Форма входа
Вячеслав Иванович Козлов
(1936-2016)
Погода на сегодня
Еще так долго до уюта!
Крепись, озябшая душа.
Заторы в заводи кроша,
С низовий ветер дует круто
И сносит плесень с камыша.
Какой подъем у поворота!
Но нет сомнений у судьбы,
Уж если нам достичь чего-то:
Работать до седьмого пота,
И плесень жизни гнать в болото.
Есть траектория полета.
Нет траектории ходьбы.
* * *
«Не сыпь мне соль на рану»
Студент и парикмахер,
Шахтер и хлебороб
Сегодня новый шлягер
Восприняли взахлеб.
Добрынина не стану
Корить за скорбный вид.
«Не сыпь мне соль на рану…» –
Он правду говорит.
Не сыпь! Хоть ран не мало.
(Поменьше б хоть на треть!),
Но рана – ведь не сало,
Чтоб соли не жалеть.
Не сыпь! Прошу с поклоном.
Хоть соль и стоит грош,
Глядишь и по талонам
Ее ты не найдешь.
Не наводи туману
На свой и мой плетень.
Не сыпь мне соль на рану.
Оставь на черный день.
* * *
Родное поле
Если ляжет тревога на плечи
И нарушит душевный покой,
Только край меня отчий излечит
Синевой и дорогой степной.
Теплый дух золотого массива,
Силу в сердце вливаешь не ты ль?
Тут босыми ногами месил я
Ноздреватую, тонкую пыль.
И пшеница на фоне заката,
Чуть не тычась усами в плечо,
Все шептала: «Останься. Куда ты?»
И дышала в лицо горячо.
Я колосья взволнованно гладил
Возле с детства знакомой межи,
И печаль постепенно отвадил
От болящей поникшей души.
Распрямилась, уже не терзаясь,
Потянулась к померкшему дню.
Недоверие, хворость и зависть
Подрубила она на корню.
Мне не надо ни плакать, ни клясться,
Лишь отцовской земле поклонюсь...
Как подсолнухи к солнцу стремятся.
Так я к полю родному тянусь.
* * *
Ты не ищи в себе виновника,
Когда судьба твоя горька.
Спустись к реке, к кустам шиповника,
Попей воды из родника.
Послушай свист крыла вороньего,
Вглядись в движение воды.
И нет уж звука постороннего.
И нет предчувствия беды.
Пройдет твое ожесточение.
Бросаться в омут не спеши.
О, мир природы! Ты спасение
Для потревоженной души.
* * *
Вячеслав Козлов с отцом в родной Снигирёвке.
Наследство
Сердце плачет по дальним картинам,
Сердце плачет по дальней росе...
Был я в детстве такой же, как все, –
Непослушным, но ласковым сыном.
Обелисков седые следы...
Без отца довелось мне несладко,
Над моею над детской кроваткой
Он закрыл амбразуру беды.
Но оставил в наследство отец
Мне дождями размытую балку,
И застенчивую фиалку,
И задумчивый Ингулец.
И с рыжинкою тихое поле,
И скворцов – музыкантов весны,
И зеленое буйство листвы,
На весеннем открытом раздолье.
И ромашки, и травы в саду,
Тонкий трепет акаций в июне,
И с наследством таким – вечно юный,
Я, счастливый, по жизни иду.
Вон акация тянется ввысь,
Моего она помнит отца.
Без него продолжается жизнь,
И не будет той жизни конца.
Чье-то вновь начинается детство...
Я наследством отцовским богат.
Мне бы только вдыхать аромат
Той земли, что досталась в наследство.
Мне бы только трудиться на ней
До седьмого, до ярого пота.
Пусть приносит нам счастье работа
И земля расцветает щедрей.
* * *
Умирает малая река
Как медсестры, эти облака
Остужают жар глухого лета.
Умирает малая река.
Не река, а полная калека.
Берега поникли у реки,
Опустились плечи у излучин.
Мертвые прибрежные пески –
Шелест их уныл и однозвучен.
Заболела малая река.
Рыбы нет, зато полно мазута.
