирович Гладышев
Известный украинский ученый, публицист, литературный критик, член Национального Союза журналистов Украины. Послеокончания Николаевского государственного пединститута имени В.Г. Белинского работал учителем Матиясовской восьмилетней школы Березанского района Николаевской области. С 1990-го года прошел путь от старшего преподавателя кафедры зарубежной литературы до профессора кафедры истории украинской литературы и методики ее преподавания Николаевского государственного университета имени В.А. Сухомлинского. Ныне – доктор педагогических наук, профессор, заведующий кафедрой славянской филологии этого университета.
Владимир Гладышев – автор около 300 публикаций, 15 пособий, 3 монографий, 6 коллективных учебников, изданных в России, Украине, Германии, странах дальнего зарубежья. Его материалы печатались в журналах: "Всесвітня література в сучасній школі", "Зарубіжна література в школах України", "Зарубіжна література", "Методичні діалоги", "Вікно в світ", "Навчання сьогодні", "Гуманітарні науки", "Русский язык и литература в школах Украины", "Русская словесность в школах Украины", "Педагогические технологии" (Москва), "Наука и Школа" (Москва), известных периодических изданиях страны. Член редколлегии нескольких методических журналов.
Образ Владимира Даля в пьесе Николая Троянова
"Мичман Даль"
Целью данной статьи является попытка осмыслить своеобразие художественного образа Владимира Ивановича Даля, созданного в пьесе «Мичман Даль», автором которой является известный николаевский актёр, режиссёр, драматург и общественный деятель, Почётный гражданин города Николаева Николай Алексеевич Троянов.
Не подлежит сомнению, что в более чем двухвековой истории появившегося как город корабелов Николаева (Николаев основан в 1789-м году) Владимир Иванович Даль занимает значительное место. Николаевцы по праву гордятся великим учёным, лингвистом и этнографом, незаурядным писателем, потому что мы имеем все основания для того, чтобы считать уроженца Луганщины, период личностного становления которого теснейшим образом связан с Николаевом, своим земляком. Об уважительном отношении жителей Николаев к Далю также может свидетельствоват
Обращение же бессменного руководителя известного в Украине руководителя и режиссёра народного театра Николая Троянова к личности В.И. Даля обусловлено ещё и тем, что в драматической судьбе будущего автора великого «Словаря» Николаев сыграл весьма значительную, если не сказать судьбоносную, роль. Причём, и это не вызывает особых возражений ни у кого, дать какую-либо однозначную оценку всему тому, что произошло с молодым выпускником Петербургского морского корпуса весной 1823-го года в городе, в котором было предано земле тело его отца, совсем не просто.
В рамках настоящего исследования нет необходимости детально рассматривать историю с «пасквильными письмами» [1, с. 14], за якобы создание и распространение которых молодой мичман находился под судом, был осуждён, но оправдан. Личность Даля – личность во многом загадочная, как справедливо пишет авторитетный исследователь жизни Владимира Ивановича Даля В. Порудоминский
На наш взгляд, убедительным примером подобного рода личностной интерпретации известных фактов может служить полемика авторитетных николаевских учёных-краеведов
Специфика темы нашей статьи требует всё же принятия, назовём это так, некоего исходного положения относительно оценки событий, ставших судьбоносными для Владимира Ивановича Даля, их понимания хотя бы на самом общем уровне. Поэтому, не вдаваясь в детали и не пытаясь разделить точку зрения кого бы то ни было из исследователей, ограничимся наиболее распространённой версией событий из николаевского периода жизни В.И. Даля, изложенной В. Порудоминским в его замечаниях к биографии писателя и учёного: «Служба на флоте не увлекала Даля, к тому же через несколько лет после окончания корпуса (весна 1823-го года – В.Г.) он был обвинен в сочинении «крамольного» пасквиля и отдан под суд. Приговор в конечном счете вынесли оправдательный, но должность предложили такую, что содержать семью – а Даль к тому времени остался единственным ее кормильцем – было невозможно» [6]. Добавим к сказанному только то, что сам Даль, несмотря на нешуточное давление, так и не признал себя виновным в том, что ему инкриминировали, тогда как бывший в то время «Главным командиром Черноморского флота и портов» вице-адмирал Алексей Самуилович Грейг в соответствующем Рапорте, направленном им в Аудиторский департамент Морского министерства, несмотря на указание на отсутствие прямых доказательств, безапелляционно объявлял его виновным…
На наш взгляд, этих общих сведений, дающих представление об основном конфликте, вполне достаточно для того, чтобы рассматривать пьесу Николая Троянова и пытаться осмыслить созданный драматургом художественный образ, поскольку автор пьесы – не историк, не учёный-краевед, а писатель, имеющий право на авторскую художественную интерпретацию исторических событий.
