Форма входа
Александр Кузьмич Иванов
Анатолий Маляров о прозе Александра Иванова
Сукин сын
До семи лет Родя со щенками не ладил. Мама завела было черного пуделя. До полугода тот мочился по всем углам, лазил на все постели, норовил спать, уткнувшись носом в ухо младшему из хозяев, ещё и похрапывал. Мама терпела и семье велела терпеть – породистый, мол, поумнеет, членом семьи будет.
Но она же однажды привела в дом толстую девчонку, на кухне долго повторяла:
- Да не нужно денег. Возьмите так, и все!
В конце концов, приняла подарок – трехтомник Вацлава Ржезача...и из квартиры исчез пудель. Сыну было не понятно, он спросил:
- Мам, а, мам, что ты пуделька отдала?
- Он не пуделек вовсе. Видел на шее белое пятно? И пудель не храпит, это бульдоги того. Нас обманули, только гадил полгода…
Родя сильно зависел от слов. Скажет мама что-то – так оно и есть на самом деле, по слову и живет парень. Хорошо… и было так до седьмого класса.
Потом Роде стало чего-то не хватать. Понял, откуда лишения. Старик-сосед из дома напротив по утрам выходил во двор со своим серым немецким овчаром, пожалуй, с годовалым, и так ловко, не по-нашему забавлялся:
- Гоу! Кам! Хилл!
И эти слова Роде упали в душу, а спросить, что они значат, не смел, еще дураком посчитают, а он ведь семиклассник. Решил понять в одиночку. И понял: когда старик кричал «кам», серый шел к нему, когда «сит дау!» - пес садился, а на «хилл!» - шел рядом с ногой. Ясно, это команды на английском, а у них в классе – немецкий язык, хоть переучивайся.
И так потянуло подростка к чужим командам. Потом к старому соседу, наконец, к овчарке.
- Мам, хочу овчарку.
От него отмахнулись. Но только мама, отец рассудил проще:
- Хуже, если в этом дурковатом возрасте наш единственный потянется к цигарке или чему похуже… а то и в банду… Знаешь, гормоны заиграли.
И вот Родя по утрам, да и по вечерам натаскивает восьмимесячного Рика:
- Кам! Гоу! Хилл!
Трудно давался вышкол. Мама говорила, что пес глупый попался, старик сосед пояснил: молод Рик, с года бы ты начал, молодой человек. Но Родя упорный малый: раз уж начал – продолжал.
И наблюдая прежде за дрессировкой старика, а теперь сам, парень подумывал: а ведь псу куда легче, чем хозяину. Ты десять раз выкрикнешь, пробежишься, сядешь и встанешь, прежде чем эта животина изволит повторить твое упражнение однажды. Повторит и тут же озирается за косточкой. Потом жди, пока она приляжет да разжует.
День шел за днем и Родя замечал, что его привычки постепенно подчинялись собачьим, то есть, привычки становились повадками. И радовали душу в случае успеха. Поощрял молодой хозяин своего пса щедро, даже кубиками поджарки с маминого стола, даже куриными пупками со своего супа. Ласково обзывал: сукин сын, подлец, дармоед! Однажды отец, небрежно пошутил:
- А твой воспитанник не по дням, а по часам толстеет. Гоняй его больше.
Но Родя уже не умел «гонять», а только радовался, когда Рик быстро и покорно исполнял команду и все щедрее поощрял его. Точно так, как это было у старика с его овчаром. И уже вслух шутил:
- Послушному псу у нас в городе живется лучше, чем строптивому мужику.
Одноклассники и впрямь развлекались в свою моготу: кто курил и баловался слабоалкогольным, кто прятался с податливымы одноклассницами, а потом выслушивал длинные речи от родителей с обеих сторон. Были такие, что не брезговали легкой наживой. А Родя возился с псом. Старшие говорили, что парень и его воспитанник даже стали внешне походить друг на друга, не говоря уже о сходстве повадок.
…Минуло двадцать с лишним лет, за спиной осталась бесплатная средняя школа, потом платный кое-какой университет, что-то новое узнавалось, даже компьютер с Интернетом освоился. Уже умер Рик и был похоронен с человеческими почестями
Главное же – наша жизнь четко разделилась на дрессировщиков и… нас, дрессируемых. По уровню природного дара и ментальной лени Родион не вышел в хозяева. Пришлось искать работу.