Не река, а мутная тоска –
Ни отдохновенья, ни уюта.
Лишь полынь глядит издалека,
Как плывут оранжевые пятна.
Нас поила чистая река,
И кормила нас она бесплатно.
Милый плес давно любовь унес,
И не суйся там, не зная броду.
Даже новоявленный Христос
Освятить не сможет эту воду.
А река красивою была!
Смотришь, словно в зеркало литое.
Человек! Она тебе дала
Счастье видеть землю молодою.
Ах, какие были здесь места!
Раньше эхо над рекой играло.
Нынче вместо эха – пустота.
Никакого отзвука. Пропало.
Как медсестры, эти облака
Наклонились над сожженной сушей.
Умирает малая река...
Только ли река?
А наши души?
* * *
Бродит август
Бродит август по желтой тропе.
Сеет август осеннюю грусть.
Как я рвусь своим сердцем к тебе,
Как я рвусь, как я рвусь, как я рвусь!
Не боюсь я молвы меж людьми,
От себя, от тебя не бегу.
Не могу без тебя я, пойми,
Не могу, не могу, не могу!
По ушедшему лету скорбя,
В синем небе плывут миражи.
Подскажи, как мне жить без тебя,
Подскажи, подскажи, подскажи!
В речке вижу я лик сентября,
Твоим голосом шепчет мне ночь:
«Не морочь ты мне голову зря.
Не морочь, не морочь. Не морочь».
* * *
Я целую твои глаза
На ресницах твоих слеза,
Затуманила даль голубую.
Я целую твои глаза,
Я ладошки твои целую.
А слеза была солона,
Видно, где-то беды касалась.
Пью губами ее до дна,
Чтобы горечи не осталось.
А ладошки твои нежны,
Как трава на лугу в апреле,
Их касаясь, хочу весны,
Чтоб тебя обошли метели.
Бьется пульс, как в мае гроза,
То зигзагами, то напрямую.
Я целую твои глаза,
Я ладошки твои целую.
* * *
Улыбайся, душа, улыбайся.
Если хочется плакать навзрыд,
Постарайся, душа, постарайся
Не размякнуть от мелких обид.
Улыбайся, душа, улыбайся.
Если даже так горько тебе.
Не сдавайся, душа, не сдавайся
В плен коварной и жесткой судьбе.
Улыбайся, душа, улыбайся
Даже той, что лишь боль принесла.
Постарайся, душа, постарайся
Не желать ей ни капельки зла.
Улыбайся, душа, улыбайся
Той березке, что в поле стоит.
Поправляйся, душа, поправляйся.
А душа все болит и болит...
* * *
Знак огня
Я, Стрелец, человек огня
Во Вселенной имею нишу.
Своему созвездью родня:
Им дышу, от него завишу.
Все расписано – день ко дню,
Все свершается очень просто.
Я подвластен всегда огню –
От рождения до погоста.
И небесный наставник мой
Мне негласно дает советы,
Как увидеть за сизой мглой
Прорастающие рассветы.
Потому так люблю зарю
И в душе свой огонь лелею.
Синим пламенем я горю –
Чистым пламенем сердце грею.
* * *
Никто не плыл за счастьем в Индию
Кого-то тянет в санатории,
Меня же – в отчие места.
Они подарят мне калории,
Что санаторным не чета.
Давно у отпуска в преддверии
Билетов дальних не беру.
Ведь у меня одно поверие –
Родным степям быть ко двору.
Местами пыльными, неброскими,
Где дрофы прятались в стогу,
Бегу за скифскими повозками
И за чумацкими – бегу.
Здесь до сих пор следы с подковами
Ношу я в памяти своей.
Хоть жизнь давно пошла по-новому,
Во мне – дыхание полей.
Я полон прежней жизни метками,
Я растворяюсь в них сейчас.
Я не залетный здесь. Я с предками
Всегда поддерживаю связь.
Я трав не мну своей рубашкою.
Ведь, может, то моя родня
Полынью горькой и ромашкою
Сейчас приветствует меня.