Образ Владимира Ивановича Даля, если рассматривать сюжет произведения, создаётся Николаем Трояновым весьма оригинально: пьеса представляет собой развёрнутую ретроспекцию, состоящую из «Пролога» и нескольких картин. В «Прологе» мы видим «старика Даля» [5, с. 246], познавшего всероссийскую славу академика и автора только что вышедшего из печати и мгновенно ставшего знаменитым «Словаря». В дом к нему приходит друг юности, который напоминает ему о событиях далёкого уже прошлого, о Пушкине и городе Николаеве. После чего, в первой сцене воспоминаний, перед зрителями появляются Николаев, дом вице-адмирала Языкова, семейство адмирала, юный мичман и его друг Сильва. Последний, устраивая свои амурные делишки, в следующей сцене воспоминаний рассказывает влюблённой в Даля дочери адмирала Языкова о пребывании мичмана на гауптвахте, о его отношении к ней, подготавливая этим появление самого «героя», освобождённого из-под стражи, получившего повышение (чин лейтенанта) и направление к новому месту службы, в Кронштадт. Заканчивается пьеса прощанием Сильвы и Даля на городском бульваре, а также случайной встречей и окончательным объяснением навсегда расстающихся Владимира и Марии. Переход от сцены к сцене осуществляется с помощью условного приёма «затемнение», сопровождающего окончание каждой из сцен.
Применительно к особенностям создания образа главного героя считаем необходимым подчеркнуть, что такой приём «совмещения времён» в рамках одного произведения даёт автору возможность не просто показать поступки героя и познакомить зрителей с оценкой этих поступков самим героем, но и сосредоточить основное внимание на раскрытии его внутреннего мира, на эволюции образа.
Второй интересный момент при создании автором образа главного героя, который следует отметить, заключается в постоянном использовании Николаем Трояновым приёма создания образа-персонажа драматического произведения, который носит условное название «герой о герое» [4, с. 71]. В самом начале следующей сразу же после «Пролога» сцене «николаевских» воспоминаний «старика Даля» о событиях, волнующих горожан, и о роли Владимира Даля в этих событиях рассуждают разные люди, которые и относятся к нему по-разному. Это и уже упоминавшийся вице-адмирал в отставке, суровый служака Николай Львович Языков, и его супруга, не по возрасту кокетливая и легкомысленная Гликерия Николаевна, и влюблённая в мичмана их восемнадцатилетн
Таким образом, благодаря постоянному и очень удачному использованию приёма «герой о герое» (в одной из сцен, это будет рассмотрено ниже, Даля вообще нет, но мы узнаём о нём довольно много от других героев) зрители имеют возможность всесторонне осмыслить образ главного героя, составить о нём собственное впечатление, которое складывается на основе как личного впечатления, так и разнообразных высказываний о нём других персонажей пьесы.
В «Прологе» Даль предстаёт перед зрителями как человек почтенного возраста, сумевший в то же время сохранить юношеское восприятие действительности
Непосредственнос
Когда Сильва с нарочитой укоризной-насмеш
В «Прологе» эмоциональность и искренность главного героя проявляются во всём: и в его «кошках-мышках» с Сильвой, и в его отношении к внучке Кате, и в воспоминаниях о Пушкине и всём том, что связано с этим человеком. Воссоздавая основные события своей жизни, Даль говорит Сильве: «Встречался с Пушкиным, святое имя в моей судьбе» [5, с. 248]. Именно воспоминания о Пушкине, о котором хорошо знакомый с поэтом Сильва говорит, что «Он вёл себя по-рыцарски всегда» [5, с. 247], вызывают у героя наиболее сильные чувства, именно эти воспоминания помогают ему «узнать» своего гостя. Так происходит потому, что личность великого русского поэта одинаково дорога собеседникам.
