Форма входа
Лариса Витальевна Матвеева
Просто жить, не мудрствуя лукаво,
Любоваться неба синевой…
Я отвоевала это право
В поединке с собственной Судьбой.
Просто жить! И это ль не прекрасно?!
Все приемля: радость и беду.
Ежедневно не сжигать напрасно
Душу в доморощенном аду.
Осознать, что мы всего лишь гости –
Ничего с собой не заберешь, –
Чтоб однажды стоя на погосте
Ощутить смиренье, а не дрожь.
И любить до одури, до боли
Эти горы, степи и леса,
Пить пьянящий вольный ветер с моря
И, как в детстве, верить в чудеса.
* * *
Календарь
Сколько мне отмеряно
По календарю?
Вроде бы – не меряно.
Вот я и сорю,
Только не монетами
(В кошельке сквозняк) –
Алыми рассветами
Щедро, просто так.
Почему-то кажется
Жизнь длинней вдвойне...
Ох, однажды скажется
Беззаботность мне!
Так по жизни катишься:
День прошел – не жаль...
А потом спохватишься –
Тоньше календарь.
* * *
Стеклом очков от солнца заслонясь
И от дождя укрывшись под зонтом,
Всё меньше с небом ощущаем связь,
Всё больше оставляем «на потом».
Застряв в железных карцерах машин,
Замкнув тела в квартиру или дом,
Дожив, кто до седин, кто до морщин –
Так и не знаем: для чего живем?!
Ведь для чего-то тикают сердца
Там – под игрой, бравадой, мишурой…
Ведь мы – какой-то замысел Творца.
Какой-то замысел! …Еще б понять – какой?!
* * *
Старик
«Тут, видишь ли, дружок, какое дело, –
Качал старик седою головою, –
Ведь это только тело одряхлело,
А вот душа осталась молодою.
Ей двадцать пять, ну, максимум, под тридцать.
Какие в ней еще бушуют страсти!
Душе порой случается влюбиться
И с робостью надеяться на счастье.
Как в юности, она живет мечтою
В развалине такой сидеть повинна:
То донимают в сердце перебои,
То ломит ноги, то скрутило спину…»
Я усмехалась: старческие бредни!
Придумал сказку дед себе в утеху…
Но заглянула в зеркало намедни
И мне, признаться, стало не до смеха.
Еще не осень – лета середина,
Но первой сединой зима тревожит.
Уже у глаз прорезались морщины…
А вот душа значительно моложе.
Ей – двадцать пять, ну, максимум, –
под тридцать.
Она все так же глупо верит в счастье.
Куда ты, время?! Хватит торопиться!
Я вспоминаю старика все чаще…
* * *
Клена крылья золотые
Пятерней расправил ветер.
Все мы чуточку шальные:
«Вечность впереди – не вечер!..»
Журавлиный крик взовьется
В небеса набатным звоном.
А душа из тела рвется,
Отвечая небу стоном.
Ей простора не хватает,
Не хватает ей свободы,
И сосулькой хрупкой тают,
Истекают наши годы.
А душа стареть не хочет,
В снегопад звенит весною...
Смерть о бренности бормочет,
Притаившись за спиною...
По какому повеленью,
В чьей томимся темной власти?!
Жизнь не вечна, к сожаленью,
Все мы не бессмертны...
к счастью.
* * *
Вновь за окном который день
Промозгло, слякотно, уныло.
И жизнь течет, тиха и стыла –
Ей просто суетиться лень.
Течет, как талая вода…
Степенно проплывая мимо
Сменяется неуловимо
Безликих будней череда…
Провинциальною тоской
Окутан город, словно смогом…
В жилище сиром и убогом
Постылый властвует покой.
И паутиной по углам
В душе расположилась скука,
Перебирая близоруко
Воспоминаний ветхий хлам…
И одиночество теперь
Воспринимается как благо.
И примет исповедь бумага –
Свидетель грусти и потерь.
Строка ложится за строкой –
Стихи, рождённые тоской…
* * *
Дребезжащий звонок трамвая,
Словно старческий голос разбитый,
Замирает вдали… Мостовая.
Поздний час. Тротуарные плиты
Столько за день тепла вобрали…
А трамвай был последний! Точно!
Оглянувшись, сниму сандалии
(Кто увидит безлунной ночью?!)
И домой побреду устало,
Об асфальт согревая ноги…
Впрочем, это не так уж мало –
Ощутить теплоту дороги.
* * *
Потускнела листьев позолота
Под косыми струями дождей.
Защемило сердце от полета
Клина серебристых журавлей.
Ветра нескончаемая песня
Реквиемом в проводах гудит,
Заунывный крик из поднебесья
Стынет безысходностью в груди.