Быть может, с прадедом я Левкою,
А с не ромашкой говорю.
Повременю пока с путевкою,
Не профсоюз я. Не горю.
Из прародителей по линии
Я помню всех, пока живу.
Никто не плыл за счастьем в Индию.
И я туда не поплыву.
* * *
Родимые места
Балка. Речка. Наша хата.
Два знакомых деревца.
«Здрастуй, мамо, здрастуй тато», –
Повторяю без конца.
Наша хата. Речка. Балка.
Быть им вместе суждено.
«Здрастуй, мамо!» Только жалко,
Мама умерла давно.
Речка. Балка. Наша хата.
Сгнили доски у ворот.
«Здрастуй, тато!» Только тато
С той войны вестей не шлет.
Наша хата. Балка. Речка.
По воде плывет мазут.
Здравствуй, отчее крылечко,
Где меня давно не ждут...
* * *
Исповедь
Памяти матери – Ольги Тихоновны
Я снова здесь в своем родном краю,
Где ты мне пела песенку простую.
Я глажу фотографию твою
И каждую морщиночку целую.
Прости меня. Что раньше не успел.
Сейчас я с болью нахожу причины:
То заслоняла уйма разных дел,
То гости к нам, то чьи-то именины.
Спешил туда с букетами цветов,
Тебе лишь на ходу бросая фразу:
«Рубашку мне на завтра приготовь...»
… А рук твоих не целовал ни разу,
Прости мне, мама, занятость мою,
Ну, чем мне сухость искупить былую?
Я глажу фотографию твою
И каждую морщиночку целую.
Касаюсь нежно твоего чела,
Как родника, который силу дарит.
Природа иней в прядь твою вплела,
Но иней тот тебя никак не старит.
Небесная густеет синева,
И соком набухают георгины.
Воскресни, мама! Будь жива, жива,
И встреть, как прежде, на пороге сына.
Когда я был вдали от отчих мест,
Ты что ни день седела от разлуки...
Как я сейчас вбежал бы в наш подъезд,
Чтоб головой в твои уткнуться руки!
И лишь когда угас твой нежный луч,
Когда пришла та скорбная година,
Я понял, мама, как же был могуч
Твой подвиг, твоя жизнь – для сына.
Я прохожу по улице по той,
Где духовой оркестр оплакал драму.
Отпугивает дом наш пустотой,
Тот дом, где помнят и меня, и маму.
Вот камень под окном, обросший мхом,
Здесь пацаном встречал тебя с работы.
И здесь сказал суровый военком:
«Ваш муж... навеки... в списках третьей роты».
Далекий день припоминаю смутно,
Но все ж одно запомнил я навек:
«Не плачьте, успокойтесь, будет трудно,
Но главное, чтоб свет в душе не мерк».
… Я у берез подсвеченных стою,
Их свет, как мамин, жизнь дает вторую.
Я глажу фотографию твою
И каждую морщиночку целую.
За свет за тот, что в сердце мне влила,
Не знавшее уюта и покоя,
За то, что заслонила и спасла,
Оставшись до конца вдовою.
За то, что прочно на земле стою,
За доброту и нежность вековую,
Я глажу фотографию твою
И каждую морщиночку целую.
Небесная густеет синева,
И соком набухают георгины.
Воскресни, мама. Будь всегда жива!
И встреть, как прежде, на пороге сына.
* * *
Я иду, как охотник, по следу
Своих давних ребяческих лет.
Вот и завтра, наверно, уеду
В те места, где затерян мой след.
Денег мне на билеты не жалко,
Хоть и цены лихие окрест.
Но зато как приветствует балка
Мой, пускай и короткий, приезд.
Я кажусь себе здесь самоучкой,
Когда балкой иду к родникам.
Лопухом, чабрецом и колючкой
Она вновь припадает к ногам.
Мы от счастья ребячьего глохли,
Находя в этой балке уют.
Только вот родники пересохли
И из них уже воду не пьют.
И пасутся здесь козы, не кони,
Как в далекие наши годы,
На загривке коней тех ладони
Не положим уже никогда.