В те мгновения беседы, когда встретившиеся после почти что сорокалетней разлуки друзья вспоминают Пушкина, исчезают и шутливость тона, и некоторое ёрничество по отношению друг к другу. Потому что для каждого из них Пушкин-человек означает едва ли не самое сокровенное в жизни, а поэзия Пушкина, трагическая судьба русского гения сообщают высокий смысл их собственной жизни.
Возраст героев таков, что они не могут не задать себе вопрос, сформулированный Далем: «Так что же надо человеку, чтоб жизнь прожить достойно?» [5, с. 249]. Это притом, что каждый из них в плане житейском преуспел достаточно, дошёл, если воспользоваться гениальной формулой ещё одного великого Александра Сергеевича русской литературы, «до степеней известных». И в процессе своего «восхождения», достижения жизненного успеха, что может считаться самым главным, добивался своих «степеней» совсем не так, как Алексей Степанович Молчалин рекомендовал, а честным трудом, не щадя себя, подчас и рискуя жизнью ради исполнения долга…
Казалось бы, упрекнуть себя героям не в чем, жизнь прожита достойно, но ведь перед памятью Пушкина многое в жизни видится и воспринимается совсем по-другому? И тут же в разговоре появляются строки Шекспира, что, вероятно, можно рассматривать как опосредованную оценку Далем и его другом личности и творчества Пушкина. Состоявшееся «узнавание» друга молодости произошло благодаря двум великим поэтам.
Следствием «узнавания» Далем Сильвы можно считать погружение героев в далёкое (если брать не Вечность, а обычную человеческую жизнь) прошлое, их попытку посредством этого погружения дать ответ на волнующий обоих вопрос о достойно прожитой жизни. Даль предлагает старому другу? «Давай-ка, вспомним Николаев, двадцать третий год. Как это было?» [5, с. 249]. Этим предложением заканчивается «Пролог», после чего зрители становятся свидетелями того, «как это было».
Подводя итог, можно сказать, что в «Прологе» в плане раскрытия психологии героя образ Владимира Даля прорисован достаточно глубоко и всесторонне. Мы видим прожившего жизнь великого учёного, моряка и врача, который, с одной стороны, внутренне уверен, что жизнь его прожита не зря, с другой же стороны – под влиянием встречи со старым другом и упоминания имён Пушкина и Шекспира, делает попытку ещё раз убедиться в этом, для чего мысленно возвращается во времена юности, к одному из самых трудных периодов своей долгой и нелёгкой жизни.
Для более точного понимания пьесы надо знать, что Николай Львович Языков – личность историческая, в истории Черноморского флота и Николаева вице-адмирал Языков занимает существенное, хотя и неоднозначно трактуемое историками, место [8]. Однако созданный в пьесе Николая Троянова образ его весьма далёк от реального исторического деятеля, зато идеально подходит для того, чтобы «представить» публике молодого мичмана Даля в разговоре с домочадцами. Да и в дальнейшем позиция вице-адмирала, его отношение к Далю очень важны для понимания образа главного героя пьесы.
Сам адмирал, его супруга и дочь знакомят нас и с адмиралом Грейгом, и с историей его влюблённости в «еврейку молодую» [5, с. 250], которая своим поведением вызывала нескрываемое неодобрение значительной части населения города, но, похоже на то, являлась кумиром Гликерии Николаевны Языковой. Узнаём мы также, что среди недовольных поведением Юлии горожан были молодые подчинённые всесильного адмирала Грейга, благодаря которым в городе «ходит анекдот о Грейге, и о его возлюбленной… о Юлии… Будто по вечерам вдоль стен крадутся люди, одетые во всё чёрное… и наклеивают на стены… пасквили… стихи-афишки…» [5, с. 251]. Сообщая об этом «анекдоте» дочери, встревоженный вице-адмирал Языков пытается выяснить её отношение к произошедшему, однако, складывается такое впечатление, уклончивый ответ Марии вряд ли может его успокоить: «Я анекдота не люблю, папа» [5, с. 251]. Равно как и не успокаивает его легкомысленно-ко
После ухода адмирала выясняется, что его дочь на самом деле прекрасно ориентируется в обстоятельствах, названных отцом «анекдотом», о которых отзывалась столь небрежно, объявив о полном отсутствии интереса к ним. Причин здесь, как мы впоследствии понимаем, несколько, но главную из них супруга адмирала, неглупая и не любящая «упустить своё» женщина, определяет безошибочно: «Она безумно любит мичмана, но хочет скрыть… А скрыть ей не удастся» [5, с. 253]. Именно в этот момент и появляются в пьесе молодые Даль и Сильва, встречей которых в «Прологе» и началась пьеса.
