Прозаик Анатолий Масляков писал свой новый рассказ. Его последняя книга, "Вкус провинции", только что вышедшая из печати в издательстве "Илитон", понравилась всем и была благожелательно воспринята местной публикой. Пятнадцать пачек новой книги вчера привезли из типографии и теперь они грели самолюбие автора, занимая почти всю свободную площадь в его домашнем кабинете.

   Сюжет его нового рассказа был, как всегда убедителен и философски глубок, но сам рассказ отчего-то "не шёл".  Писатель это и сам чувствовал, но отступать не хотелось. Он даже позвонил своему другу Вовке Хромченко - городскому пародисту и стихоплёту, который по причине непреодолимой страсти к горячительным напиткам к своим сорока пяти годам так и не издал ни одной книжки. Его поэтому и в Союз писателей не принимали,  побаиваясь, что это бросит тень на солидное и уважаемое сообщество "инженеров человеческих душ".

  -Андреич, -сходу насел на него Хромченко. -Бросайте свою тухлую писанину и давайте делом займёмся. Настоящим делом!

  Как-будто писательский труд не является настоящим делом, подумал Масляков, но спорить с пародистом не стал.

  -Тут мне один кореш-фермер, - Хромченко перешёл на заговорщицкий тон, как-будто их могли подслушать и донести куда следует, - выгодное дельце предложил: арбузы продавать. Он сам их выращивает в Херсонской области, а продавать у него времени нет. А в приёмных заготконторах копейки дают.

 -Ты не заболел, часом?- Даже обиделся на друга Масляков. - Какие арбузы?? Я никогда в жизни не занимался этим делом и заниматься не стану. Да и времени у меня сейчас нет, соврал он скорее автоматически.

  -Анатолий Андреевич, времени всегда у всех не хватает, а в Киеве на них заработать можно, если всё получится, тысячи две за день!

   Две тысячи деньги хорошие, подумал Масляков, но на всякий случай снова сделал вялую попытку сопротивляться:

  -А как ты их продавать собрался? Там же документы нужны, справки какие-то, да и где ты их в Киеве продавать будешь? На базар тебя никто не пустит - у них там местными всё давно схвачено. Да и кому мы, провинциалы, нужны в Киеве со своими арбузами?

  -Не переживайте, Андреич! - Хромченко старался говорить как можно более  убедительно. - Мне телефончик киевский дали, какого-то Сергея. Сказали: "Позвонишь ему и он всё тебе в столице решит". -Убедил?

  Каких-либо контраргументов у Маслякова не нашлось, да и деньги ему, если говорить честно, были очень даже нужны...
  А дальше случилось непредвиденное - Хромченко сломал ногу и его положили в больницу. Врачи сказали, что дня на три-четыре, максимум неделю, но всё дело в том, что общей ситуации это не меняло. Ехать в Киев он не мог!

   Прозаик навестил друга в больнице, втайне надеясь, что хоть это остановит их коммерческую авантюру. Хромченко, разумеется, был удручён случившимся, но в отношении затеи оставался неумолим.

  -Анатолий Андревич, а может, Вам самому поехать?

  -Ты в своём уме? - Масляков даже обиделся на друга. Ну как это он - уважаемый в городе литератор и член Союза писателей начнёт арбузами торговать???  Бред! Тем более, что "арбузный сезон" сейчас в самом разгаре - их и тут продают на всех углах, а уж Киев, наверняка, завалили!

- Да поезжайте Вы в Киев, и всё! - настаивал обезноженный друг. Это напомнило Анатолию Андреевичу бессмертную фразу Паниковского, когда они с Балагановым обсуждали операцию по завладению деньгами Корейко. Помнится, там  были такие слова: "Шура, поезжайте в Киев и всё. И спросите, что делал Паниковский до революции".

  Это ещё больше разозлило прозаика и он менторским тоном начал вправлять мозги более молодому коллеге-пародисту.

- Ты сам-то понял, что сказал? Ну как это я - известный литератор, к тому же на седьмом десятке лет сам поеду в Киев арбузами торговать??? А если там меня за этим делом кто из коллег увидит? Короче, не говори глупостей...

   Киев встретил Анатолия Андреевича ранним утром, когда город ещё только начинал просыпаться. Первым делом, конечно же, нужно было позвонить мифическому Сергею. С другой стороны, ещё не было 6 утра и писатель  испытывал некое угрызение совести, от того, что в такую рань ему придётся будить незнакомого человека.