Специальность ему и в вузе не давалась, переходил с курса на курс стараниями родителей. А теперь ни разу не выдерживал испытательный срок. Поддерживал мнение, что это, мол, наниматели свиньи: эксплуатируют человека месяц-другой, не платят и - изгоняют; находится другой простак.
Потом отец устроил неповоротливого сынка на посильную работу – нечто вроде референта при управляющем фирмой.
Савельич оказался покладистым дядей. По десяти раз повторял задание (как он когда-то Рику), подстраховывал, прощал промашки и снова пояснял. Родион уже давно понимал, что к чему, мог бы сам объяснить, но не хотел сбивать старшего и мешать течению его действий. Такая натура, по-другому не может, ну и пусть решает за него, баба с воза…
И Савельич натаскивал Родина вечно идти на поводу, быть «при ноге», тем даже популярным сделал своего подопечного: хвалил:
- Вот Родя, так он у меня не умничает, переспросит, подождет и сделает, как велено.
Сам парень, а потом уже и мужчина Родион про себя хмыкал: похож, мол, он на своего когдатошнего выученика, на Рика, на сукиного сына. Родя тоже весело отзывался на всякий наказ, по-собачьи подгибал голову. Вилял хвостом и выражал преданность. Как Рик: тот жил чужой волей, долго и хорошо жил.
Теперь и Родька понял, что волей другого жить надежней, не спросят за промашку, не накажут, а при удаче – поощрят. И правда, кидали мужику то грамоту, то медаль. Пусть вожаку премия и орден, зато второму номеру, при его покладистости, отсутствии малейшего напряга - и медали хватит. Зато спит он спокойно и в нерабочее время, впрочем, как и в рабочее, о работе не думает.
Радовал хозяин добрым отношением, как-то на вопрос местного вольнодумца:
- Ты зачем привечаешь этакого паразита по призванию?
Отвечал красиво:
- Надежный. Этот не подсидит и проголосует, за кого велят – соль нашей земли.
Даже спрос появился на Родиона. Давний однокамерник Савельича, а теперь первый совладелец фирмы готов был выпросить, даже выкупить парня себе в референты, в вестовые, если по-военному.
- Ты что, продать живого человека!
- Футболистов же продают…
- То товар иноземный, а на наших Родек цены не складешь. Он и голос вовремя подаст, и команду «Фас» выполнит, коли будет надо.
Совсем интересно, как пригодилось собачье послушание в семейной жизни! Нашлась молодайка, которой именно такой характер приглянулся, пояснила:
- Мой первый все ставил по-своему. А я тоже не из секты молчунов. Вот грызлись-грызлись, по пословице: стрижено-брито! – и разбежались. А этот: поклади за печь – пролежит, пока сама не достанешь.
И дети пошли по заказу благоверной, и жилье меняли, и отдыхать ездили под ее попечительством.
Вот одно плохо – толстел Родион уже не по дням, а по часам. Может от того, что дома только и лежал перед телевизором. Даже обедал, не отрываясь от телевизора. А на службе мозги заплывали жирком – со временем уже и боялся выдать свое мнение, вдруг ляпнет свою цвелую глупость.
- Иди по утрам в сквер, сгоняй брюшко! – взывала супруга.
Ходил один, садился на расчахнутую грушу, дремал дальше. Не кому было скомандовать: встать ровно, руки на бедра, на месте шагом – арш! И жилось дальше. Если бы Родион не ленился читать, может быть, ожиревший чеховский персонаж его напугал бы и исправил – увы!
И жизнь послушника продолжалась, зарплата росла, окружающие принимали таким, каков он есть – не мешает людям жить, и на том спасибо.
Только иногда, во сне, приходили смешные, а то и щемящие видения: будто Родион не Родион, а молодой туповатый Рик, а Рик – не Рик, а старый, обрюзший Родион. И не он пса, а пес его дрессирует, натаскивает. И не с умилением, как было Родька в молодости, а с остервенением, как бы сквозь лай, обзывает неуклюжего, с засаленными мозгами послушника – сукиным сыном…
- Сукин сын! Подлец! Дармоед!..