Даль – молчаливый, углублённый в себя – внешне и в поведении изначально проигрывает балагуру и весельчаку Сильве, который изящно, «на грани фола», кокетничает с супругой адмирала. Языкова же, которая «на четверть века моложе своего супруга и продолжает молодиться» [5, с. 250], старается одновременно и привлечь явно симпатичного ей Сильву, и всячески подчеркнуть свою роль добродетельной матери юной девушки, стремящейся сохранить незапятнанной репутацию дочери: «Как благоразумная и чадолюбивая мать, я не стесняю дочь, но… женщина в корсете должна быть обязательно!» [5, с. 253]. Дальнейшие события покажут, что эта «благоразумна» мать и супруга далеко не всегда следует правилам поведения, которые она провозглашает и выполнения которых требует от других.
Искренне расположенный к Далю и переживающий из-за него Сильва, желая представить друга в как можно более выгодном свете, одновременно подшучивает над ним, с иронией сообщая Языковой о том, что его друг Владимир «собирает пословицы и поговорки и складывает в кучу» [5, с. 254]. Вроде бы в шутку, продолжая иронизировать, он произносит слова, которые, как подтвердит это вся последующая жизнь Владимира Ивановича Даля, поистине окажутся пророческими: «… на самом деле он крупицы золота в коробочку кладёт и прячет» [5, с. 254]. Сам же герой рассказывает о своём увлечении с большим чувством, и нам становится понятно, что собирание пословиц и поговорок является для него жизненно важным делом, а не прихотью или чем-то преходящим.
С помощью пословиц и поговорок Даль тонко подсмеивается над не понимающей этого Языковой, однако на её прямой вопрос о том, любит ли он Марию, отвечает не менее прямо: «Истинная правда, сударыня. Я этим горжусь!» [5, с. 254]. Казалось бы, подлинное чувство всегда находит верные слова для выражения себя, но, характеризуя по просьбе Языковой Марию, любящий её герой произносит в высшей степени претенциозную фразу, утверждая, что «Машенька – это шедевр, сделанный из живой плоти по античным образцам» [5, с.254]. Фраза эта заметно диссонирует с речью персонажа, но, может быть, её появление объясняется учётом своеобразия личности того, с кем беседует Даль? «Продолжающая молодиться» Гликерия Николаевна Языкова, не на шутку возбуждённая (как покажут дальнейшие события…) присутствием в доме явно нравящегося ей Сильвы, похоже, ждёт от влюблённого в её дочь молодого человека именно таких слов, и Даль их произносит. Полагаем, что такое поведение раскрывает новые черты характера героя, умеющего слышать не только себя, но и других людей, быть снисходительным к мелким слабостям этих людей.
Однако, на наш взгляд, гораздо полнее характер мичмана Даля раскрывается во время его разговора с вице-адмиралом Языковым, вернувшимся из Штаба, где он был свидетелем того, как именно Алексей Самуилович Грейг отреагировал на «пасквили». Отметим также, что этот разговор происходит сразу же после того, как успешно соблазняющий Гликерию Николаевну Сильва виртуозно «выкрутился», продемонстрирова
Вице-адмирал Языков искренне возмущён поведением мичмана Даля, его проступком. В то же время, его слова выходят и на обобщение, с помощью которого старый служака пытается объяснить и одновременно осудить поведение мичмана: «Русский человек на трёх сваях стоит: авось, небось да как-нибудь» [5, с. 256]. Указывая провинившемуся мичману на признанное в империи величие адмирала Грейга и его, мичмана Даля, ничтожество в сравнении с Грейгом, Языков предупреждает предполагаемого автора «пасквиля» о неизбежных для него печальных последствиях.