-Простите, это Сергей? - немного извиняющимся голосом пролепетал Масляков. - Я Вас беспокою от Николая из Херсона. Он должен был Вам звонить по поводу арбузов. Вы ему с местом для продажи обещали помочь.

-Пятьсот и деньги вперёд! -Опять почему-то почти словами Ильфа и Петрова, вложенными в уста архивариуса Коробейникова отвечали в трубке.

-Пятьсот? За что?? Я же ещё ничего не продал, подумал было Масляков, но спорить не стал. - Отдам пока свои, а уже с продажи арбузов верну.

   Когда они приехали на указанное место, там уже вовсю суетились какие-то люди, расставляя других продавцов вдоль улицы, прилегающей к местному рынку. Анатолий Андреевич сообщил одному из подошедших, что он от Сергея, отдал деньги и стал на то место, которое ему указали. Рядом с ним уже находились такие же машины с арбузами и дынями. Продавцы настраивали весы, устанавливали ценники и о чём-то спорили между собой.

   Необычность всего происходящего и погружение в новую человеческую реальность были для писателя Маслякова настолько стремительным и неожиданным, что у него даже мелькнула мысль, написать об этом какой-нибудь свой новый рассказ или очерк.

  Покупателей ещё не было. От нечего делать Анатолий Андреевич распаковал одну из привезённых с собой пачек с книгами. На обложке значилось: "Анатолий Масляков. Вкус провинции".

 -Вы сюда книги читать приехали или арбузы продавать?- Вернул его из небытия недовольный мужской голос.

  -Продавать, конечно, продавать, -Очнулся  писатель. - Вам какой?

  -Во-он тот, пожалуйста. А что это Вы за книгу читаете? Кто автор?

  -Я.

  -Да ну? Не может быть! А как называется?

  -"Вкус провинции". Только что из печати вышла. Вот и фото моё на задней обложке...

  -Ничего себе! Первый раз такое вижу. А Вы в ней, случайно, не про арбузы  пишете? - С едва скрываемой издёвкой спросил покупатель.

 - Да, нет. О жизни пишу.

 -А сколько она у Вас стоит? Нельзя купить?

 -Почему нельзя? Можно. Но только,- Масляков таинственно улыбнулся,- только вместе с арбузами!

  -Беру! И впрямь захотелось попробовать на вкус вашу провинцию!- Скаламбурил покупатель.- Так сказать, и в гастрономическом и в духовном смысле. Давайте ещё одну! Тёще подарю. Расскажу - не поверит! Так что Вы уж, если не трудно, автограф поставьте пожалуйста.

  Следующий покупатель, внимательно слушавший этот диалог, тоже захотел взять себе две книжки с автографом автора и два арбуза. Он взял бы и больше, но три арбуза ему было просто не унести.

- А Вы сколько штук берёте, обратился он к покупателю, стоящему в очереди за ним.

-Два.

-А эти книги Вам нужны? Их, вот, писатель вместе с арбузами почти даром отдаёт.

-Ну, не знаю... Может и возьму одну почитать. Я вообще-то не любитель этого дела...

-Тогда, будьте так добры,  возьмите две - себе и на мою долю. Я соседям подарю...

   К обеду Анатолий Андреевич распродал уже почти все свои арбузы. От двух пачек его книг, которые он привёз киевским друзьям и так неосмотрительно продал вместе с арбузами, у него ничего не осталось.

  -Ловко это у тебя, дядя, получилось.- неожиданно заметил сосед-мальчишка, торговавший с ним рядом. Я, вот, раньше тебя встал на точку, а ещё и половины не продал.

  - Так ведь тут симбиоз духовного с материальным! - заметил Масляков.

  Соседний продавец не знал смысла слова "симбиоз", но ситуацию в принципе понял правильно и уважительно посмотрел на писателя.

  - А ещё книжек нету?

   -Нету. Мало я книг взял с собою,- вздохнул Анатолий Андреевич. - Да только кто же знал, что так всё удачно сложится...

  В родной город он вернулся в хорошем настроении уже на следующее утро - ехал ночным поездом и потому успел выспаться.
   По приезде домой, прямо с утра Анатолий Андреевич набрал больничный телефон, где лежал Вовка Хромченко.