Не поедем купать их на речку,
Не увидим вдоль плесов камыш.
И давно уж разобрана печка,
На которой варился кулиш.
Лишь акация ветками тычет
В мироздания купол глухой.
И откуда-то мама все кличет:
«Нагулялся – пора и домой».
Я бегу по ухабам и ямам,
Никогда я понять не смогу,
Что и светлое детство и мама
Где-то там – на другом берегу.
* * *
Вечный зов
Шумят ветра над Ингульцом.
Не пахнет в воздухе дождями.
Боюсь ударить в грязь лицом
Перед родными берегами.
Я не махнул на них рукой,
Я не сбежал от них далече.
Так много связано с рекой,
Что рад всегда я новой встрече.
Ловил я в речке окуней,
С баржой на скорость состязался.
И отзвук тех веселых дней,
Как вечный зов, во мне остался.
Росло там дерево одно
На тихом пожелтевшем склоне,
Где я с девчонкой пил вино
И целовал ее ладони.
Сидели близко от воды,
Прижавшись, чтоб не затеряться.
Лишь отсвет гаснущей звезды
Напоминал: пора прощаться.
Я до сих пор на склоне том
Хожу у дерева кругами.
Шумят ветра над Ингульцом.
Любовь не вымыта дождями.
* * *
Утирает осень слезы
Носовым платком тумана.
У кого-то в сердце – розы,
У меня живая рана.
Рыщет ветер, как проказник,
По углам глухого стана.
У кого-то в сердце – праздник,
У меня живая рана.
Желтый лист – зимы предвестник
К звукам чуток, как мембрана.
У кого-то в сердце песня,
У меня – живая рана.
Солнце, сумрак и ненастье
Я приемлю без обмана.
У кого-то в сердце счастье,
У меня живая рана.
На ухоженном погосте
Бьется грусть о грань стакана,
Я пришел к сыночку в гости.
ОН – моя живая рана.
Начинают тучи стынуть,
Иней выполз на поляну,
До последних дней не вынуть
Мне из сердца эту рану.
* * *
Пишу, сынок, тебе на небо,
На то созвездье, где душа
Твоя без плоти и без хлеба
Грустит, былое вороша.
Грустит за всем за тем, что было,
Но что быльем не поросло:
Твой образ память сохранила,
Твой образ сердце сберегло.
Глядишь оттуда – издалека,
Слезы своей не оброня,
Мне без тебя так одиноко,
Как и тебе там, без меня.
Ты видишь старенькую грушу
У огорода на краю,
Я не твою тревожу душу,
Своей покоя не даю.
За то тревожу и калечу,
Что эта выпала беда
И что тебя уже не встречу
Я в этой жизни никогда.
Я полон сумерек и дрожи
И хоть душа твоя парит,
Мне метр земли всего дороже,
Где прах твой праведный лежит.
Все получилось так нелепо
И в муках замерли уста.
Пишу письмо тебе на небо,
А сам рыдаю у креста.
Как часть души – твоя могила,
Пусть будет в ней тебе тепло.
Твой образ память сохранила,
Твой образ сердце сберегло.
* * *
Афганец
Одни бранят, другие бьют поклоны.
Добро и зло бросают на весы.
Чужого Министерства обороны
Ношу в себе две пули, две осы.
Их полный улей был в Афганистане.
Смертельно жалил тот свинцовый рой.
К двум орденам привез домой по ране,
Но, слава богу, все-таки живой.
Мне часто снятся духота в Кабуле,
Мои друзья, желанная вода.
Прости мне, мама, те чужие пули,
Что твой покой отняли навсегда.
Да, в ту войну во мне единоверца
Хотел найти давно покойный вождь.
Но он не знал, как могут ныть два сердца –
Мое и мамино – под мелкий-мелкий дождь.
Я, как барометр, чуток к непогоде.
Иду, шатаясь, не хватает сил.
И горько слышать, как шумят в народе:
«Опять афганец лишнего хватил».
Да, лишние две пули, две осы,
Ношу у сердца (клясть свою судьбу ли?)