Инея в траве искрится проседь,
Льда на лужах хрупкая слюда…
Безвозвратно журавли уносят
Жизни пролетевшие года.
Серебристый клин в тумане тает,
Оплывают свечи тополей…
Незаметно юность улетает
На крылах усталых журавлей.
* * *
Кто бессонницу видел воочию,
Кто прошел эту пытку хоть раз,
Кто глухой, беспросветною ночью,
Не смыкая измученных глаз,
Безнадежно считая верблюдов,
Иль уныло бредущих слонов,
Изнывал в ожидании чуда –
Ну хотя бы дремоты, не снов…
Кто тяжелые думы ворочал,
Мысли мрачные в сумрак гоня,
Бесконечной, безбрежною ночью –
Тот поймёт без сомненья меня.
И почувствует хоть на мгновенье,
Как крошится душа на куски,
И рождается стихотворенье
Из бессонницы, тьмы и тоски.
* * *
И не купить туда билета,
И автостопом не добраться
В благословенный край, где лето,
Где мне пока еще семнадцать,
Где стразы платья выпускного
В преображенном на ночь зале,
Как звезды вольной жизнь новой
Светло и радостно сверкали.
Где сердце тикало быстрее,
Поэзия служила пищей…
Да! И вода была мокрее!
Или, по крайней мере, чище…
О, как же хочется вернуться
В полузабытый, но знакомый
Мир юности, чтобы очнуться,
Чтоб жизнь сложилась по-другому…
Но не купить туда билета,
И нет на трассе поворота…
Воспоминаньями согрета
Я перелистываю фото.
* * *
Шулер-ветер мечет карты-листья:
Черви – липы, бубны – тополя,
Раздобыв то в покере, то в висте
Пятого в колоде короля.
Мне шипит ехидно: «Что, сыграешь?»
Я не против – распахну окно.
Может, повезет – не угадаешь –
Может, залетит «двадцать одно»?!
Но игрок не ведает о чести.
Боже правый, с кем связалась я?!
Козыри – кладбищенские крести –
В небе силуэты воронья.
Высекают Млечный путь подковы –
Ускакал моей удачи конь...
Доигралась! Ночи туз пиковый
Черной меткой падает в ладонь.
* * *
Эскиз
Дым сигарет струится к потолку,
Зевает кот, дугою выгнув спину.
Очередную не родив строку,
Стихи швыряю, комкая, в корзину.
Ночь трауром повисла за окном,
Будильник врет, мгновенья отмеряя.
Упала муха в мой стакан с вином.
Барахтается, хочет жить... Смешная!
* * *
Дождь в стекло постучал, я окно широко отворила.
«Заходи, – говорю, – коль пришел,
будешь гостем моим».
Пригласила его, об одном на мгновенье забыла:
В душу хладом дохнув, бередит он,
что в сердце храним...
Он ворвался ко мне неожиданно пылким порывом,
Целовал мне лицо и слезами
сбегал по щекам.
И рыдающий ветер мотивом щемяще-тоскливым
Мне навеял печаль по умолкшим родным голосам.
Голосам, что услышать мне больше уже не придется
Никогда... (Опоздала я – каюсь! –
прислушаться к ним!)
Незажившую рану, что памятью сердца зовется,
Растревожил мне дождь
появленьем нежданным своим.
Растревожил бессмысленным,
поздним раскаяньем душу,
Дернул нить потаенной,
от многих сокрытой струны.
Мне на хрупкие плечи свинцовою тучей обрушив
Ощущение горькой и непоправимой вины.
* * *
Вот еще один бесцельно прожит,
Очевидно, канул в Вечность день...
Сколько мне отпущено их, Боже?
Сколько изведу на дребедень?
Сколько там процентов на ошибки?
Так и не узнаю никогда...
Жизнь – лишь мостик узенький и зыбкий –
Путь из ниоткуда в никуда.
* * *
Душа зачерствела, иссохла,
как хлеба краюшка:
Уже бесполезна и вроде бы выбросить – грех...
И жалкою бродит она средь людей побирушкой:
«Подайте, кто может!»
Подайте ей слезы и смех,
Подайте надежду и веры хотя бы немного.
А впрочем, вполне подойдет
просто добрый совет.
«Подайте!» – она заклинает вас именем Бога...
(Вот только не помнит, бедняга, он есть или нет!)
Страданья не нужно, а светлой печали, пожалуй,
Чуть-чуть не мешает –
все средства сейчас хороши.
Случайный прохожий, душе-побирушке пожалуй
Хотя бы частицу широкой славянской души!
Взгляни на нее – ведь она еще не безнадежна,
Цинизма и злобы еще не захлопнута клеть...
«Подайте, кто может!»...
Подайте!
Ужели так сложно
Уставшую душу душевным теплом отогреть?!