Но вот только мичман Даль не стушевался, как этого можно было ожидать после обвинений вице-адмирала! Наоборот, он, признавая, что «пасквиль» на самом деле «сочиняли другие» [5, с. 256], не оправдывается, объясняя своё поведение, своё отношение к адмиралу Грейгу не частными мотивами или личными качествами последнего, а своей тревогой о судьбе русского флота. И в этом старый адмирал, отдавший всю жизнь флоту, вынужден с ним согласиться: «Администрация флота состоит из мошенников и казнокрадов, но об этом известно государю. И что за гибельная страсть: сочинять фиоритуры, шарады, эпиграммы, эпистолы-пасквил
Даль, что называется, оказывается между двух огней, потому что не только в служебных делах его положение очень сложно. Можно сказать, что отношения с любимой женщиной определяются сейчас его служебными неурядицами, грозящими ещё большими неприятностями.
Он искренне любит Марию, Мария не менее искренне любит его, они открыто признаются в своих чувствах, и в свете разворачивающихс
Отмеченное выше обстоятельство сильно осложняет и личную жизнь героя, и его карьеру, которой, как предполагают сведущие люди, очень скоро может наступить конец. Здесь-то и проявляется благородство натуры героя, который сам уходит от любимой женщины, не желая становиться источником её несчастий.
Одновременно, оставляя дом Языковых, Даль отстаивает свою гражданскую позицию, подтверждая свою решимость идти до конца примером из жизни отца, который некогда служил «доктором у великого князя Павла, будущего императора» [5, с. 257]. Став свидетелем того, как будущий император надругается над одним из военных, отец Даля «назавтра зарядил два пистолета и с ними пошёл к Павлу во дворец, на службу. Если бы на него так накричали, то он пустил бы пистолеты в дело» [5, с. 257]. Поэтому, по нашему мнению, стандартная и в общем-то нейтральная по значению фраза «Честь имею!» [5, с. 257], которой заканчивает свой рассказ об отце и своё пребывание в доме Языковых Даль, приобретает в контексте его беседы с адмиралом чрезвычайно глубокое значение.
После ухода Даля семья Языковых, как оно часто в жизни бывает, сразу же начинает говорить об ушедшем. И старый адмирал произносит фразу, которая вызывает недоумение и у жены, и у дочери, бывших свидетельницами той «выволочки», которую он устроил молодому мичману: «Молодец!» [5, с. 257]. Жена выражает своё удивление тем, что осведомляется, о ком, собственно говоря, идёт речь? Кто этот «молодец»? Ответ адмирала следует незамедлительно: «Мичман Даль. Удивительно светел юноша. Мне впервые понравился» [5, с. 257]. Поясняя удивлённой дочери, почему же он тогда был неподдельно суров с ним, почему прогнал столь симпатичного ему молодого человека, адмирал с горечью говорит о том, что «Прогнал… за дело. Он получил взбучку от меня» [5, с. 257]. Как мы понимаем из его дальнейших слов, горечь вызвана тем, что в протесте Даля, в его поведении вице-адмирал Языков видит самого себя – но только молодого, счастливого тем, что главным в его жизни являются море и служба, а не интриги в штабах.
Можно сделать вывод, что в этой сцене из воспоминаний главный герой проявляет свои лучшие человеческие качества, одерживает моральную победу. Полагаем так потому, что ему удаётся заставить уважать свою жизненную позицию даже человека, который изначально вообще не воспринимал его как личность, имеющую право на самовыражение.