  -Молодой человек, ну как же Вам не стыдно звонить в такую рань. - ответили на том конце провода. -Больные ещё все спят, и до семи утра мы никого к телефону не зовём.

  -Ну и как там Ваш арбузный бизнес, Анатолий Андреевич? - Сходу начал Хромченко, при виде вошедшего в палату коллеги. - Надеюсь, удачно?

 -Более-менее.

 -Всё распродали?

 -Подчистую.

 -Как же Вам это удалось?

 -Секрет знать надо...

  -???

 -При случае как-нибудь расскажу. Кстати, а там у твоего приятеля-фермера ещё арбузы есть?

 -Неужели понравилось? Что, небось, много наторговали, коллега? - съехидничал пародист.

 -Да, уж, кое-что осталось... Так ты, Вовчик, позвони в Херсон. У меня сейчас, кстати, и времени свободного есть немного.

 - Позвоню. Но это уже когда я сам из больницы выйду и немного оклемаюсь.

 -Чёрррт! - подумал, Анатолий Андреевич, но вслух ругаться не стал.  Он и так заработал почти три тысячи. За две пачки своих книг он таких денег в жизни не  получил бы.

   А может стоит рискнуть и снова поехать в Киев с книгами и самому попробовать продать их? Там же, рядом с арбузными развалами стану - авось не прогонят. А то пока Вовка из больницы выйдет, да на ноги встанет и сезон закончится...

  Вечерним поездом, упаковавшись своими книгами "под завязку" (аж десять пачек!), Масляков снова отправился покорять столицу. Только теперь ему уже всё было знакомо и никаких предварительных звонков Сергею он, разумеется, делать не стал. Да и с какой стати?

   На их позавчерашнем месте опять суетились арбузники, грузчики и неопределённого вида личности. Знакомых продавцов среди них не было. Ну и слава Богу,- подумал Анатолий Андреевич, деловито ставя на землю раскладной столик, на который перенёс из такси все свои десять пачек "Вкуса провинции".

   За первые три часа торговли он не продал ни одной книги. Люди упорно проходили мимо него, нагруженные арбузами и даже не смотрели в его сторону. Без арбузов его книги не интересовали никого, а зазывать покупателей Анатолий Андреевич стеснялся.

    Ему отчего-то вспомнился рассказ  О'Генри  "Младенцы в джунглях", о том, как два самонадеянных провинциала так же опрометчиво приехали покорять столицу. Неотступно донимала мысль: "Олух, ты олух! Разбежался! Захотел  "как мёд, так и ложкой". А тут, сам видишь, не всё коту масленица...

   Сегодня его книги не покупали принципиально. В этом было что-то мистическое, несправедливое и даже немного обидное. Как же так? Ведь ещё позавчера они тут же, на этом самом месте были нарасхват! Эти же самые книги! Что случилось???

  Наверно, в этом и заключается великий и всепобеждающий принцип соединения духовного и материального начал. - подумалось Маслякову. - Жаль только, что по отдельности он не работает. Но тут ничего не попишешь - СИМБИОЗ!

 

  PS. Каюсь. Название этого рассказа я позаимствовал у одного моего знакомого друга-литератора. Разумеется, я поначалу хотел придумать что-то другое - своё, но...  не получилось. А вот с этим названием, как мне кажется, в самый раз. Думаю, он на меня за это не обидится...

 

  Профессор-филолог Владимир Владимирович Глазычев проснулся в дурном настроении. Собственно говоря, и не проснулся даже - его разбудили. Мобильный телефон настойчиво звал к себе, казалось, уже в десятый раз.

  -Они там что, с ума посходили??? - простонал профессор. Вставать и идти к телефону после состоявшегося накануне  вечера выпускников-филологов, плавно перешедшего в глубокую ночь, не хотелось. Но телефон так нахально звонил, почти не прерываясь на паузы, что профессор, наконец, встал и нехотя поплёлся к нему.

  -Доброе утро, Владимир Владимирович!- Бодрый голос в мобильнике словно издевался над ним. - Моя фамилия Хворостенко. Владимир Хворостенко. Вы меня не помните? Мы встречались с Вами на презентации книги Качурина. Помните?

  - Качурина помню, и презентацию его помню, а Вас извините...

  - Ну, как же? Он же познакомил нас на фуршете...