* * *
Ни страстей, ни впечатлений ярких
Мне уже не нужно, милый мой.
Ведь Судьбы сомнительных подарков
Было в жизни, в общем-то, с лихвой.
Головокружительные взлеты
И довольно жесткие пинки:
От дорожки к трапу самолета –
В бедность – до протянутой руки.
Впрочем, я утрирую, конечно,
Гонор демонстрируя и прыть.
Я шучу всего лишь, друг сердечный…
Видишь, я еще могу шутить.
Я не разучилась улыбаться:
И мила улыбка, и легка…
Но совсем не так, как в восемнадцать
Скалят зубы после сорока.
И все чаще хочется покоя,
Ну, хотя бы мира для души.
Слушай, я тебе секрет открою:
Поселиться б где-нибудь в глуши,
Где цветет черемуха весною,
А зимой – сугробы до окна…
Если хочешь, поезжай со мною.
А не хочешь – проживу одна.
Стану каждый день встречать закаты
Где-нибудь на берегу реки.
И не помня горечи утраты
Буду по ночам писать стихи.
* * *
Эти четыре стены – мой дом и моя тюрьма –
Великолепный дворец и камера заключенья.
В этих стенах лакей и надсмотрщик лишь я сама,
В нужный момент принимая нужное воплощенье.
Эти четыре стены – и крепость моя, и склеп –
Благословенный приют… скорее, – моя могила.
В этих стенах зазвучал мой голос и здесь окреп,
Здесь милосердной бывала ложь;
здесь мне жизнь постыла.
Эти четыре стены знают все обо мне.
Я их порой ненавижу, они меня – тоже.
Стены предложат другие в чужой стороне…
Как отрекусь от своих?
Разве сдеру их с кожей?!
* * *
Всё холоднее с каждым утром –
Упрямо тикают часы.
Уж не алмазом – перламутром
Мерцают капельки росы.
Слюдой ломается на лужах
Почти прозрачный, тонкий лёд…
Придёт еще не скоро стужа…
Но обязательно – придёт!
Еще скворцов крикливых стая
Не скрылась в тёплые края…
Ещё близка, как призрак тая
В тумане, молодость моя.
* * *
Исчезло ощущенье новизны,
А может, мы немного постарели.
Сомнений нет, кой в чем поднаторели,
Богатство добывая и чины,
Но что-то растеряли по дороге,
Должно быть, обронили второпях.
Вполне благополучны, но… убоги
Глядим с тоской в чуть выцветших глазах.
Нам скучно жить, нам все давно приелось.
Транжирим годы, счет теряя дням.
А если и не спится по ночам –
Виной души усталой омертвелость –
Бессонница виной, не вдохновенье.
Исчезло ощущенье новизны,
И разучились мы ценить мгновенье.
Самим себе мы стали не нужны…
Но разве в этом нашей нет вины?!
* * *
Часы, секундами шурша,
Вновь не дают уснуть.
В потёмках мается душа,
Постичь пытаясь суть,
Зачем пришла на этот свет,
Что выполнить должна…
Но не находится ответ…
И снова не до сна,
Пока за окнами заря
Не распугает тьму…
Не может быть, чтоб жили зря!
Хотя бы потому,
Что боль и радость, и любовь
Даются неспроста.
И как Судьбе ни прекословь –
Не избежать креста,
Что каждый до конца несет –
Ни бросить, ни отдать:
Кому-то – новый переплет,
Кому-то – благодать…
Хоть кто-то разгадал секрет:
Зачем живем?!
Уже рассвет…
* * *
Эфемерным дымком сигареты
Тает жизнь: за закатом – рассвет…
Мы напрасно искали ответы
На вопросы – их попросту нет.
Всё, что так волновало когда-то
Через годы не тронет души…
Растворяются в памяти даты…
Только осень дождями шуршит.
Отгорят и сомненья, и страсти…
Журавли соберутся в полёт…
Время лечит от горя и счастья.
«Всё проходит… И это пройдёт!»
* * *
Пить хмельной и душистый янтарь винограда,
Созерцая безлюдное море и скалы…
Что для полного счастья, скажите мне, надо?!
Разве это не рай, что так долго искала?
Утопивши в шезлонге уставшую спину,
Наблюдать с восхищением как совершенны
Над волнами взлетают, играя, дельфины,
Плавниками взбивая курчавую пену.
Слушать чаек оркестр и соло прибоя,
С наслаждением соленые брызги вдыхая,
И глядеть как до рези в глазах голубое
В синь небесную море перетекает.
И лелеять в душе ощущенье покоя,
Что за все треволненья досталось в награду.
Принимая судьбу быть в согласии с собою…
Это полное счастье. Полнее не надо.