В следующей сцене мичман Владимир Даль по-прежнему остаётся главным действующим лицом пьесы, хотя… на сцене его нет! Он пребывает под арестом на гауптвахте. Более того, уже имеется и соответствующий приговор суда, согласно которому признанного виновным мичмана Даля должны «лишить чина и записать в матросы на шесть месяцев» [5, с. 258]. Языков, вернувшийся из Штаба, сообщает дочери, что этот приказ-приговор «продиктовал сам Грейг» [5, с. 258], и это означает, что всемогущий адмирал будет лично и весьма тщательно следить за его неукоснительным исполнением…
Мария в разговоре с отцом не только говорит о своей любви к осуждённому мичману, но и выражает протест против тех, кто несправедливо преследует её любимого человека. Любопытна деталь, с помощью которой автор подчёркивает решительность девушки: она так и не изменила свой внешний вид, не переоделась, а ведь в прошлом действии Мария предстала перед Далем «в костюме гусарского офицера» [5, с. 254]. На вопрос отца, который не может понять, почему она не снимает «свой мундир» [5, с. 258], девушка отвечает: «В нём удобнее кому-то влепить пощёчину. Уж больно руки чешутся» [5, с. 258]. Среди тех, кому она с удовольствием «влепила» бы пощёчину, названы представители власти…
Пытаясь осмыслить свои ощущения, свои переживания, вызванные вопиющей несправедливость
Также в этой сцене понимание образа Даля становится более полным благодаря обращённому к Марии короткому рассказу Сильвы о том, что происходит с сидящим на гауптвахте мичманом. Мы узнаём о том, что является для Владимира Даля в этот момент самым главным в жизни: «Он помнит вас, он любит вас. Он будет рад письму» [5, с. 259]. Надо согласиться, что человек, осуждённый несправедливо, но и в этой, труднейшей для себя, жизненной ситуации превыше всего ценящий возможность поддерживать отношения с любимым человеком, заслуживает уважения? Соответственно, его чувство должно быть признано настоящим, глубоким и сильным чувством.
Полагаем, что физическое «отсутствие» главного героя в этой сцене компенсируется его «присутствием» в разговорах о нём других героев пьесы, с помощью этих разговоров мы узнаём об основных чертах характера Владимира Даля: о его мужестве, верности чувствам, готовности отстаивать свои убеждения в любых, даже самых неблагоприятных для него, обстоятельствах. Косвенным подтверждением силы характера главного героя пьесы можно считать то глубочайшее воздействие, которое личность Даля оказала на Марию, заметные изменения в характере девушки, проявившиеся в первую очередь в её активном протесте против несправедливости
Наиболее полно духовное перерождение Марии, ставшее следствием влияния на неё личности Даля и чувства к нему, мы можем видеть в финальной сцене пьесы, когда на бульваре главный герой прощается с Николаевом, готовясь отбыть в Кронштадт. Слова, которые Мария Языкова говорит любимому человеку, прощаясь с ним навсегда, - это гимн любви и одновременно слова благодарности ему за то, что он был в её жизни: «Я понимаю, сколь же несовершенна жизнь вокруг, но я верю в хороших людей и не собираюсь жить в затворе. Впредь я буду защищать ваше имя, Владимир Даль. Вы для меня были и остаётесь открытым человеком… правдивым, сильным, добрым, мягким, благородным, милым… великим и забавным, чудесным и цельным. Я хочу любить вас всегда… и буду любить… даже если не буду вас видеть…» [5, с. 262]. Благодаря своему чувству к Далю, Мария не просто повзрослела, она стала по-настоящему мудрой женщиной, сумела глубоко понять себя, своих родителей, жизнь. В её обращении к Владимиру нет отчаяния, страха перед жизнью, озлобленности – любовь и любимый человек, о котором отец говорил как о «светлом человеке, сделали её лучше и светлее.
Сам же Даль очень сильно переживает неизбежное расставание с Николаевом и дорогими ему людьми, которые остаются в этом городе. Безусловно, главным человеком для него является Мария, поэтому он признаётся ей: «Мне привелось быть в вашем доме… и видеть вас, Маша. Я счастлив, что вы есть, вот такая Мария Николаевна Языкова» [5, с. 262]. А немного раньше, в разговоре с Сильвой, Даль признаётся также, что самым тяжёлым моментом, связанным с его отъездом из Николаева, является потеря дорогих ему людей: «Дом вице-адмирала Языкова я теряю. Пристанище души… уют, тепло… и бриллиант живой воды Мария» [5, с. 261]. Если судить только по этим словам, то можно сделать вывод, что Владимир Даль покидает Николаев сломленным, потерпевшим поражение человеком, но на самом деле это не так.