И катятся, по пулям две слезы,
Скупы, как льготы выжившим в Кабуле.
* * *
О красоте судить ты волен…
О красоте судить ты волен
По фрескам, женщинам, цветам.
А мне вот голос колоколен
Всего превыше по утрам.
Проснулась скифская могила,
Трава колышется едва.
И в звоне том какая сила,
Что меркнут лучшие слова.
Ты говоришь: «Зачем он нужен,
Тот звон, что был забыт уже?»
Собор, служивший для конюшен,
Теперь возносится в душе.
Я сын такого поколенья,
Что все свергало навсегда.
Ах, наша Книга Откровенья.
Страшнее Страшного суда.
Пусть человек не будет болен,
Издерган, выжат, как лимон.
И пусть несется с колоколен
Объединяющий нас звон…
* * *
Памяти учителя математики
Он в классе был всегда, как дома,
Войдет, легко прикроет дверь…
Бывает страшной аксиома
О невозвратности потерь.
Был математик он, а значит,
Поступкам нашим вел учет.
Учил он нас решать задачи,
Что жизнь приносит каждый год.
Мол, жизнь – такая теорема,
Где докажи себе сполна.
И катет множил он на время,
В которое жила страна.
Учеников взрослеют лица,
Смолкает говор озорной.
Им каждый раз учитель снится,
Не похороненный – живой.
Пусть жизнь идет. Он будет с нами.
Везде его ученики,
И снова воскрешает память
Его слова, его шаги…
* * *
Стоят цветы на подоконнике...
Стоят цветы на подоконнике,
Благоухают и цветут.
К тебе опять пришли поклонники,
А завтра новые придут.
А я руками галстук тискаю,
И сердце – словно в клетке зверь.
Вчера была такою близкою,
Чужою кажешься теперь.
Такой далекой и ненастною,
Такой вечерней и глухой,
Что жизнь вся кажется напрасною,
Какой-то вздорной чепухой.
Печаль взошла на подоконнике
В цветах кровавое пятно.
И наши чувства, как покойники,
Ждут отпевания давно.
Но только музыка прощальная
Никак не хочет заиграть.
И ты, как зона аномальная,
Где ничего нельзя понять.
Твои расходятся поклонники
И ты не смотришь им вослед.
Я, как цветок на подоконнике,
Опять выбрасываю цвет.
Я оживаю ненавязчиво,
Я буду до небес расти…
Прости меня, ненастоящего,
И настоящего прости.
* * *
… А мне волненья не унять,
Когда я думаю о встрече.
Ах, как мне хочется обнять
Твои беспомощные плечи!
Есть чувства нить. Она тонка.
Ее не сменишь на другую.
Всю жизнь я буду ждать звонка:
«Спеши! Соскучилась! Целую…»
* * *
Книги стихотворений Вячеслава Козлова
Разлука
Ну вот и все. Последняя звезда
Закрыта пеленой тумана.
И ночь пришла негаданно-нежданно,
И в ней мы потерялись навсегда.
Как птица на морозе, я теперь
Теплом воспоминаний согреваюсь.
Под снегом чувств еще найти пытаюсь
Зерно любви, а не полынь потерь.
Полынь горчит досадою утрат,
Зерно горит калиною багрово.
Я без тебя, как человек без крова,
Но мне любви не надо напрокат.
Она со мной. Трепещет, как афиша
Театра, чьи гастроли позади.
И горьких дум осенние дожди
По сердцу лупят тише, тише, тише…
* * *
В старинном городе Тернополе
Колокола соборов бьют,
Роняют желтый лист свой тополи
И новой молодости ждут.
И я сквозь грусть и расстояния
Роняю нежные слова,
Чтоб боль унять от расставания
И знать, что молодость жива.
Я рву с давнишними привычками.
Я против них восстал горой,
Веду беседу со смеричками,
А мне все кажется с тобой.
Я не кляну судьбу мятежную.
Но и страдая, и любя,
Зову тебя, такую нежную,
Такую близкую – тебя…
Диалог поэтов: Вячеслав Качурин и Вячеслав Козлов