  - И фуршет помню, а Вас... А Вам, собственно говоря, что нужно?

  -Да я, вот, книгу написал. Стихи. Понёс её в издательство "Илитон", а там говорят нужна рекомендация. Я позвонил Качурину, а он в отпуск уехал. Потом я поэта Аркадия Сухова просил, но тот сказал, что именно сейчас он очень занят - как раз новую поэму пишет и поэтому рекомендовал к Вам обратиться.

  - Мерзавец! - подумал профессор о Сухове. - Самому лень, так он ко мне посылает всяких графоманов. Да и не времени, а совести у него нет! А в баре "Кальмар" дни и ночи торчать у него есть время???

  - Видите ли, у меня сегодня очень напряжённый день,- на всякий случай, как можно убедительнее соврал профессор,- меня уже неделю аспиранты донимают о встрече, а тут ещё, как назло, из издательства звонили и торопили с рукописью. Так что, извините, но сегодня никак не смогу.

  - Да, всего делов-то пять минут, не больше! Тем более, я у Вашего подъезда уже час стою.

  - "Всего делов",- машинально отметил для себя Глазычев,- Господи, ну как с таким разговаривать после этого? Могу себе представить, что у него за стихи. - А, извините, где Вы адрес...

  -Да, всё тот же Сухов и дал!

  -Ну, это вообще ни в какие ворота не лезет!- подумал профессор и нелитературно помянул мать поэта Сухова,- такого, Аркадий, я тебе никогда не прощу!

  -Пять минут, Владимир Владимирович! Умоляю! Ну что Вам стоит?

  - Ладно, заходите... Только дайте мне хоть немного в порядок себя привести. Пол ночи сидел над рукописью,- опять зачем-то соврал Глазычев,- и поэтому только что проснулся...

 

  -А, Вы, извините, давно стихи пишете?, - профессор деликатно начал издалека, поскольку сходу никак не мог подобрать нужных слов, чтобы как можно скорее выпроводить Хворостенко.

  - Знаете, я пишу с самого детства, но только около двух лет назад задумался о серьёзной литературе. И вот он результат у Вас в руках.

  Владимир Владимирович взял рукопись. На первой странице красовалась надпись: "Владимир Хворостенко. Я люблю тебя, мой город". Следующая страница открывалась стихотворением, которое, по-видимому, и определяло главный лейтмотив будущей книги:

Я люблю тебя, мой город,
Даже если невзначай,
Наверну сто грамм за ворот
Ты на это не серчай!

  -Это... стихи?- с едва скрываемым сарказмом спросил профессор.

  -Стихи! А Вам они что, не нравятся?

 -Ну, как Вам сказать...

  Прошёл час. Поэт Хворостенко уже совсем освоился в профессорской квартире и с таким жаром навязал Глазычеву дискуссию о новых веяниях в современной поэзии, что тот и сам теперь не рад был, что вообще ввязался в эту нелепую говорильню.

 -Поймите, - горячился автор,-  все эти архаичные строки типа:

Запылённых акаций навесы,
Громыханье трамваев ночных,
Но ни скверы Москвы, ни бульвары Одессы
Не заменят мне улиц твоих...

 

уже давным-давно безнадёжно устарели! Сейчас уже так никто не пишет.

 -Вы уверены?

 -Убеждён! Почитайте хотя бы последний выпуск нашего городского литературного журнала "Губернская улица", который почти полностью посвящён творчеству молодых поэтов. Там же совершенно иная ритмика стиха, другой взгляд на творчество, не скованное жёсткими рамками рифм, размеров и прочей лабуды. Это всё ушло! Кануло в Лету вместе с тоталитарным режимом и его жесточайшими ограничениями и правилами, которые были присущи всему, в том числе, и поэзии! Это в те годы поэты неделями бились над каждой строкой или словом, но теперь-то ведь совсем иной ритм жизни, согласитесь! Тратить неделю своей жизни на каждое отдельное стихотворение - безумие! Сегодня важен порыв души! Фантазируй, твори, а главное записывай всё то бесценное, что ты почувствовал именно в эту минуту! Потому, что потом это мгновение уйдёт навсегда вместе с каждым  твоим ненаписанным стихотворением!

 - Да Вы, я смотрю, философ...

 -Это потому, что молодёжь сегодня совсем иначе смотрит на жизнь и ждёт от нас - поэтов нового поколения, совершенно иных стихов и книг о любимом городе...