Расставаясь с Николаевом, Даль отчётливо осознаёт, что именно в дальнейшем должно стать главным делом его жизни, смыслом этой жизни. Это осознание своего жизненного предназначения не просто помогает ему пережить тяжесть разлуки, оно помогает ему осмыслить и главную жизненную цель, достижение которой должно будет оправдать жизнь главного героя, сделать её достойной. Вот как Даль пытается определить в прощальном своём николаевском разговоре с Сильвой главное в самом себе и своей жизни: «Любою порядок. Точность. Соразмерность. Правду, поиск, труд. Ведь что такое собирать слова-пословицы? Ведь это труд на годы, на десятки лет, ему конца не будет. Иное слово сказано бог знает где… в Архангельске, на Клязьме… на пасеке под Костромой, иль под Воронежем… Матрос привёз его оттуда, а я его услышал, записал… и думаю над ним. Мне и не снится быть зодчим, даже каменщиком, лишь подносчиком, чтоб выстроить дворец великий – видный отовсюду в Европе. Дворец под именем «Богатство русской речи!» [5, с. 261]. Представляется, что в этих словах действительно сформулирована жизненная программа главного героя, которую он определил под влиянием всего того, что произошло с ним весной 1823-го года в Николаеве и выполнению которой, как выяснится позднее, посвятил всю жизнь.
Жанр пьесы о мичмане Дале определён Николаем Трояновым следующим образом: «Трагикомедия в одном действии с прологом» [5, с. 246]. В произведении, несомненно, очень сильна комическая линия: «любовная история» Сильвы и Гликерии Николаевны Языковой практически вся выдержана в комической тональности, да и сам образ жены вице-адмирала выписан как образ по преимуществу комический. Однако остальные образы – это образы, в которых весьма сильно трагическое начало.
Трагизм любви навсегда расставшихся Владимира Даля и Марии Языковой очевиден, однако не менее трагичным представляется и образ вице-адмирала Языкова, человека, старавшегося всю жизнь честно и достойно служить России, но вынужденного существовать в мире, где по-настоящему честному человеку выжить практически невозможно. И при этом довольно часто закрывать глаза на поведение по-настоящему любимой им супруги, которая иногда, заигрываясь, забывает и о своём возрасте, и о том, что она замужняя женщина…
Трагичен образ Сильвы, настоящего моряка, который самоотверженно служит российскому императору… и мечтает о возвращении в Венецию, прекрасно понимая, что это возможно только после смерти… Как тут не вспомнить неоднократно упомянутого героями пьесы гениального Пушкина:
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне всё б хотелось почивать [3, с. 197]?
Образ же главного героя, созданный Николаем Трояновым, представляется нам явно неоднозначным. Трагическая составляющая этого образа очевидна, о чём говорилось выше: он не может быть счастлив в личной жизни, не может сделать счастливой любимую женщину. Но в это же время в пьесе представлен образ человека, сумевшего угадать и исполнить своё главное в жизни предназначение – навсегда утвердить величие родного языка. Может ли такой человек считать себя несчастным? Может ли он восприниматься как несчастный окружающими?
Анализ образа Владимира Даля в пьесе Николая Троянова «Мичман Даль» позволяет нам сделать следующие основные выводы:
-пьеса Николая Троянова представляет собой художественную интерпретацию исторических событий, участником которых был выдающийся русский учёный и писатель Владимир Иванович Даль;
-образ главного героя пьесы создан автором в русле соединения исторической правды и творческого вымысла, основой этого образа стали осмысление творческого наследия Владимира Даля и изучение исторических документов;
-образ Владимира Даля в пьесе создан с помощью ретроспекции, «соединение времён» в произведении даёт возможность увидеть истоки жизненной позиции героя и проследить его эволюцию;
-считаем, что пьеса Николая Троянова «Мичман Даль» является актуальным современным произведением, поскольку образ главного героя помогает понять противоречивую личность Владимира Ивановича Даля, особым образом «приближает» её к современности.
Литература
1. Мирошниченко Е.Г
2. Николаевцы. Энциклопедически
3. Пушкин А.С. Собрание сочинений. В 10-и томах. Т. 2. Стихотворения 1825-1836 / Александр Сергеевич Пушкин. – М.: Худож. лит., 1974. – 688 с.
4. Словарь литературоведчес
5. Троянов Н.А. Мичман Даль / Николай Алексеевич Троянов // Освітянськи вітрила: Гуманітарний альманах. - №№ 3-4. – Миколаїв: Видавництво «Іліон», 2006. – С. 246-262.
6. http://www.bibli
7. http://www.sadoh
8. http://history.m