 -Скажите, а без "ста граммов" в стихах о любимом городе никак нельзя?

 -Ну, при чём тут "сто грамм"? Вас это смущает? А по-моему, это новаторство! Во всяком случае так ещё никто не писал! Да и не в "ста граммах" дело! Это же юмор. Шутка. Да, неужели для того, чтобы объясняться в любви к родному городу нужно обязательно быть застёгнутым на все пуговицы? Согласитесь, но ведь это же ханжество.

 - Разве? Никогда бы не подумал...

 - Конечно! Ведь в данном случае "сто грамм" - это же просто образ, эпитет, некий символ доверительности и раскрепощённости. Попробуйте раскрепоститься и что-либо написать и Вы сами легко убедитесь в том, что это будет совсем иная степень писательской свободы. Не пробовали?

 - Как-то не доводилось...

 - Кстати, а сами не хотите попробовать? - поэт потянулся к сумке и достал оттуда бутылку армянского коньяка.

 -Боже упаси! С утра, да и к тому же... я совсем не пью. Сердце, знаете ли...,- пришлось в очередной раз соврать профессору.

 -Владимир Владимирович, ну хотя бы по одной рюмке! - Хворостенко был неумолим,- Только лишь для того, чтобы Вы сами смогли убедиться в правоте моих слов. Всего одну!

- Ну, не знаю. Это как-то слишком уж неожиданно...

 - Наташ, который час?

 - Пол девятого, алкоголик.

 -Утра или вечера?

 -Утра, конечно. Я на работу убегаю. У меня сегодня квартальный отчёт и поэтому начальница просила пораньше прийти.

 -А Хворостенко где?

 -Да, ушёл твой поэт ещё с вечера. Еле выпроводила его. Я, когда с работы пришла, вы с ним уже вторую бутылку допивали.

 -А дальше?

 -А дальше ты мне всю ночь стихи читал.

 - Какие???

 -Что-то вроде "Я люблю тебя, мой город". Дальше не помню...

 - Не может этого быть...

 -Может! Вовка, ты кончай с этим делом. Ну нельзя же так! Каждый день у тебя попойки. Подумай, наконец, о своём здоровье - ты же не мальчик уже... А ещё вчера весь вечер твои аспирантки названивали. Я сказала им, что у тебя грипп и температура. Короче, выкручивайся сам. Ну всё, пока! Крепись, профессор!

  Май пролетел незаметно. В университете у Глазычева было полным-полно дел и полное отсутствие свободного времени. Никуда не денешься - конец учебного года! Владимир Владимирович на работе был загружен под завязку и домой приходил поздно.  Вот и сегодня с самого утра он уже успел ответить на кучу звонков - одним что-то обещал, с другими о чём-то договаривался, меняя интонацию в голосе с назидательной на просительную и наоборот. В дверь неожиданно позвонили.

 -Чёр-рт! - выругался профессор, - кого это нелёгкая принесла в такую рань? Неужели с кафедры? В дверях стоял Хворостенко.

 -Здравствуйте, профессор!- поэт, казалось, светился от радости! - Вот!, - протянул он Глазычеву новенькую книжку, где на ядовито-жёлтой обложке значилось: "Владимир Хворостенко.  Я люблю тебя, мой город".

 - Только что в типографии получил, и сразу к Вам - спешу порадовать! Ведь без Вашей рекомендации её бы не было. Поэтому Вы, так сказать, крёстный отец этой книги.

  В сумке у поэта что-то характерно звякнуло.

 -Я поэтому сразу к Вам, профессор. Только чтобы спасибо сказать! Буквально на минутку! Вы позволите?

 - Да я, знаете ли, очень занят сегодня...

 - Всего на одну минуту, профессор! Ну что Вам стоит?

   Глазычев тяжело вздохнул и, пропустив гостя на кухню, покорно поплёлся следом. Загнанный стечением обстоятельств в нелепую западню, он испытывал примерно те же чувства, какие, по всей видимости, испытывают рыбы, попавшие в рыболовную сеть. Выхода из такой ситуации не было никакого. Приходилось одно - мириться с обстоятельствами и уповать на Всевышнего. Осознавая это, профессор ещё раз обречённо вздохнул и, мельком посмотрев на часы, приготовился к худшему...